Американские горки итальянских викингов

[Gaenkelti 115]

Предисловие

Моя история завоевания ачивки Faster than the fox завершилась после Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое. , когда северяне с Фарерских островов наконец-то завоевали Сицилию, Мальту и юг Италии, создав королевств Сицилия. Казалось бы, на этом можно успокоиться, но ведь что-то было дальше. Ни род, ни страна, ни окружающий мир никуда не делись и время не остановилось. Впереди ещё могло случится много интересного. Поэтому я продолжил игру и... не то чтобы пожалел, но впереди и правда случилось много интересного. 

 

На всякий случай напомню мой подход к прохождению любых игр серии CK (а играл я ещё с первой части): я не играю чтобы выиграть и не выстраиваю развитие персонажей ради завоеваний и укрепления державы. Я стараюсь соблюдать особенности эпохи, считаться с нормами действующей религии, а также с личными чертами персонажей. Если мой правитель оказывается добрым и неамбициозным, я не должен захватывать всех направо и налево, казнить, пытать и заниматься прочими увлекательными делами игроков в "Крестоносцев". Неамбициозный и спокойный правитель означает, что я не воспользуюсь теми возможностями, которые в принципе доступны для расширения владений или укрепления власти. Если мой правитель достаточно набожный, я тоже могу объяснить какие-то его действия (даже невыгодные с точки зрения игрока) именно религиозными соображениями. Также если мой персонаж - любящий отец (а обычно так и бывает), то я не выдам дочь или сына за кого-то с неприятными чертами или даже просто с некрасивой внешностью, даже если он - очень выгодная партия. Кроме того, я не сосредотачиваюсь только на своём персонаже и его семье - стараюсь обращать внимание на придворных, выдавать их замуж, обучать их детей, выращивая себе хороших советников или рыцарей. Я нередко могу держать при дворе и в должности даже персонажа с плохими чертами и способностями, потому что он, допустим, в хороших отношениях с кем-то влиятельным или является чьим-то родственником, которого я хотел отблагодарить заботой о его отпрыске. Я могу втянуться в войну невыгодуню для меня практически, следуя предполагаемым личным интересам персонажа или кого-то из его семьи, приближённых, подданных. Вполне могут возникнуть и другие ситуации, невыгодные для меня как для игрока, но удобные для, своего рода, сторителлинга. 

 

Иногда я могу выдумывать события и обстоятельства для описания хода игры, для объяснения решений, которые не заданы игрой непосредственно, а также события и обстоятельства социально-экономического характера, которые в игре почти не происходят и отражаются разве что в виде модификаторов на территории графств. 

 

Опять же, всё это может приводить к невыгодным для меня как игрока послетсвиям, но я играю не ради выгоды, а чтобы моя игра была похожа на мою версию реальной истории, где почти ничто не бывает вечным и незыблимым - границы, государства, политические устройства, страны и династии.

 

Итак, после этого вступления, перехожу к тому, что случилось с фарерскими северянами в Италии, после того как Мартин Наддор завершил завоевание южной Италии. О начале этой истории, о том, как фарерские викинги оказались на берегах Средиземного моря и подчинили Сардинию, Сицилию и южную Италию вы можете прочитать в Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое. описании кампании.

 

Cицилия и южная Италия под властью дома Наддор

 

Герб королевства Сицилия

Герб дома Наддор

 

Король Мартин Наддор и его жена королева Аврора

 

Второй период правления короля Мартина

 

Сицилийское королевство, созданное 2 мая 1023 года, к 1034 году включило все земли южной Италии от Гаэты и Кассино на севере до острова Мальта на юге. Сицилийское королевство под властью дома Наддор стало силой, с которой пришлось считаться всем правителям Европы и Африки. 

 

Однако, новое королевство имело множество трудностей, с которыми сталкивались многие раннесредневековые государства. 

 

Прежде всего новое королевство состояло из земель, населённых представителями разных культур: ломбардской – в большей части италийского полуострова, сицилийской Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое. в западной, северной и центральной Сицилии, в графствах Бари, Россано и Реджо, а также греческой – в юго-восточной Сицилии и в графстве Лечче. Большинство исповедовало христианство католического обряда, кроме графства Лечче, Мальты и Сиракуз, где продолжало доминировать православие. Многие подданные и знать лобмардской культуры были недовольны властью короля-северянина, который продолжал пользоваться преимущественно родным языком.

 

Даже внешний вид короля Мартина, большинства его придворных и его воинов контрастировал с внешностью, привычной для местных жителей. Это хорошо видно по портрету короля Мартина и его жены, местной аристократки Авроры. Северяне по-прежнему носили длинные бороды и по-своему их заплетали. Их одежды отличались расцветкой и орнаментом, характерными для жителей Скандинавии. Даже военное снаряжение и методы боя, которые принесли с собой северяне, резко контрастировали с тем, что привыкли видеть обитатели южной Италии. Именно сила, опыт и ярость варяжских ветеранов, которых ярлы из дома Наддор постоянно держали при себе, обеспечили им завоевание сначала Лангедока, потом - Сардинии, Сицилии и южной Италии. 

 

В Лангедоке, который стал своеобразной базой северян на берегах Средиземного моря, давно произошло смешение культур - местные каталонцы и окситанцы и раньше сосуществовали с чуждыми им по вере и культуре мусульманами юга Испании. Северяне с Фарерских островов просто дополнили этот своеобразный культурный "суп", но не изменили здешние порядки принципиально. Другой была ситуация в южной Италии, где местные жители и знать, даже побеждённые в открытом бою, оставались враждебны к своим завоевателям. 

 

Королева Аврора некоторе время ещё сглаживла это противоречие, фактически служа «мостиком» между королём и местной аристократией югоа Италии. Она была также фактически главной советницей короля и внушала ему самые здравые идеи об управлении королевством, сдерживая от необдуманных поступков и высказваний.

 

Но 14 августа 1037 года она умерла. Для самого Мартина, его детей и всего двора это было большое горе. Кроме того, исчез и важный фактор, смягчающий отношения между северянами и знатю юга Италии. Королева Аврора также ловко смягчала конфликты внутри королевской семьи. Старший сын и наследник Мартина, принц Иаков Наддор, который до сих пор был послушен отцу, стал от него постепенно отдалятся. Они оба были истово верующими, преданными католиками, искренне соблюдали все положенные обряды, но Иаков был более капризен и нетерпелив, в то время как Мартин – более спокоен. Иаков стремился распространять христианство дальше и обращать язычников Африки, а Мартин больше думал о том, как укрепить власть рода Наддор в новом королевстве.

 

Мартин и Аврора хотели выбрать Иакову жену с учётом политических выгод, а Иаков считал, что сам лучше решит, кто годится ему в жёны.

 

Вскоре после смерти матери, Иаков рассорился с отцом и женился на шведской паломнице Маэр, что вызвало страшный скандал. Кроме неравного брака это было ещё и вопиющее непослушание воле родителей. Все ломбардские и сицилийские феодалы, признававшие власть короля Мартина, почувствовали в этом признак его слабости - король не может добиться послушания даже от собственного сына. Способен ли он править королевством?

 

Король Мартин хотел изгнать Иакова за пределы королевства, потом велел ему только удалиться в бедное графство Россано, а в 1042 году, понимая, что не имеет лучшей кандидатуры, отдал ему герцогство Беневенто и позволил жить там с новой женой.

 

Но Иаков очень скоро стал жертвой феодальной войны, которую начала против него герцогиня Калабрии и графиня Козенцы Гисо Албоининг. Она объявила претензии на титул герцога Беневенто, которым владела её династия с 975 года. Когда герцогский титул удерживал король, на него не смели посягнуть, но в Сицилийском королевстве феодалы имели право воевать друг с другом, в том числе по династическим претензиям. Кроме того феодалы считали, что Иаков в королевской опале и король не вступится за него. Через несколько месяцев против герцогини Гисо выступил граф Иоанн Гуру Араго, правитель Бари, который выдвинул претензии на соседнее с его владением графство Стиглиано, которое было под сюзеренитетом герцогини. Так юг Италии в 1042 году охватила междоусобная война.

 

Король Мартин оставался в Монпелье, где была и столица нового королевства – за морем от собственно итальянских земель. Он считал, что это будет полезно для его непослушного сына – пострадать в мелких войнах и почувствовать, каково это быть правителем.

 

Вниманием старого короля завладел тайный советник грек Ипполит, человек блестяще образованный, общительный и добрый на вид, но безжалостный и жестокий в глубине души. Он тайно работал на византийского императора, считая, что внутренние войны и распри феодалов будут поддерживать Сицилийское королевство слабым и обеспечат будущий реванш византийцев на Сицилии.

 

Самого короля больше беспокоила проблема наследства графства Узес в состве герцогства Лангедок. В 968 году оно было пожаловано Бернату Гиллему Ургеллу, каталонскому рыцарю и полководцу на службе ярла Ингольфа II, оставаясь с тех пор под властью дома Ургелл. Но у старого графа Бермонда Ургелла не было законных наследников-мужчин, а его старшая дочь Маркиза Ургелл унаследовала графство Нортумбрию и была вассалом короля Альбы. Унаследовав Узес, она перевела бы эту землю в состав королевства Альба.

 

Похожее уже случилось с графством Безье, которое входило в состав Лангедока, потом стало независимым, потом снова приняло вассалитет благодаря Ингольфу II, отцу Мартина но после смерти от оспы графини Мунии Галинда из-за сложных местных законов наследования перешло в состав сильного герцогства Барселона.

 

В 1044 году в Мессине вспыхнула эпидемия «сицилийской чахотки», которая быстро распространилась на Сиракузы, Реджо, Россано, Салерно и Неаполь. А из Папской области пришла эпидемия «Оспы Берты», которая поразила Капую и Козенцу.

 

В мае 1044 года дочь короля Мартина, Магдалена, которая была выдана замуж за герцога Оверни Рене Жуэнна, пожаловалась отцу в письме, что её супруг – садист, который терроризирует двор и она сама не чувствует себя в безопасности.

 

Герцог Рене был готов стать вассалом короля Мартина благодаря династической связи, но король Мартин внял просьбе дочери и вступился за неё. Возник дипломатический скандал, в котором оказалась замешана и церковь, потому что король Мартин считал возможным устроить развод Рене с Магдалиной, чего церковь не одобряла. 

 

В итоге церковь не дала развод, союз между герцогством Овернь и королевством Сицилия был расторгнут, король Мартин и герцог Рене стали врагами, а принцесса Магдалена вернулась в Монпелье, где продолжала именоваться «принцессой Сицилии и герцогиней Оверни». При этом формально она оставалась замужем за герцогом Рене.

 

Король Мартин, как и герцог Рене по характеру склонный к жестоким и садистским решениям, не добившись развода, стал составлять заговор с целью убийства мужа своей дочери, чтобы освободить её от брачных уз.

 

Таково было положение: король в своей столице успокаивал дочь и планировал убийство зятя, в Италии бушевали две эпидемии, а ещё продолжалась война между герцогами, в которой одним из участников был наследником престола.

 

Многим казалось, что король в Монпелье занят делами, которые совершенно не касаются итальянских земель королевства. 

 

В 1044 году придворный герцога Тулузы Жуфре получил во владение графство Вивьер, на берегу Роны, по границе с владениями короля Мартина в Лангедоке. В 1045 году после смерти герцога Тулузы Симона «Миротворца» граф Жуфре стал независим и король Мартин завязал переговоры о возможности его мирной вассализации.

 

2 мая 1045 года, пока эти переговоры продолжались, король Франции Родульф II Влаандерен, внук короля Мартина от его дочери Цецилии, объявил войну герцогу Оверни Рене Жуэнну в поддержку прав на Овернь графа Сигизмунда Форез-Ферюса, правителя графства Форез.

 

Король Мартин с охотой поддержал объявление войны своему врагу герцогу Оверни. В Монпелье была созвана армия, во главе которой встал придворный полководец Манфреди Стурцо. В августе она отправилась на север, поскольку войско герцога Оверни осадило замок Гарндмонт. Многие итальянские феодалы - сицилийцы и ломбардцы, которые были в этой армии, считали войну короля Мартина чуждой своим интересам. Немало из них, выполнив формальное требование явиться под королевские знамёна, через некоторое время вернулось в свои владения. 

 

Тем временем граф Вивьера Жуфре получил предложение и от короля Франции, которое и принял, оставив, в конце концов, сицилийское предложение без внимания. Это также было сильным видимым поражением короля Мартина, которое не прошло мимо внимания его подданных.

 

Тем не менее, король Мартин продолжил помогать своему внуку и сицилийские войска участвовали в осадах крепостей Оверни, помогали армии французского короля при Карлате, когда с обеих сторон сражалось около 10 тысяч воинов, но в 1047 году в южной Италии и на Сицилии началось восстание православных, в большинстве – греков, которые ещё помнили византийскую власть и сохраняли верность императору, а больше – православному патриарху, полагая, что само пребывание под властью католического монарха обрекает их души на вечную смерть.

 

Король Мартин был вынужден вывести войска из Франции и отправить их на подавление восстания в Сицилию. Пока армия совершала переброску в Италию, повстанцы взяли Мессину, 29 мая 1048 года.

 

После этого повстанческая армия перебралась в центральные области Сицилии, а королевские войска осадили Мессину. Повстанцы стали собираться для контрудара и 23 сентября 1048 года при Мессине состоялось решающее сражение. Повстанцы после упорной битвы были разгромлены, а их лидер Элиа был взят в плен. 1 октября в Монпелье состоялась его казнь.

 

В это время южную Францию и северную Италию охватила новая эпидемия «простуды Комгана» - формы гриппа, занесённой из Ирландии, от которой уже пострадали Франция и северная Италия. Болезнь охватила также и столичный Монпелье. Король Мартин старался оказать помощь подданным и даже открыл для них королевский двор.

 

Сооружённые в Монпелье гостинницы для пилигримов, которые содержались за счёт казны, были открыты для заболевших, превращены в импровизированные лечебницы.

 

Всё же мер, принятых в королевстве, с учётом знаний о медицине того времени, было принято недостаточно. «Простудой Комгана» стали болеть и придворные. В ноябре 1048 года от неё умер тайный советник Ипполит, который имел большое влияние на короля и был главным проводником византийских интересов в Сицилийском королевстве.

 

Мартин Наддор оказался под влиянием блестяще образованного епископа Гилема Гальцера Кастеллбо, катаолнца, который обучался во Франции. Даже простейшие его рассуждения и умозаключения потрясали жестокого, но доверчивого и даже в чём-то по-детски наивного Мартина. При этом Гилем действительно был отличным мыслителем и превосходно понимал логику. Он давал мудрые советы и старался отвратить короля Мартина от войны во Франции. Но власть Гилема продолжалась недолго.

 

В декабре 1048 года король Мартин заразился гриппом и вскоре почти не мог встать с постели от появившегося из-за болезни бессилия.

 

Срочно найденный врач, северянин Гудмунд Смир, оказался опытным специалистом, но болезнь Мартина уже зашла далеко и он не мог ничего сделать, кроме облегчения симптомов.

 

11 апреля 1049 года король Мартин I Наддор, основатель сицилийского королевства, умер в возрасте 65 лет. Хотя он страдал от гриппа, в большей мере причиной смерти стала старость, а болезнь только усилила плохое состояние организма.

Изменено 26.09.2024, 22:30:36 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Правление короля Иакова Наддора

 

Король Иаков Наддор

 

 

Королю Мартину наследовал его старший сын Иаков Наддор, названный в честь сына библейского патриарха Авраама.

 

Иаков родился 8 апреля 1008 года. С 13 лет его отправили на воспитание и обучение в королевство Италию, которое тогда занимало северную и частично центральную части италийского полуострова.

 

Иаков воспитывался под опекой короля короля Италии Алессандро (976-1022). Но это был только номинальный воспитатель. Настоящим воспитателем был герцог Симеон Бар (998-1040), правитель Ломбардии, «сердца» италийского королевства, тайный советник короля. Герцог Симеон был очень опытным политиком, хитрым и коварным человеком. Благодаря нему итальянский двор стал местом, где ничего нельзя было загадывать на следующий день и каждый мог в мгновение ока потерять свою позицию, власть и привелегии. В конце концов в этой борьбе «сгорел» и сам герцог Симеон.

 

Таким образом, Иаков рос в атмосфере придворных интриг, хитрости и коварства, постоянно чувствуя угрозу стать жертвой заговора.

 

Но, поскольку  Иаков должен был воспитываться как воин, он рос в убеждении, что разрубит любой «гордиев узел» своим мечом, если потребуется. Он не очень любил уроки, занятие грамматикой, арифметикой, историей и географией, зато любил воинские упражнения и с упоением читал биографии Плутарха, работы Ксенофонта, «Анабасис» Арриана, «Записки о галльской войне» Цезаря, обращая внимание только на описание боевых действий.

 

Как и отец, он рано проникся настроением истовой христианской веры и в юности мечтал распространять её на острие своего меча. Он видел себя «христианским Александром», который так же будет нестись во главе своей конницы, сокрушая армии врагов Христа. 

 

При этом Иаков рос капризным, своевольным и избалованным, глядя на пример своего воспитателя, который всегда был готов нарушить слово и преступить клятву. Иаков презирал италийский двор за порочность и развращённость, но сам был очень эгоцентричным и бесчестным, подчиняясь собственным переменчивым желаниям и капризам как чьей-то абсолютной воле.

 

Во всём, что не касалось его интереса к военному делу, он проявлял леность и считал, будто настоящий король и воин должен вести себя так же – заниматься только войной или подготовокой к войне.

 

Когда Иаков вернулся к отцу, тот похвалил его знание христианских обрядов, молитв, за знание латыни, но очень скоро юный принц стал конфликтовать с отцом и едва ли не был изгнан.

 

Иаков, однако, пользовался всеми привелегиями положения принца, выбрал себе жену и надеялся завести с ней сына, которго хотел воспитать по своему образу.

 

Когда же король Мартин доверил Иакову герцогство Беневенто, Иаков, считая себя опытным политиком, немедленно ввязался в ссоры местных феодалов, организовал убийство Ламберта Албоининга, имевшего права на Беневенто, чем настроил против себя всех его родственников и зависимых от них людей в южной Италии.

 

Герцогиня Калабрии Гисо Албоининг обвиняла Иакова в убийстве и начала против него войну, пытаясь отнять герцогство Беневенто. Иаков почти всё своё правление в южной Италии провёл в седле, ведя эту войну, пока не получил корону.

 

Приняв власть во время осады замка Россано Иаков даже не приехал к смертному одру своего отца.

 

Он подтвердил обязательства в войне против Оверни на стороне короля Франции, но велел войскам, сражавшимся на юге Франции, отправить к нему в Италию подкрепление.

 

Кроме войны с герцогиней Калабрии, Иаков был озабочен судьбой своего единственного ребёнка – Гудрун, которую объявил принцессой и наследницей Италии.

 

Она заболела каким-то недомоганием неясной природы и придворный врач Гудмунд Смир не смог облегчить её симптомы. Девочке вскоре стало только хуже и скорый на расправу Иаков обвинил во всём врача Гудмунда, которого бросил в темницу, обвинив в том, что он намеренно «залечил» наследницу.

 

28 ноября 1049 года принцесса Гудрун умерла и король Иаков был совершенно убит горем. Неделю он только беседовал со своим духовником, молился и почти не принимал пищи, кроме хлеба и воды.

 

Младший брат Иакова, принц Сальвадор, заболел «простудой Комгана» при дворе в Монпелье, но поправился, за что Иаков его возненавидел – он посчитал несправедливостью то, что его дочь умерла, когда его брат выжил. Теперь он, а не покойная Гудрун, считался наследником престола Италии и это ещё больше раздражало Иакова.

 

Война в Калабрии продолжалась до конца 1050 года, когда войска Иакова взяли замок Реджо и оккупировали, таким образом, всю территорию владений мятежной герцогини Гисо Албоининг. 

 

Замок Реджо пал 29 декабря, а 31 декабря герцогиня Гисо капитулировала.

 

Король Иаков принял её капитуляцию и только тогда отправился в Монпелье, склонив голову над могилой отца и формально приняв власть в столице.

 

Однако годы жизни в Италии научили Иакова, что власть невозможно удержать, если правитель лично не будет находиться в землях, которыми владеет. Фактическая столица в Монпелье казалась слишком неудобной.

 

10 февраля 1051 года новой столицей королевства Сицилия был объявлен Салерно. Двор Иакова и все королевские учреждения, располагавшиеся в Монпелье, теперь перебрались в Италию.

 

Однако Салерно не понравился Иакову, а кроме того король очень скоро получил просьбу от ломбардцев, переселявшихся из северной Италии. Они просили дать им право заселить графство Салерно, опустевшее после недавних войн, принести с собой свои знания, ремесло, а также деньги своей знати. Король Иаков послушал просьбу и согласился отдать переселенцам-ломбардцам Салерно, а их лидера, честного и храброго Нордеперта Гримуальдинга, назначил графом.

 

Сам же Иаков перебрался в свой замок Россано, который был его столицей ещё во время правления герцогством Беневенто. Россано – крепость, не столь подходящая для королевской жизни, как Салерно. Однако сам Иаков, христианский полководец, суровый, покрытый шрамами, видит эту крепость более подходящей резиденцией и его двор переезжает в огромную центральную башню крепости-столицы.

 

Так Сицилийское королевство сменило три столицы – Монпелье, Салерно и, наконец, Россано.

 

Уступку ломбардцам подданные сицилийского короля принялм за слабость и герцогиня Гисо Албоининг, недавно разбитая, снова объявляет действия короля несправедливыми, заявляя претензию на графство Россано. Она остаётся герцогиней Калабрии и всё графство Россано, формально принадлежащее этому титулу, должно находиться под её сюзеренитетом.

 

Король Иаков тут поступил, словно рыцарь, объявив, что признаёт обоснованность претензий герцогини Гисо, но настаивает на суде поедником. Если герцогиня права, Бог дарует ей победу, если же Бог на стороне владеющего графством короля, победителем будет он.

 

Перед всем двором сам Иаков вышел защищать свои права, в своих лучших византийских доспехах и с фамильным боевым топором знаменитой Ингеборги.

 

Герцогиня Гисо выставила за себя своего вассала, графа Гундо Лотарлинга, храброго человека, но более талантливого в политике и дипломатии, чем в боевом искусстве.

 

Поединок короля и графа выдался упорным, но Иаков показал всем, что остаётся превосходным бойцом, поверг графа Гундо и топором отстоял право на Россано.

 

Поступок Иакова был скорее поступком рыцаря, чем правителя, но он очень укрепил популярность короля в народе и в среде мелкой знати, которая высоко ценила личную воинскую доблесть.

 

С восшествием на трон Иакова, в королевстве Сицилия осталось всего три герцога – герцогиня Калабрии Гисо Албоининг, герцог Сицилии Кассио Витербо, герцог Апулии и Капуи Сальвадор Наддор, младший брат короля.

 

Иаков ещё будучи герцогом успел поссориться, вызвать ненависть или зависть многих феодалов королевства. Герцогиня Гисо желала взять реванш, а герцог Сальвадор, младший брат короля, человек безжалостный и стратсный, тяготился своим вассальным статусом и мечтал стать независимым правителем.

 

Очень скоро он и другие вассалы-герцоги королевства поняли свои общие интересы и составили заговор, согласившись добиться от Иакова независимости своих владений.

 

А сам Иаков составлял амбициозные планы. Его предки приняли христианство и создали христианское королевство, изгнав из южной Италии православных византийцев. Он видел свою задачу в дальнейшем распространении христианства.

 

Сначала Иаков мечтал нести христианство в Африку, но как раз перед его восшестивем на престол в 1048 году последний император Византии Вук Данилич Печ вынужден был отречься от титула под давлением восставших правителей Фессалоники и Никеи.

 

После этого никто не принял императорский титул. Фактически, Византийская империя прекратила существование.

Пеллопонес захватили мусульмане, ранее владевшие островом Крит. Правящая династия этих критских мусульман, Хафсиды, создала новый султанат со столицей в Навпакте.

 

Западную Грецию контролировала династия Геронтас-Пескопи, создавшая независимый деспотат.

 

Значительную часть островов Эгейского моря, северную и центральную Грецию, большую часть Фракии захватил правитель Кипра, Ставракис Маурозомис, также провозгласивший себя независимым деспотом.

 

Деспоты Фессалоник, Никеи, Понта и Эфеса контролировали западную и северную Анатолию.

 

В такой ситуации христианский католический мир увидел подтверждение ошибочности православной доктрины, но в то же время полагал, что необходимо помочь греческим христианам.

 

В обществе витали идеи борьбы за спасение Константинополя, за возрождение империи уже под эгидой христианского Рима. Об этом говорили многие священники в Сицилийском королевстве, об этом королю Иакову намекал папский легат при сицилийском королевском дворе. 

 

Вскоре король Иаков оставил свои мечтания про христианизацию Африки и решил вторгнуться на Балканы.

 

Однако положение внутри королевства оставалось взрывоопасным. Герцоги продолжали готовиться к выступлению против Иакова, намереваясь провозгласить независимость, что фактически привело бы к исчезновению единого королевства. При этом каждый из герцогов намеревался в будущем подчинить остальных, возложив корону уже на себя.

 

Их общее выступление отдаляли различные мелкие разногласия, особенно же действия молодого принца Сальвадора, который, не удовлетворяясь титулами герцога Апулии и Капуи, пожелал подчинить Салерно и начал войну с графом Нордепертом Гримуальдингом. Принц Сальвадор считал, что захват Салерно значительно усилит его, а потом он, получив независимость и лишив короны своего брата Иакова, снова создаст сицилийское королевство, но уже под своей властью, подчинив своих союзников – герцогиню Калабрии и герцога Сицилии.

 

Однако нападение на графа Нордеперта косвенно било и по самому королю Иакову, ведь именно он пожаловал Салерно этому ломбардскому графу и обещал защищать его как сюзерен.

 

Король Иаков попытался напомнить лордам, что это он является верховной властью в королевстве. Он приказал герцогу Сальвадору прекаратить войну, опираясь на своё королевское положение и напоминая о братских узах, о послушании, которое должны проявлять вассалы королям и младшие братья – старшим. Но принц Сальвадор ответил, что не поднимал оружие на короля и не оспаривает его власти, а воюет за земли, которые должны по праву принадлежать ему как герцогу Апулии.

 

Это уже было фактически открытым неподчинением королевской власти.

 

Тут король Иаков обнаружил, что фактически оказался в политической изоляции. Поддержки других влиятельных вассалов у него не было, а собственных сил для подавления принца Сальвадора было недостаточно. Кроме того, король Иаков был сильно смущён аналогией с Каином и Авелем. Подняв руку на брата, он считал бы себя Каином, в то время как Сальвадор непосредственно на него не нападал.

 

Граф Нордеперт остался один, против, казалось, сильнейшего врага, который владеет значительной частью Италии.

 

Граф Салерно Нордеперт Гримуальдинг

 

Однако принц Сальвадор поспешил и во время первого вторжения в Салерно вёл за собой войско, состоящее в большинстве из вчерашних крестьян, насильно набранных и плохо владевших оружием.А с графом Нордепертом были опытные воины, которые, кроме того, прекрасно знали родную землю. Они нападали на войско Сальвадора из засад, всячески ослабляли его, а крестьяне почти все укрылись за стенами Салерно, лишив чужую армию возможности пополнять припасы за счёт местных ресурсов.

 

Поэтому в открытых боях меньшее войско графа Салерно побеждало и герцог Апулии вдруг обнаружил, что терпит поражение. Он сам был тяжело ранен в одном из сражений и доверил командование армией своему вассалу, подесте Неаполя Одоакру, который, после нескольких поражений, взбунтовался против Сальвадора и теперь ему пришлось вести две войны – с Салерно и с Неаполем.

 

Тем временем в южной Италии продолжала распространяться «простуда Комгана» и многие местные жители были в таком страхе перед ней, что, поверив слуху о распространении болезни встающими из могил мертвецами, начали раскапывать могилы и заколачивать гробы, чтобы мёртвые не могли подняться.

 

Сам король Иаков поверил в это и дал согласие на вскрытие могил нескольких знатных людей, чтобы успокоить народ.

 

Также король позволил практиковать флагеллянство, поскольку его сторонники верили, что самобичевание усмиряет плоть и показывает смирение перед господом, который и послал болезнь в наказание.

 

Однако болезнь продолжалась и в начале февраля 1053 года от неё умерла сестра короля, элемозинарий (королевский раздатчик милостыни) Аурона Теодорисиан. Иаков уважал сестру и её гибель была для него тяжёлым ударом. Он верил, что Бог за что-то прогневался на него, но не мог понять, за что.

 

Искупить грехи могла бы помочь война за веру, но её трудно было начать, когда в королевстве продолжается феодальная распря, а герцоги готовят мятеж, о чём Иаков знал, даже не имея тайного советника, содержание которого считал позорным.

 

В начале 1054 года Иаков, по совету архиепископа Фрирекра, решил укрепить своё положение и ослабить врагов, женившись на герцогине Калабрии, своей бывшей противнице. Такое изменение отношения к бывшему врагу, как уверял архиепископ, покажет смирение короля и прекратит старую вражду между родами Наддор и Албоининг. Кроме того, Иаков оставался не женат, а это также могло вызывать недовольство бога – он не желал «отпустить» память о своей покойной жене Маэр.

 

В марте 1054 года Иаков начал переговоры с герцогиней Гисо. Правительница Калабрии получила драгоценные подарки, прямые выплаты из казны и, наконец, 20 марта король Иаков официально предложил ей свою руку.

 

30 марта герцогиня Гисо согласилась и стала женой короля Иакова. Один из сильнейших герцогов королевства теперь стал союзником короны.

 

Королю Иакову было 45 лет, его новой жене – 26. Между ними было мало общего, оба понимали, что этот союз – чисто политический.

 

Тем временем герцог Сальвадор из-за постоянных неудач в Салерно рассверипел и призвал на помощь наёмников из Германии, а также шотландцев, поскольку был женат на шотландской принцессе Эйлинн Аилпин.

 

В конце марта 1054 года огромная шотландская армия – около 5000 человек, высадилась в Салерно, разбила войско салернского графа и осадила город.

 

Король Иаков был этим крайне недоволен – его младший брат Сальвадор из-за своей жажды подчинить Салерно призвал в старну иностранную армию, которая разоряет земли королевских вассалов.

 

При этом владения самого герцога Сальвадора оккупировала неаполитанская армия.

 

Салерно пал в конце октября 1054 года и 2 ноября граф Нордеперт Гримуальдинг вынужден был капитулировать перед лицом превосходящих сил врага.

 

Таким образом правитель, которому даровал титул сам король Иаков, потерял власть и был лишён владений младшим братом Иакова, при содействии шотландских союзников.

 

Всем было очевидно, что власть Сальдвадора, благодаря этой победе, как минимум сравнялась с властью короля, хотя Сальвадор формально оставался вассалом Иакова.

 

Положение в королевстве было близко к гражданской войне и многие это понимали. Когда король Иаков вернул ко двору в Россано бывшего графа Нордеперта, позволив ему продолжать именоваться графом Салерно, это было сделано явно в пику Сальвадору.

 

Многие говорили лишь о том, когда один брат начнёт войну против другого.

 

Принц Сальвадор Наддор

 

Истово верующий Иаков очень страдал от этого и много молился, прося Бога избавить его от участия в братоубийственной войне.

 

Однако, понимая, что Сальвадор однажды всё равно восстанет, Иаков старался укрепить своё положение, накопить побольше средств и заручиться выгодными союзами. Он вёл переговоры с герцогом Билялем Маврикидом, христианским правителем Балеарских островов (герцогством Маврикья), который мог выставить до двух тысяч воинов.

 

Также король Иаков попытался сблизиться с герцогом Сицилии Кассио Витербо, назначив его своим королевским управляющим и сделав одним из ближайших советников. Герцог Кассио и правда был превосходным администратором, отлично подходившим своей новой должности.

 

Однако принц Сальвадор не мог восстать, пока не закончится война с восставшим правителем Неаполя. При этом он оставался в критической зависимости от помощи короля Шотландии.

 

В марте 1056 года неаполитанская армия, которой командовал подеста Одоакр, смогла захватить в плен принца Сальвадора, хотя сам Неаполь был на грани сдачи перед осаждающими шотландцами.

 

В такой обстановке принц Сальвадор заключил с подестой Неаполя Одоакром мир, сохранив за ним землю и титул, за что Одоакр снова  признал Сальвадора своим сюзереном.

 

Так закончилась война в пределах владений принца Сальвадора, охватывавших большую часть южной Италии.

 

Герцог Сальвадор действительно увеличил свои владения и приобрёл желанное графство Салерно, однако потратил большие силы и растратил крупные средства. Кроме того, он обнаружил, что другие герцоги, на выступление которых он рассчитывал, оказались к 1056 году перетянуты на сторону короля. 

 

Поэтому Сальвадор сделал передышку и не объявил войну сразу. Однако близость короны уже сделала его слишком жадным до власти. Рано или поздно он должен был выступить.

 

Летом 1057 года мусульмане Хайдара Хаввары, правителя Лабды, вторглись в Сицилию. Королевская армия во главе с Рикульфром Варде была созвана в Россано и отправилась сражаться с этим вторжением.

 

Именно в этот момент, 10 сентября 1057 года, принц Сальвадор Наддор, герцог Апулии, Капуи, граф Лечче, Бари, Салерно, барон Потенцы, оъявил, что требует для себя корону Сицилии, поскольку и без того владеет большей частью королевства, являясь наиболее могущественным правителем и обладая возможностями управлять наилучшим образом, возможностями и силой, которых нет у короля Иакова.

 

Кроме того, Сальвадор объявлял, что у него есть дочь и наследница, едва родившаяся Рёгнфрир Наддор, в то время как у Иакова всё ещё не было детей. Таким образом, согласно Сальвадору, он обеспечит династии лучшее будущее, чем Иаков.

 

Король Иаков пережил очередное горе. Он был в отчаянии от амбиций брата, от того, что ему придётся сражаться против родственника. Он хотел принять условия Сальвадора и мирно отречься от власть в пользу брата.

 

Но королева Гисо воззвала к тому, что Иаков законно и по божественной воле стал королём, унаследовав власть как старший, а Сальвадор, хоть и родственник, является преступником, мятежником и даже если победит - будет узурпатором.

О том же осторожно сказал архиепископ Фрирекр, сославшись на историю Каина и Авеля, указав на Сальвадора как на последователя «каинова дела». 

 

Авторитет церкви был для Иакова решающим, поэтому он  отверг претензии своего брата, после чего в королевстве фактически началась гражданская война.

 

Гражданская война в Сицилийском королевстве

Король Иаков Наддор в боевом облачении

(в роли короля Иакова - Алексей Иншаков)

 

Принц Сальвадор смог собрать около двух тысч солдат, но, по призыву, к нему на помощь отправил войска и шотландский король Мэйншинн, которому было приятно увидеть свою старшую дочь, принцессу Эйлинн в качетсве королевы.

 

Одновременно в Сицилии продолжали действовать полторы тысячи мусульман, вторгшихся из Африки.

 

Король Иаков полагал, что сможет собрать достаточно сил для борьбы с Сальвадором и что его поддержат два других герцога королевства.

Но герцог Сицилии Кассио Витербо неожиданно выступил на стороне принца Сальвадора и таким образом большая часть королевства, его ресурсов и жителей, оказалась в распоряжении мятежников.

 

Поступок герцога Кассио означал, что положение становится безнадёжным даже до прибытия шотландцев, однако остановить войну было уже трудно.

 

Король Иаков пытался сопротивляться, но его войско, численностью в две с половиной тысячи человек, сильно уступало общим силам повстанцев и их шотландских союзников.

 

Армии довольно долго собирались и маневрировали, первое большое сражение состоялось только 16 июня 1058 года при Реджо, где королевское войско во главе с Рикульфром Вардэ разбило армию принца Сальвадора, которой командовал подеста Неаполя Одоакр Албоининг.

 

Но к осени в Италию прибыли шотландцы и мятежники в союзе с ними разбили королевскую армию при Сквиллюсе, 3 сентября 1058 года.

 

После появления шотландцев последовала череда поражений, когда королевская армия вынуждена была только отступать, а противники навязывали ей безнадёжные битвы.

 

Король Иоанн занял денег у Папы Римского, сумев нанять на них ломбардских наёмников капитана Витторе. С ними королевская армия разбила силы принца Сальвадора при Бельведере, 3 декабря 1059 года. Однако в этом бою погиб талантливый полководец, бывший граф Салерно Нордеперт Гримуальдинг, что стало сильным ударом для армии, которая 23 января 1060 года на месте недавней победы была побеждена шотландским войском короля Мэйншинна.

 

Король Иаков после этого поражения отступил в горы Кассино, на крайнем севере королевства. Там Иаков оставался в бездействии, укрывшись в высокогорном лагаере с остатком войска, в то время как армия мятежников и шотландцев осаждала замок Беневенто.

 

21 сентября 1060 года гарнизон Беневенто сдался, а 3 октября 1060 года король Иаков, приняв посла принца Сальвадора, графа Сикарда Летингса, правителя Капуи, принял условия своего младшего брата и капитулировал, признав его королём Сицилии и своим сюзереном.

 

Иаков Наддор потерял корону, но сохранил герцогства Беневенто и Лангедок. 

 

Правление короля Сальвадора Наддора

Король Сальвадор Наддор на троне (рядом - его ближайший советник епископ Альп)

 

Новый король Сицилии, Сальвадор Наддор, перенёс столицу в замок Трани на территории Апулии. Там он провозгласил своего сына, двухлетнего Мартина, наследником короны Сицилии, в обход детей короля Иакова.

 

Как новый король Сицилии, чья власть покоилась на поддержке или нейтралитете остальных итальянских феодалов, Сальвадор вынужден был расширить их права, фактически превратив герцогов и графов в независимых правителей, которые были высшей и единственной властью в своих владениях, могли издавать собственные законы, чеканить свою монету, вести между собой войны и даже вторгаться в другие страны в частном порядке.

 

Королю его вассалы оставались обязаны только небольшой военной помощью в случае войны и небольшими денежными отчислениями. 

 

За время войны королева Гисо, которая следовала за Иаковом в армии, родила двух сыновей – Константина (1058) и Марка (1060).

 

Король Сальвадор продолжил войну с африканскими мусульманами, отправив армию на Сицилию, а сам завязал сложные переговоры о признании своей власти Папой Римским и европейскими королями. Сальвадор понимал, что его положение  узурпатора создаёт для него большие риски и старался показать всем, что в глазах церкви и других монархов он является законным королём.

 

Война в Сицилии шла с переменным успехом и в апреле 1051 года король Сальвадор подписал мир с африканскими шейхами, которые воевали против него. По условиям этого договора Сальвадор ничего не терял, но и ничего не приобрёл. А Сицилия осталась в значительной мере разграбленной мусульманскими войсками.

 

Король Иаков вернулся в свою старую столицу Россано, стараясь вести себя так, словно ничего не изменилось. Но он всё больше замыкался в кругу семьи и мало занимался делами своих владений, которые остались почти в тех же пределах. Он считал, что все свалившиеся на него несчастья - гнев Бога, но не понимал, что чем прогневил Всевышнего и пытался всячески замолить предполагаемые грехи. 

 

Тем временем король Сальвадор вынужден был в конце 1061 года отправить армию в помощь королю Шотландии, своему тестю, на которого напали викинги Колбьёрна Галтунга, искателя приключений из Норвегии, который объявил себя последователем Ивара Бескостного и сумел собрать большую армию своих соотечественников, которые соблазинились идеей похода в чужие земли.

 

11 октября 1061 года герцога Иакова попытались убить. Только его личный боевой опыт помог ему отразить нападение подготовленной банды убийц и продержаться до прибытия стражи.

 

После этого покушения Иаков, который долгое время считал ненужным и даже аморальным для христианского рыцаря назначение тайного советника, всё же позаботился о безопасности и выбрал телохранителей.

 

Сицилийское королевство под властью Сальвадора, хотя и оставляло вассалам большую автономию, всё равно оставалась очень нестабильным государством, а получившие широчайшие права герцоги и графы всё равно испытывали неприязнь к новому монарху.

 

Сальвадор оставался северяином и по языку, и по кульутре, в то время как большинство его подданных были ломбардами, каталонцами, сицилийцами и греками. Этническая отчуждённость усиливалась при отстутствии сильной власти, которой обладали предки Иакова и Сальвадора. Хотя все в королевстве были христианами-католиками, этого оказлось недостаточно для преодоления племенной разрознености. Того синкретизма, который установился в Лангедоке, на большей части Сицилийского королевства не было – ломбардцы враждовали с сицилийцами, северяне – с ломбардцами и сицилийцами, греки – со всеми. Не стоит говорить об отношениях христиан-католиков к мусульманам и еврееям, некоторое количество которых продолжало жить в новом государстве.

 

Непокорная ломбардская и сицилийская знать, которая раньше была устрашена военной мощью ярла Иакова II и короля Мартина, почувствовала свою силу в ходе восстания принца Сальвадора и снова глухо роптала, втайне говоря о желательности «короля-ломбардца» на троне. Идея своего короля вскоре стала очень популярна как среди аристократии, так и простонародья. 

 

В какой-то мере Иаков потенциально мог компенсировать это, поскольку его наследники, принцы Константин и Марк, были детьми герцогини Гисо Албоининг, принадлежа по происхождению  к одному из самых знатных и уважаемых в южной Италии родов. Таким образом дети Иакова оказывались в глазах южноитальянской знати более приемлемыми кандидатами на трон, чем дети принца Сальвадора от шотландской принцессы.

 

Всё это вылилось в заговор герцога Сицилии Кассио Витербо, который думал организовать общее выступление феодалов против Сальвадора и посадить на трон Сицилийского королевства Луку, своего сына от брака с принцессой Руфью Наддор.

 

Как потомок дома Наддор, Лука имел формальные права на трон, а как сын местного аристократа выглядел привлекательно для италийской знати.

 

Однако принц Сальвадор смог предупредить замысел заговорщиков, изобличил герцога Кассио и арестовал его, лишив титула и владений. Несколько месяцев герцог Кассио провёл в тюрьме, а затем был изгнан за пределы королевства. Титул герцога Сицилии Сальвадор присвоил.

 

Но положение Сальвадора Наддора на троне не стало прочнее. Лишение герцога Кассио земель особенно рассердило местную знать, которой такое решение короля показалось тиранством. Каждый крупный феодал почувствовал себя в опасности перед таким королём.

 

К 1064 году власть над островом Сицилия захватил Мануэль Геронтас, выходец из мелкой местной знати, который в ходе войны с африканскими мусульманами приобрёл большую популярность. Сражаясь с мусульманским нашествием, Мануэль стал местным героем войны с захватчиками, но кроме того он смог проявить себя как талантливый феодальный политик, разными способами подчинив всю Сицилию от Палермо до Мессины.

 

Поначалу Мануэль формально признавал власть короля Сальвадора, но фактически на Сицилии распоряжался как самостоятельный правитель, который получил власть силой и в борьбе, а не благодаря королевскому пожалованию.

 

Тем временем политика Сальвадора продолжала раздражать италийскую знать. Кроме лишения титула герцога Кассио Витербо, многие вскоре стали недовольны попытками короля подчинить себе церковь. Он сделал архиепископом Сицилии своего ставленника, Альпа, хазара и бывшего иудея. Иудейство Альпа было только слухом, но многие в Италии верили в его истинность.

 

Архиепископ Сицилии Альп

 

Происхождение архиепископа и правда было тёмным, но Альп превосходно владел философией и христианской теологией, а главное – знал римское право, риторику и логику. Он был сильным союзником в идеологической борьбе и аргументированно обосновывал права Сальвадора на престол перед любыми оппонентами.

 

Альп фактически стал главным советником короля Сальвадора. Это, однако, ещё больше ухудшило его положение.

 

Блестящая образованность Альпа раздражала большинство духовенства южной Италии, как и его иностранное происхождение. Все считали, что такой высокий пост должен занимать ломбардец или сицилиец.

 

Альп, понимая опасность своего положения, постарался поскорее использовать все открывшиеся преимущества и стал обогащаться, что создавало ему новых завистников.

 

Недовольство ломбардской и сицилийской знати, недовольство духовенства подрывали власть короля Сальвадора. В глазах подданных он стал узурпатором, который пришёл к власти благодаря шотландцам, разграбившим страну, оттданную им под власть чужеземца-архиепископа. Духовенство Сицилии и южной Италии немало потрудилось, чтобы создать такой образ у всех прихожан. Некоторую поддержку Сальвадору оказывало лишь бюргерство городов Италии, но оно само по себе было ещё слишком слабо, чтобы послужить надёжной опорой.

 

29 апреля 1064 года граф Кастроджованни, Палермо, Мессины и Сиракуз Мануэль Геронтас, самый прославленный и популярный феодал в южной Италии, объявил, что больше не будет подчиняться власти короля-узурпатора и призвал всех простолюдинов и знатных людей поддержать его на войне.

 

Оказалось, что Мануэль был в сговоре с герцогом Капуи Сикардом  Летингсом, который одновременно выступил против короля Сальвадора.

 

Граф Мануэль отправил послание герцогу Иакову, предлагая ему поддержать общее восстание. Некоторое время Иаков колебался, не желая повторять то, что сделал недавно его собственный брат – мятеж против короля и войну против близкого родственника. Но епископ Фрирекр снова напомнил Иакову, что он остаётся законным королём, а Сальвадор – узурпатором, на которого теперь господь обрушивает гнев подданных. А Брегпора Свати, градоначальница города Нима, служившая Иакову как заведующая герцогской канцелярией и дипломатической перепиской, смогла ловко показать, что обязательства перед Сальвадором, данные при заключении мира в 1060 году, даже формально недействительны.

 

Иаков решился и ответил графу Мануэлю, что присоединится к его восстанию.

 

Восставшие герцоги и графы стремились только свергнуть короля Сальвадора, но даже не пытались договориться о том, что делать дальше и кому достанется корона.

 

Граф Мануэль выставил почти три тысячи воинов, герогц Капуи Сикард – чуть более тысячи и сам герцог Иаков мог собрать 1200 воинов.

 

Против них король Сальвадор мог собрать чуть меньше трёх тысяч бойцов, но решающее значение имела позиция его шотландского союзника, короля Альбы Мэйншина. Тот, хотя и объявил формальную поддержку Сальвадору, был занят войной с королевой Англии Этельбург Ланцестон.

 

 

Герцог Иаков созвал армию в Россано и двинулся в Козенцу, где собирался соединиться с войском графа Мануэля, который двигался на север со стороны Реджо.

 

Формально королю Сальвадору осталась верной только герцогиня Калабрии Гисо, но она, будучи женой герцога Иакова, оставалась фактически нейтральной и не отправляла Сальвадору никакой помощи, хотя и не присоединилась к восстанию.

 

 

В начале июня 1064 года войну королю Сальвадору объявил граф Жилио Гуцеллоне, правитель Ланциано, требуя передать себе верховный сюзеренитет над Фоджей. Фоджа была в составе владений герцога Иакова, поэтому прямо затрагивались его интересы. Однако герцог Иаков надеялся, что после свержения власти Сальвадора эта война либо сама по себе прекратится перед лицом объединённого королевства, либо с графом Жилио будет нетрудно справится.

 

Армию короля Сальвадора возглавил мэр города Маратейи ломбардец Осфрид Атенульфинг. Он попытался перехватить войско герцога Капуи, чтобы разбить часть сил повстанцев и ослабить их, но герцог Сикард смог его обогнать и беспрепятственно двигался на Россано, для соединения с герцогом Иаковом.

 

Герцог Иаков, узнав о пути герцога Сикарда, остался в Россано и 16 июля армии Капуи и Беневенто соединились. На следующий день герцоги выступили на Козенцу, куда шло войско графа Мануэля и нанятый им отряд «Чёрная рука» - швейцарских наёмников капитана Эверардо.

 

1 августа три армии соединились в графстве Козенца, где герцогиня Гисо дала всем продовольствие и кров, оставаясь формально подданной короля Сальвадора.

 

Тем временем командующий армией Сальвадора Осфрид Атенульфинг попытался отразить вторжение из Ланциано и увёл своё войско на северо-восток в Фоджу. Там он столкнулся с сильной армией союзников графа Ланциано, правителей Фермо и Урбино. После нескольких манёвров королевская армия была разгромлена графом Фремо при городе Сипонто.

 

Тем временем армия мятежных феодалов прошла от Козенцы до замка Трани, столицы короля Сальвадора, намереваясь захватить его в плен и одной осадой закончить войну.

 

В армиях Капуи, Сицилии и Беневенто было достаточно осадных орудий и осадных инженеров, благодаря которым осада замка Трани потребовала всего двух месяцев.

 

3 декабря 1064 года замок Трани сдался перед лицом пятитысячной армии мятежников, чьи осадные орудия к этому времени пробили несколько больших брешей в стенах крепости.

 

Только тогда герцог Иаков, герцог Сикард и граф Мануэль начали переговоры о том, как поступить. Ненавистного Сальвадора сначала хотели предать смерти, но герцог Иаков выступил против, заявив, что не будет братоубийцей и не даст казнить родственника.

 

Иаков считал, что королём должен стать он или кто-то из его сыновей, но граф Сикард и граф Мануэль предлагали выбрать нового короля из числа италийской знати. Не желая, чтобы дом Наддор, в случае таких выборов, потерял власть, герцог Иаков предложил компромисс – корона переходила наследнику короля Сальвадора принцу Мартину, которому было шесть лет.

 

При этом для закрепления мира сын герцога Иакова должен был в будущем жениться на дочери свергнутого Сальвадора.

 

Регентство осуществляли бы сицилийские и ломбардские феодалы, что их полностью устраивало. Многие из них говорили, что именно за время регентства смогут договориться, кто же из их среды будет следующим королём, пока корону формально носит Мартин.

 

Были также подтверждены и гарантированы широчайшие права вассалов сицилийской короны, их полная внешнеполитическая и судебная независимость. Они могли вести самостоятельные войны как внутри королевства, так и с дргиуими государствами, могли устанавливать свои законы, которые могли противоречить законам короны и даже имели право не выдавать королю перебежчиков из его земель.

 

На таких условиях война была закончена 19 декабря 1064 года. Мартин Наддор, сын Сальвадора, был провозглашён королём Сицилии Мартином II.

 

Правление короля Мартина II. Регентство

 

Регентский пост при юном Мартине II очень скоро возглавил принц Сальвадор Наддор, сумев убедить остальных ломбардских и сицилийских вассалов, что будет действовать в их интересах. 

 

Как регент, Сальвадор, чтобы предотвратить брак Константина, сына Иакова, на принцессе Рёгнфрир, отослал её заложницей ко двору герцога Корсики Онеперта Гвидечи-Капуя.

 

В то же время графы Ланциано Фермо и Урбино, которые вели войну против короля Сальвадора за графство Фоджу, решили продолжать войну и против короля Мартина II.

 

Иаков не распустил войска и присоединился к силам нового короля, своего племянника, поскольку и сам не желал потерять Фоджу, которой был непосредственным сюзереном.

 

Война шла тяжело и Иаков был вынужден нанять наёмников из Сицилии.

 

В 1065 году умерли три сестры Иакова – Магдалена, Кристина и Руфь, которая после потери власти её мужем герцогом Кассио жила при дворе в Россано.

 

Иаков был очень расстроен этими смертями и много думал о собственной смерти, которая, как он был уверен, уже не за горами. Он стал фаталистом, слепо полагаясь на справедливость воли Бога, чем бы она ни обренулась лично для него.

 

В ноябре 1065 граф Сицилии Мануэль Геронтас объявил войну за независмость своего острова против короля Мартина II. При этом на стороне графа Мануэля выступила герцогиня Калабрии Гисо Албоининг, жена герцога Иакова. 

 

Иаков Наддор и на этот раз выступил на стороне своего короля, понимая, что всей семье Наддор, владевшей короной Сицилии, невыгодно, чтобы остров остался под властью независимого правителя.

 

2 февраля армия Мануэля Геронтаса осадила Россано, в то время как герцог Иаков был в Авеццано, действуя вместе с королевской армией мэра Осфрида Атенульфинга.

 

24 июля 1065 года замок Россано пал, были взяты в плен придворные Иакова, и захвачен его старший сын Константин.

 

Иаков с армией продолжал помогать королевским войскам на севере, хотя большая часть этой войны проходила в манёврах и осадах. Больших сражений почти не было. Королевским войскам удалось оттянуть противника из Беневенто, герцог Иаков лично освободил Фоджу, ранее захваченную армией графа Ланциано, а в конце февраля 1066 года Ланциано, столица графа Жилио Гуцеллоне, была захвачена объединёнными силами. Герцог Жилио попал в плен, согласился капитулировать, отказаться от претензий на Фоджу и выплатил королю Мартину II контрибуцию.

 

Тем временем граф Мануэль Геронтас захватил Камарду, вторгся в Апулию и осадил столицу короля Мартина II замок Трани.

 

Герцог Иаков остался с королевскими войсками, продолжая воевать уже против графа Мануэля Геронтаса.

 

Начало Первого крестового похода

 

 

1 июля 1067 года Папа Римский Гонорий II разослал послов ко всем христианским королям, призывая их к общему крестовому походу для освобождения Гроба Господня и отвоевания у мусульман Иерусалима.

 

Это произошло после того как деспот Никеи Грегориус Склерос, потомок свергнутой династии византийских императоров, пожаловался Папе на опасность, которую для всего христианского мира представляет халиф Зайя Багдадида, который владел огромной империей от берегов Персидского залива до Чёрного моря.

 

Деспот Грегориус не просил о формальном военном союзе, он лишь хотел своим призывом обратить внимание Папы на опасность с востока и потом выторговать какую-то помощь.

 

Но Папа Гонорий II воспользовался призывом Грегориуса как поводом для более амбициозной задачи. Кроме выгод от завоевания Святой Земли, Папа рассчитывал объединить европейских феодалов, занятых постоянными войнами друг с другом, направить их к общей цели, выступив, таким образом, верховной направляющей силой, которой эти феодалы подчинятся.

 

Герцог Иаков, считая все свои беды следствием грехов, объявил, что станет под знамя Христа и присоединится к походу в Святую Землю.

 

 

30 октября королевские войска и армия Иакова взяли замок Козенцу, столицу герцогини Гисо. Королевский полководец сицилиец Япику позволил герцогу Иакову поднять свой флаг над Козенцей. Воины Иакова разграбили столицу его жены.

 

После этого королевские войска и солдаты Иакова осадили Россано. 17 февраля 1068 года герцог Иаков увидел освобождение своей столицы, однако во время осады почувствовал, что скоро умрёт.

 

Зная, что, как обещал Папа Гонорий, отпущение грехов получит всякий, кто отправится в крестовый поход, Иаков 23 февраля 1068 года отделился от королевской армии, велел грузится на корабли и отправился в Святую Землю.

 

С военной точки зрения это было совершенно безнадёжное предприятие, но герцога Иакова уже не интересовала возможность победы. Он стремился лишь умереть, участвуя в священном походе, что, как обещал Папа, могло бы спасти душу.  

 

19 апреля 1068 года герцог Иаков Наддор умер на борту корабля, в море неподалёку от побережья Крита.

 

Только 23 сентября 1068 года привезли тело Иакова в Италию. Герцог был похоронен в Россано и епископ Фрирекр, который читал молитвы при его погребении, сказал, что за свои страдания и участие в крестовом походе Иаков заслужил райское посмертие.  

 

Продолжение следует...

Изменено 21.09.2024, 14:43:16 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Наследники короля Иакова

 

Дети короля Иакова, братья Константин и Марк Наддоры 

 

Владения Иакова Наддора были разделены согласно всё ещё действовавшему древнему наследному закону северян-скандинавов. Герцогство Беневенто и графство Россано достались старшему сыну Константину Наддору. Графство Беневенто при сохранении сюзерентитета герцога Константина, перешло младшему сыну Иакова Бенедикту. Герцогом Лангедока стал второй сын Иакова семилетний Марк Наддор.

 

Формальным наследником герцога Иакова в Беневенто стал его старший сын Константин, которому в 1068 году было девять лет.

 

Константин был энергичным и беспокойным, непоседливым ребёнком, получал обучение как воин и полководец, но пока ещё не проявлял никаких талантов или задатков. Его единственной заметной особенностью был какой-то странный дефект голоса, который приводил к тому, что он уже в юности был едва ли не по-взрослому хриплым. Кроме того, в детстве он любил рискованные забавы, часто получал травмы, поэтому его лицо и тело было покрыто шрамами, словно у воина-ветерана. 

 

Придворные льстили королю Иакову, говоря, что его старший сын явно растёт с задатками великого воина. Отчасти поэтому Иаков назвал сына Константином, надеясь, что в будущем он сможет побороться за императорскую корону Византии.

 

Однако к началу правления Константину сильно не повезло. В момент наследования он был в плену у собственной матери, герцогини Гисо Албоининг, наследником владений которой также являлся. Плен такого человека был только формальностью и  Константин содержался со всем комфортом. Однако фактическим правителем владений покойнго герцога Иакова стал епископ Фрирекр, который получил регентство по завещанию. 

 

Узнав о смерти герцога Иакова герцог Капуи Сикард Летингс немедленно объявил войну юному герцогу Константину, выдвинув претензии на Беневенто.

 

Власть в пределах герцогства Беневенто перешла к епископу Фрирекру, человеку хорошо образованному, опытному, спокойному и терпеливому. Он понимал интересы своего подопечного герцога Константина и считал, что необходимо продолжать политику позднего Иакова – сохранить герцогство и Сицилийское королевство в руках дома Наддор.

 

Впрочем, эту политику продолжать не удалось. Армия герцога, которая пыталась соединиться с королевской сицилийской армией была перехвачена войсками графа Мануэля Геронтаса и разбитва при Маратейе 8 декабря 1068 года.

 

Вместе с армией короля Сицилии герцогские войска могли бы сравнится с армией Мануэля, но после битвы при Маратейе он обеспечил себе превосходство. Королевская армия была разбита 29 января 1069 года при Сипонто. После этого победа графа Мануэля оставалась вопросом времени.

 

Однако тут регент короля Сицилии Мартина II Сальвадор Наддор проявил чудеса дипломатии. Хотя граф Мануэль обладал полным военным превосходством и был господином положения, регенту Сальвадору удалось убедить его сохранить формальное подчинение королю Сицилии, хотя с него как с вассала были сняты всякие обязательства перед короной, кроме присяги на верность.

 

1 октября 1069 года был подписан мирный договор, согласно которому Мануэль, правитель Сицилии, снова признал короля Мартина II своим сюзереном и полуичл право полностью самостоятельной внешней и внутренней политики.  

 

Тем временем войска герцога Капуи смогли захватить Беневенто и Фоджу. А в сентябре 1069 года осадили Россано.

 

Герцог Сикард, который начал войну за графство Беневенто, умер от случайной стрелы при осаде замка Луцера. Но регентша его дочери Клоцинды, которая унаследовала Капую, объявила, что война продолжается с прежними целями.

 

11 января 1069 года, когда стало ясно, что крепость Россано вот-вот вынуждена будет сдаться армии герцогини Капуи, регент епископ Фрирекр пошёл на переговоры и согласился признать поражение, усутпив герцогине Клоцинде графство Беневенто.

 

Герцог Иаков тем временем всё ещё оставался под домашним арестом в Козенце.

 

После поражения от герцогства Капуя, юный герцог Константин оказался в безнадёжном положении. Его земли были опустошены и разорены многолетними войнами. Многие крестьяне бежали в другие земли и города. Войска герцогства понесли тяжёлые потери, многие жители и мелкие рыцари, обязанные военной службой, переселились и Константи не мог позволить себе выставить более 50 человек.

 

Кроме того, герцогская казна опустела, была растрачена на войны, на организацию крестового похода, отчасти – разворована регентом Фрирекром. Властям не на что было содержать шерифов и следить за порядком. В герцогских владениях развелись разбойники, которые иногда захватывали под свою фактическую власть небольшие территории, облагали данью деревни.

 

Сохраняя формальную власть и титул, герцог Константин не имели никаких реальных возможностей – ни денег, ни воинов, ни надсмотрщиков, ни судей, да и многие подданные не подчинялись его приказам, не платили налогов и пошлин.

 

Герцогиня Гисо отпустила собственного сына из плена только после того как 20 августа 1070 года получила большой выкуп. Деньги заплатила Брегпора Свати, мэр города Нима и бывшая управляющая хозяйством герцога Иакова, служившая регентшей герцога Лангедока Мартина Наддора.

 

Годы заточения научили Константина не верить людям, воспитали в нём худшие черты характера, которые он не мог получить при нормальном воспитании. Он  видел, что даже собственная мать не жалела его, он видел, как стражники, слуги и придворные собственной матери ни во что не ставят ни его положение, ни происхождение, но видел также, как они алчны, как ведутся на обман и как стремятся получить преимущество друг над ругом.  Всего к 12 годам на таком опыте герцог Константин вырос безжалостным, равнодушным, хитрым и коварным.

 

В октябре 1070 года Крестовый Поход за освобождение Иерусалима провалился. Крестоносцы, совершив перевалку в Константинополе, попытались совершить переход в Палестину через Армению и Анатолию, что вылилось в очень большие потери от плохого снабжения. Остатки крестоносных армий возвращались в Европу, неся вести о поражении. Это также произвело впечатление на герцога Константина – для себя он усвоил, что даже христианский бог не всевидящ и не всесилен.

 

Регент епископ Фрирекр также беззастенчиво пытался обеспечить личную власть, обосновывая это благом подопечного. Его властолюбивое и лживое поведение также стало примером для герцога Константина. Прекрасно образованный христианский епископ оказался в глазах Константина просто властолюбивым и корыстолюбивым придворным, который превосходно умел скрыть свои пороки благодаря знанию логики и риторики.

 

Тем временем Сицилийское королевство и владения герцога Константина продолжали переживать тяжёлые времена. С весны 1070 года шла война с королевой Италии Йованной Бранкович. Молодая, хорошо образованная, усердная и гордая королева Йованна оказалась отличной правительницей и смогла консолидировать своё государство. Она была богата и могла выставить до пяти тысяч воинов. Высокое искусство ремесленников северной Италии обеспечивало её армию лучшими оружием и доспехами.

 

Сербские аристократы, которые начали проникать в Италию с начала X века, захватили власть в королевстве с 1022 года. Именно сербский элемент обеспечил прочность и силу государству, поскольку сербская знать в противостоянии франкской и цизальпинской и была занитересована в преданности своим королям.  

 

В это же время Сицилийское королевство, пережившее ряд внутренних феодальных войн, было слабо и не имело сильных союзников. Многие ломбардские и сицилийские аристократы желали поражения своему королю и его регенту Сальвадору, поскольку совсем недавно вели с ним войну. Династия северян-правителей всё ещё считалась чужой и не пользовалась популярностью. Во многих графствах процветали разбойники, в городах - преступные гильдии. Только Неаполь и Капуя были в более стабильном положении, но за время феодальных междоусобиц получили значительную долю самостоятельности.

 

К апрелю 1072 года войска королевы Йованны оккупировали всё герцогство Беневенто и смогли взять столицу Сицилийского королевства замок Трани, захватив двор и юного короля Мартина II.

 

Тринадцатилетний король Мартин вынужден был подписать мир, признав поражение и уступив королеве Йованне герцогство Беневенто. Константин Наддор при этом лишился титула герцога, а также сюзеренитета над Фоджей. Он сохранил под своей фактической властью только маленькое и бедное графство Россано, вынужденный признать  сюзеренитет итальянской королевы Йованны. 

 

Так старший потомок короля Иакова Наддора потерял почти все титулы и остался один, в одном графстве, без денег, в долгах и с разорённой землёй. В его лице дом Наддор словно вернулся к тому, с чего начинал.

 

Зимой 1072-1073 годов в южной Франции распространилась эпидемия «Лихорадки с холмов», как назвали опасную форму тифа, от которой умирало до половины населения поражённых ней графств. Брат герцога Константина, Марк, тоже заболел.

 

В это же время всю Италию очень быстро охватила другая болезнь -  «оспа Сигбьёрна», которая оказалась даже сильнее и опаснее, чем «лихорадка холмов». От «оспы Сигбьёрна» вообще не было лечения и некоторые города, поражённые этой заразой, вымирали полностью.

 

Регент епископ Фрирекр приказал закрыть все города в графстве Россано и не пускать и путешественников, ни купцов, но эпидемия всё же успела распространится. К июню 1073 года заболели все придворные и сам Константин.

 

30 июня 1073 года умер всемогущий регент, епископ Фрирекр. Новым регентом Россано и опекуном Константина стала простолюдинка Йир, северянка, ученица священника, которая умела читать, писать, хорошо разбиралась в управлении хозяйством. Она управляла слугами в замке Россано и стала регентом, просто потому что все остальные знатные придворные заболели или умерли.

 

Через несколько недель умерла и Йир, но всё же некоторое время графством Россано фактически управляла простолюдинка.

 

Новым регентом Россано стал епископ Гуджи Вассенер из епископства Кротоне. Ему было всего 16 лет и он получил посвящение только потому все остальные и более заслуженные священники в Россано умерли от оспы.

 

Только отчаянные меры придворной целительницы Клементины ещё как-то спасали положение и благодаря её присмотру Константин оправился от болезни, что объявили чудом.

 

Поправившись, Константин всё больше стал проявлть интерес к управлению и первые распоряжения отдавал именно в связи с борьбой против болезни. В силу своего характера, поддерживал он самые радикальные и жестокие меры. Города оставались закрыты, все путешественники считались нарушителями закона и приговаривались к смерти, а заболевшие оказывались в изоляции и могли даже умереть от голода во время карантина. Когда разнёсся устойчивый слух, что болезнь распространяют овцы, Константин велел перебить всех овец в графстве и это, разумеется, не избавило от эпидемии, но добило экономику его собственных владений.

 

Впрочем, однажды Константин не отказал возложить руки на заболевших, которые просили его о милости, надеясь, что это поможет внушить подданным больше уважения и почтения к правителю. Он сам не верил в целительную силу возложения рук, но считал нужным пользоваться этим крестьянским суеверием.

 

Тем не менее положение в Россано и остальной Италии оставалось тяжёлым. Болезнь не отступала, тысячи людей умирали каждый день и многие говорили о том, что болезнь предвещает скорый апокалипсис. И простолюдины, и знатные люди были в отчаянии, никто не чувствовал себя в безопасности, никто не знал, как спастись. От впечатления, будто близок конец мира, люди почти не слушались своих гражданских начальников, будь то шерифы, мастера цехов, сборщики налогов или королевские чиновники. Прислушивались только к словам священников и бродячих проповедников, которые вещали о наступлении «конца времён».

 

Новая королева Сицилии и новая династия

 

23 марта 1073 года от «оспы Сигбьёрна» умер король Сицилийского королевства четырнадцатилетний Мартин II Наддор. Ему наследовала сестра, семнадцатилетняя принцесса Рёгнфрир Наддор, которую в Трани провозгласили королевой Рёгнфридр I.

 

23 августа 1073 года Константин Наддор достиг совершеннолетия и 4 сентября регентство епископа Гуджи официально прекратилось.

 

Константин вступил в правление разорённой, бедной, опустевшей страной. У него на службе оставалось всего 20 воинов, немного придворных слуг, двое выживших детей-придворных и целительница Клементина. Никто не платил налоги. Казна была пуста и Константин обнаружил, что покойный регент Фрирекр оставил множество долговых обязательств итальянским банкирам, купцам, духовным орденам. Россано было самым бедным графством в и без того не богатом королевстве Сицилия. 

 

С детства Константин знал, что он – сын короля и королевский наследник. Всё королевство Сицилия должно было принадлежать ему и, несмотря на катастрофическое положение своего единственного графства он был полон решимости однажды вернуть корону себе. 

 

Но у Константина не было прав первоочередного наследования короны Сицилии. Следом за нынешней королевой Рёгнфрир права на корону Сицилии были у её дочери Уннр, её сестёр принцесс Астрир и Ботхильдр, Сальвадора Наддора (который оставался бароном Потенцы) и только пятым в линии наследования считался Константин.

 

Константин решил, что лучшим способом вернуть корону своей линии будет брак с королевой Сицилии. Но королева Рёгнфрир Наддор по совету своего регента епископа Ионы вышла замуж за Беренгера Ле Тельера, третьего сына герцогини Фландрии Марты. Епископ Иона, бретонец по происхожению, сохранял связи с аристократией северной Франции и, в частности, Фландрии, оказав, таким образом, услугу своей бывшей покровительнице.

 

Королева Сицилии Рёгнфрир Наддор и её муж король-консорт Беренгер Ле Тельер

 

Герцогиня Фландрии была сильной союзницей и именно такой способ усиления власти советовал отец королевы Рёгнфрир, бывший король Сальвадор Наддор. Сальвадор на собственном опыте рекомендовал своей дочери не доверять сицилийским вассалам и обезопасить себя союзом с сильными иностранными правителями для противостояния местной аристократии.

 

Но аристократия Сицилийского королевства была недовольна таким выбором королевы. Герцоги и графы Сицилии снова опасались, что в защиту прав детей иностранного короля будут присланы иностранные войска, а сильный союзник позволит королеве усилить свою власть за счёт вассалов.

 

Поэтому, когда граф Константин начал заговор против короля-консорта Беренгера, он узнал, что почти все видные вассалы и придворные рады к нему присоединиться. Даже тайная советница Адельперга, градоначальница Маратейи, отвечавшая за безопасность королевской семьи, поддержала заговор.

 

Заговор был так широк, что о нём говорили почти открыто и вскоре королева Рёгнфрир и король Беренгер Ле Тельер знали о заговоре. Король Беренгер испугался и не мог спокойно спать, умоляя королеву Рёгнфрир отпустить его во Фландрию. Королева устыдила его и не отпустила, но и сама не расставалась с оружием даже во сне. Охрана королевских покоев была усилена.

 

В октябре 1075 года король Беренгер всё-таки добился от своей жены-королевы права отправиться в путешествие. Так он надеялся избавиться от страха, который преследовал его при дворе в замке Трани.

 

В пути на Беренгера напал подкупленный отряд разбойников, но королева Рёгнфририр позаботилась о сильной охарне и король-консорт выжил.

 

Заговор, устроенный Константином, сорвался, а его имя ославили как человека, недостойного своего положения.

 

В мае 1076 года умер бывший король Сальвадор Наддор и для многих вассалов это стало сигналом для выступления.

 

В июне 1076 года граф Кастроджованни, Сиракуз и Палермо Феофилакт Геронтас объявил, что не признаёт власть королевы Рёгнфрир Наддор и выступает в поддержку прав на сицилийскую корону для своей сестры Луции Геронтас.

 

Граф Феофилакт обращался к племенным чувствам сицилийцев и ломбардцев, предлагая им избавиться от правителей-иноземцев. Он также сслылался на авторитет своего отца, знаменитого Мануэля и находил поддержку как в народе, так и среди простолюдинов. Даже внешне граф Феофилакт напоминал своего отца – человека огромного роста и силы, но на этом сходство заканчивалось.

 

Феофилакт не имел военных талантов Мануэля и мог выставить не более двух тысяч человек. Армия королевы Рёгнфрир была равна по численности, кроме того ей на помощь пришёл большой отряд из Фландрии, посланный матерю её мужа, короля-консорта Беренгера.

 

Войско графа Феофилакта было разбито под Козенцей, после чего его поражение было вопросом времени.

 

В 1077 году в Россано прекратилась эпидемия и хозяйство графства стало понемногу восстанавливаться. Граф Константин узнал о талантливом земледельце, греке Гаитану, который смог так устроить собственное хозяйство, что пережил самые трудные фремена и даже приумножил богатство. Он принял Гаитану при дворе и назначил его своим управляющим хозяйством, несмотря на низкое происхождение и православную веру.

 

Вскоре при дворе появился и воин-северянин Сверкер, в разговоре с которым граф Константин понял, что имеет дело с опытным, храбрым бойцом и хорошим организатором. Сверкер стал главным воеводой в графстве Россано и принялся за искоренение в нём разбойничьих гнёзд.

 

Война королевы Рёгнфрир с графом Феофилактом продолжалась до марта 1079 года, когда королевские войска взяли Палермо и захватили самого мятежного графа. После этой победы столица Сицилийского королевства была снова перенесена – на этот раз в землю побеждённого вассала – королева Рёгнфрир и её двор переехали в Палермо.

 

Феофилакт Геронтас был лишён власти и земель, после чего отправился в изгнание и стал, позднее, придворным хранителем ценностей при дворе одного из герцогов Итальянского королевства.

 

Фактическая власть над королевством оставалась в руках мэра города Сипонто северянина Ульфхеина, который завоевал большой авторитет среди южноитальянского купечества. Аристократы были недовольны, что королева Рёгнфрир опирается на городское бюргерство и мелкий нобилитет. При дворе процветала коррупция, продажи и покупки королевских прав на монополии, хозяйственные и судебные иммунитеты. Расширился бюрократический аппарат.

 

Сама королева Рёгнфрир вела роскошный образ жизни, покупала дорогих лошадей, часто устраивала праздники, торжественные собрания, пикники, охоты и даже лично выступала на скачках. Нередко она выходила на тренировочный двор и училась фехтованию, владению копьём, мечом наравне с воинами. У неё была репутация эксцентричной женщины свободных взглядов. После победы над графом Феофилактом она чувствовала себя очень уверенно, демонстировала пренебрежение к сицилийской знати и духовенству. Её муж, король-консорт Беренгер, оставался в тени своей яркой супруги, но их семейство постоянно увеличивалось – королева родила четырёх детей до 1080 года.

 

В 1080 году королева Рёгнфрир провозгласила образование новой династии и приняла фамилию Снарфари, более близкую для уха жителей южной Италии. Она сохранила элементы старой символики дома Наддор, но добавила в него золотого орла.

 

Её новым девизом стала фраза «благородный как единорог». Иногда она появлялась в сопровождении белого коня, ко лбу которого был привязан рог. Придворные и знать посмеивались над этим её капризом, но простолюдины верили, что королеву и правда сопровождает единорог. 

 

Граф Константин чувствовал, что его надежды вернуть корону Сицилии через брак с Рёгнфрир безнадёжны, а её сила, её уверенное положение и богатство вызывали в нём чувство собственной неполноценности. Он завидовал её успехам и её популярности, считал, что происходит какая-то чудовищная несправедливость, раз корона не принадлежит ему. Он часто замыкался в себе и удалялся в неизвестные места без свидетелей, желая остаться в одиночестве.

 

Тем временем во второй половине 1080-х почти во всех графствах королевства Сицилия прошли так называемые «чумные процессы» - суды, на которых обвиняли всяких «распространителей болезни», которые якобы намеренно разносят заразу. Множество людей было казнено по таким обвинениям. Большинство пострадавших были бедны. Немало нищих бродяг, которые просили подаяние, были убиты вовсе без суда – всякий чужак воспринимался как разносчит болезни, а если у него находили признаки заражения – такой человек был обречён. В городах и деревнях воцарилась атмосфера истерии. Были популярны «апокалиптические союзы» - объединения людей, которые верили, что болезни - «оспа Сигбьёрна», «лихорадка холмов», «романская чума» (форма туберкулёза, распространившаяся позднее) – предвещали скорое пришествие Антихриста и библейский Апокалипсис.

 

Во многих городах Италии возникло стихийное движение «самобичевателей» - людей, которые «истязали плоть» плетями, а также намеренно изводили себя голодом и жаждой, чтобы показать смирение и отвращение к земным благам.

 

В Россано целительница Клементина пыталась остановить вспышки болезней, снова вводила драконовские меры карантина и составила даже сборник рекомендаций по приготовлению лекарств, обобщив весь свой медицинский опыт. Однако, она умерла в 1083 году, не оставив достойного преемника, хотя её труд был сохранён.

 

В Африке возник новое большое мусульманское государство – великий эмират Ригха, охватившее территории Алжира, Ливии и Туниса. Эмир аль-Умара Такфаринас ибн Ахеййяд смог завоевать и подчинить разрозненные шейхства и эмираты Северной Африки. Избавишись от постоянных междоусобных войн мусульмане Африки принялись совершать пиратские рейды по Западному Средиземноморью. Воды, которые ещё в прошлом веке контролировали северяне-викинги, совершавшие рейды по Африке и Испании, теперь перешли к середине 1070 годов под власть мусульман.

 

Особенно страдала Сардиния, правил дом Наддор-Ольвия, ветвь рода Наддор, отделившаяся в 1013 году, когда ярл Сардинии Тости принял местную, сардинскую, культуру, провозгласил себя Архонтом Сардинии, на местный манер, и принял новое родовое имя.

 

Кроме новой фамилии Тости принял и новую веру, чтобы стать "своим" для сардинцев. К тому времени (IX век) на Сардинии господствовало православие. Возникла сильная рознь между сардинской ветвью дома Наддор и её лангедокско-сицилийским родственниками, которые остались католиками.

 

Поэтому, когда мусульмане устроили большое вторжение на  Сардинию в 1078 году, сицилийские Наддоры не пожелали помогать сариднским родственникам. Последний архонт Сардинии Николай Наддор-Ольвия потерял власть в 1079 году и покинул остров вместе со своей семьёй и казной. Он отправился на север Европы и осел аж в Польше.

 

Тем временем в пределах Сицилийского королевства после 1080 года всё было спокойно. Болезни пошли на спад, торговые связи между городами и деревнями начали восстанавливаться, ожило хозяйство.

 

Впрочем, в Россано положение графа Константина оставалось тяжёлым – он был в долгах и не мог поправить своё финансовое положение.

 

В декабре 1082 года граф был вынужден объявить банкротство. В 1083 году для покрытия только процентов по долгам он вынужден был конфисковать все ценности, даже церковные, несмотря на протесты епископа Гуджи.

 

Это помогло лишь временно покрыть некоторые расходы. Казна всё равно оставалась пуста. Управляющий хозяйством Гаэтану предлагал разные хитрости в налогах, были даже изменены весовые приборы для оценки подлежащих пошлинам долей товаров на рынках – таким образом государство пошло на фальсификацию мер и весов, но ситуация коренным образом не менялась. Казна графа Россано вынуждена была платить по процентам больше, чем собирала налогов. По подсчётам самого управляющего Гаэтану, даже если продать всё, что было в графстве, включая его жителей, этого не хватило бы для выплат кредиторам.

 

Граф Константин, молодой и полный сил человек, изнывал от невозможности воплотить свои амбиции. Его отец видел в нём будущего католического императора Византии (именно поэтому и было выбрано имя самого прославленного императора в христианском мире), а теперь Константин вынужден был разбираться с долгами, не имея надежды когда-нибудь расплатиться, лишённый возможности проводить какую-либо самостоятельную политику, кроме бесплодных попыток найти деньги. Положение других правителей, в том числе родственников, которые имели и войска, и деньги, вызывало у Константина тяжёлое чувство унижения и зависти.

 

Тем временем королева Рёгнфрир, почувствовав себя уверенно, в ноябре 1083 года объявила войну королевству Италия, желая вернуть верховный сюзеренитет над Беневенто. Сицилийские войска отправились в северную Италию. Момент нападения был выбран удачно, в королевстве Италия шла гражданская война – франкские и цизальпийские феодалы восстали против власти сербской королевы Йованны. Но королева Йованна оставалась очень сильна и её войска под командованием принца Серапиона Бар-Модена смогли нанести поражение и повстанцам, и сицилийской армии.

 

Граф Константин мог только наблюдать за ходом событий, радуясь, что его более счастливая родственница-королева терпит свою первую серьёзную неудачу. В декабре 1084 года королева Рёгнфрир вынуждена была признать поражение, после того как итлаьянские войска захватили Капую и Трани. Она отказалась от претензий на Беневенто и выплатила контрибуцию итальянской королеве Йованне.

 

В начале 1085 года управляющий Гаэтану смог, наконец, добиться превышения доходов графства над расходами. Долг графа Константина оставался огромным, но понемногу его удалось начать выплачивать, а не наращивать.

В это время на территории герцогства Калабрия и на западе Сицилии произошло народное  восстание – из-за налогов, военных реквизиций и военных наборов. Это народное выступление было необычайно широким, охватило как деревни, так и города. Их поддерживала даже часть духовенства.

 

Восстание стало взрывом всех накопившихся тягот, которые переносил народ Сицилийского королевства с начала 1070-х. Эпидемии болезней и неспособность властей с ними справиться, истеричная атмосфера, которая воцарилась в стране, бедность, случаи голода, насильная отправка крестьян и горожан в солдаты – всё это подорвало доверие людей к правителям. Очень быстро востание распространилось на Апулию.

 

Повстанцы быстро захватили Мессину, Сиракузы и Трани, а королева Рёгнфрир после поражения в войне с Италией оказалась сишком слаба, чтобы их остановить. Войска герцогини Калабрии повстанцы разбили. Часть малоземельных и безземельных рыцарей присоединилась к ним.

 

В декабре 1085 года лидер мятежников Лука Реггиу провозгласил своё государство на территории Сиракуз, Мессины, Калабрии и Апулии. Он назвал себя герцогом Сицилии, хотя фактически управлял западной Сицилией, Апулией и Калабрией.

 

На волне успеха повстанцев начался мятеж в Капуе и Неаполе. Здесь движение возглавили местные богатые купцы и главы ремесленных цехов, которые управляли городскими советами. Поскольку большинство сил королевской армии было отвлечено на борьбу с восстанием на Сицилии и в Апулии, неаполитанские повстанцы почти не встречали сопротивления. В начале 1086 года они создали своё государство – Великую Республику Капуя.

 

Под властью королевы Рёгнфрир Снарфари осталась только Западная Сицилия, Салерно, Камарда и графство Лечче.

 

В феврале 1086 года вассалы королевы Рёгнфрир заставили её изменить закон о наследовании в королевстве и постановить, что отныне король будет избираться на съезде голосами всех вассалов. Это означало не только значительное ослабление королевской власти, но и самого дома Наддор, поскольку сицилийские феодалы получали законную возможность однажды выдвинуть короля из своей среды.

 

Во второй половине 1080-х крестьяне в Россано были близки к бунту из-за разнообразных налогов и повинностей, которые вводил граф Константин и его управляющий Гаэтану. Графу пришлось пойти на уступки и дать автономию части сёл в хозяйственном отношении.

 

Сам управляющий Гаэтану был измучен делами, как своими, так и государственными, хотя и богател с каждым днём. В 1089 году он умер от апоплекисческого удара, во многом погубив здоровье на службе.

 

Тем не менее, усилиями Гаэтану граф Константин смог выйти из долгов. В начале 1090-х казна графства вышла из хронического дефицита.

 

Графу Константину в это время было 32 года и от тяжёлой, полной стрессов и потрясений жизни, он уже обрюзг и начал терять волосы. При этом в остальном граф Константин выгодно отличался от современных ему людей – всегда тщательно ухаживал за собой, мылся, укладыавал волосы, чистил зубы и даже пользовался духами. Для общения он был очень приятен, хотя не поддерживал близко общения почти ни с кем.

 

Граф Константин Наддор в 35 лет

 

Хотя положение в графстве и в личных финансах графа Константина восстановилось, он не находил мира в своей душе и объяснения страданиям, которые перенёс. В начале 90-х граф перешёл к духовным исканиям, открыл свои земли для проповедников других культов, даже ересей, и в 1097 году решил, что ему ближе павликанство – восточная версия христианства, согласно которой создатель материального мира не был совершенен и отличается от настоящего Бога. Именно поэтому возможны несправедливости и даже зло.

 

Павликане верили, что остальные христиане поклоняются не Богу, а демиургу, несовершенному создателю материального мира. Такой дуализм объяснял все страдания графа Константина и он с радостью принял это истолкнование, вызвав скандал в среде местного духовенства. Граф Константин назначил нового епископа – армянского проповедника Скарпеина и фактически отошёл от Рима. Бывший епископ Россано Гуджи отправился с жалобой к Папе и даже надеялся вызвать крестовый поход против ереси, но не был даже выслушан.

 

Граф Константин не вспоминал о своих родственниках, считая, что они не стоят того, поскольку никогда о нём не заботились и не помогали. Он принял ко двору только своего младшего брата Бенедикта, который был графом Беневенто с 1068 по 1070 год, но лишь из-за его личной казны, которую надеялся присвоить после смерти брата.

 

Про мать, герцогиню Гисо, Константин не вспоминал, пока она не умерла в 1088 году, в возрасте 60 лет – тогда он лишь поинтересовался, что осталось от её наследства. Герцогиня Гисо вывезла казну, когда её владения в Калабрии захватили повстанцы. Эти деньги достались Константину и пошли на покрытие его долгов.

 

Граф Константин считал, что правда о людях раскрылась ему, когда он был беден – почти никто ему не помогал и не вспоминал о нём. Даже собственная мать была к нему равнодушна. Многие придворные покинули Россано, а простые люди не желали служить в замке. Поэтому граф считал, что не связан никакими обязательствами перед другими людьми. В то же время он считал, что королевский титул по-праву принадлежит ему, поэтому заботился о том, чтобы каким-то образом его вернуть.

 

Корону, которая досталась ему в наследство от матери – золотой обруч с рубинами и сапфирами, граф Константин носил публично.

 

Граф был равнодушен к нуждам подданных, но старался улучшить хозяйственную жизнь в графстве, чтобы обеспечить больше налоговых поступлений. Он руководствовался словами своего управляющего Гаэтану, который говорил, что богатые подданные платят больше налогов.

 

По этой же причине граф принимал беженцев и позволял им селиться в своих владениях - не из милосердия, но принимая во внимание выгоды для хозяйства.

 

Благодаря такой политике при графском дворе, ранее опустевшем, появились армяне, греки, франки, франконцы, даже карельцы. Управляющим стал карелец Федотта, который был открытым и общительным человеком, прекрасно налаживая контакт с подданными графа. Армянин Скарпеин стал епископом. А франконка Фрида, которая понравилась графу своей сдержанностью и спокойным, уверенным характером, оказалась превосходной тайной советницей. Она и раньше любила узнавать всё обо всех, теперь смогла сделать это своей профессией.

 

Тем временем королева Рёгнфрир восстановила свои военные силы, а лидер повстанцев, герцог Калабри и Апулии Лука Реггиу умер в 1096 году от тифа, а его государство вскоре распалось. В 1098 году королева Рёгнфрир начала кампанию против ставших независимыми Сиракуз и Мессины, которые к декабрю 1099 года отвоевала. Калабрия и графство Бари остались под управлением ставленников покойного Луки, которые представляли крупные городские торговые и ремесленные гильдии. Они выбрали правительницей местную дворянку, семилетнюю Мавру Стурцо из обедневшего рода, которую и провозгласили герцогиней Калабрии при регенте Виту Авеллину.

 

Остров Сицилия, а также графства Салерно, Камарда и Лечче признавали сюзеренитет королевы Сицилии Рёгнфрир Снарфари.  Однако Рёгнфрир считала это скорее своей неудачей, потому что желала подчинить всю южную Италию, которая была под её властью с 1073 года. Её первый муж Беренгер Ле Тельер, обеспечивавший союз с могущественной герцогиней Фландрии, погиб в бою против графа  Она оказалась в большой зависимости от вассалов, которые стали диктовать ей политику. Королева вынуждена была подтвердить право вассалов избирать будущего короля.

 

Вскоре Рёгнфрир поссорилась с духовенством, епископы критиковали её, почти не скрываясь, а сама королева в разговорах высмеивала духовенство и даже саму веру.

 

Рёгнфрир компенсировала политические неудачи охотой и пирами, на которых болезненно пристрастилась к выпивке. Она предоставила городам большие налоговые и политические льготы в обмен на единовременные выплаты золотом, что улучшило к ней отношение бюргерства, но ослабило её реальный контроль над страной.

 

Сицилийские феодалы, обсуждая кандидатуру будущего короля, сошлись на личности Бенедикта Наддора, младшего брата Константина и Марка Наддоров. Константин пытался настоять на своей кандидатуре, поскольку был старшим сыном покойного короля Иакова, но его обращение даже не стали зачитывать.

 

Граф Константин вынужден был смириться. Он понимал, что пока не представляет реальной силы – не может надеяться на внимание и уважение к себе, не может ожидать, чтобы с ним считались. Положение старшего сына короля означало лишь некоторый символический почёт, но без реальной силы ничего не стоило.

 

Чтобы это изменить, Константин стремился захватить хоть какое-нибудь герцогство и тут удобными мишенями казались Калабрия, а потом – Неаполь. Они не имели сильных союзников, но сами могли выставить до двух тысяч воинов, что было значительно меньше сил, которыми располагало Россано.

 

Поэтому граф Константин копил деньги, надеясь в будущем нанять наёмников и с ними начать расширять свои владения.

Но кроме этих военно-финансовых способов граф Константин не забывал и другие. В ноябре 1102 года он узнал от своей тайной советницы Фриды, что герцог Беневенто Драгос Бранкович очень уязвим для покушений. Граф Константин и без того был жестоким человеком, а в этом случае ещё и считал, что герцогство Беневенто должно принадлежать ему по праву, поэтому не колеблясь стал готовить заговор против герцога Драгоса.

 

Герцог Драгос был неплохим хозяйственником и умелым воином. Он был верен, не амбициозен и преданно служил королеве Италии. У него была счастливая, благополучная семья и всего год назад он стал отцом сына. Также под властью Драгоса Беневенто процветало, развивалось сельское хозяйство, появились новые культуры, которыми засеивались свободные площади.

 

Герцог Драгос сумел создать сильное войско и даже маленькую постоянную армию – отряд своей личной домашней гвардии из отборных воинов.

 

Единственным недостатком Драгоса было упрямство – он никогда не признавал чужого мнения и, пользуясь герцогской властью, всегда настаивал на своём, даже если был неправ. Из-за этого у него возникло немало конфликтов с местной ломбардской знатью, которая поддержала заговор Константина. Сам тайный советник гецрога Драгоса, ломбардец Арехис, человек жадный и амбициозный, первым присоединился к заговору графа Константина.

 

Сам герцог Драгос был в Африке, где королевство Италия вело войну с эмиром Туниса. Когда он вернулся в Беневенто его жена, герцогиня Фелиция, предупредила его о странном поведении части придворных и местной знати. Герцог Драгос принял меры безопасности и подготовка к покушению затянулась до июня 1104 года. 4 июня герцог Драгос был убит, когда его кортеж перехватила на дороге большая толпа мятежных ломбардских крестьян, раздражённая слухами о новых повинностях, которые им пришлось бы исполнять.

 

Хотя герцога сопровождали его рыцари, крестьянам и нескольким вооружённым наёмникам, которые были среди них, удалось перебить всю герцогскую свиту. Герцог Драгос был сбит с коня и зарезан на земле.

Герцогом Беневенто стал двухлетний сын герцога, Драгос II, при регентстве матери, герцогини Фелиции ди Лукка.

Граф Константин понял, что настало удобное время для нападения на Беневенто и возвращения себе титула, которым владел его отец.

 

Король Бенедикт Наддор и последние годы графа Константина

 

Пока граф Константин завершал военные приготовления, в Палермо умерла королева Сицилии Рёгнфрир Снарфари (или Рёгнфрир Наддор). Феодалы Сицилийского королевства, как и договаривались, выбрали нового короля – младшего брата Константина, Бенедикта Наддора, который покинул Россано и принял корону Сицилийского королевства. Граф Константин, намереваясь воевать за Беневенто, уже задумал, что следующей его целью станет захват короны у Бенедикта, которого дотле он поддерживал и обеспечивал.

 

Король Бенедикт Наддор на троне королевства Сицилия

 

Константин считал, что ему было выгодно, чтобы власть над Сицилийским королевством осталась у дома Наддор и поэтому допусти переход короны к Бенедикту. Но следующих выборов короля он намеревался не допустить.

 

В 1104 году вся христианская Европа узнала о воссоздании империи – германские герцоги и графы, епископы и архиепископы, представители вольных городов, на съезде в Вормсе выбрали нового императора, которым стал граф Кайзерслатена, Вормса, Вайхингена, Клингенберга и Франкфурта франконец Ансгар из династии Бэссенхайм.

 

Граф Ансгар был правнуком императора Карла Великого в девятом поколении. Сам не имея больших владений и громких титулов он мог похвастаться редкой знатностью рода, которая и обеспечила ему безусловную поддержку.

 

Со дня смерти императора Карла Великого императорский титул никем не был занят и восстановление империи было знаком новой политической консолидации Западной Европы, надеждой на возвращение «доброго старого времени» мира и порядка, как воспринималась эпоха Римской империи. Именно поэтому провозглашённый в Вормсе император был назван римским императором, словно на Западе снова была восстановлена Римская империя.

 

Появление нового императора напомнило Константину, что некогда и он сам был наречён с надеждой на будущую императорскую корону Византии. Это разожгло его обиды и жажду реванша. 

 

25 марта 1105 года граф Россано Константин Наддор объявил войну герцогу Беневенто Драгосу II Бранковичу. В дополнение к своим войскам – пяти сотням пехотинцев, набранных из крестьян Россано и отряду из сотни варягов, которые продолжали служить дому Наддор, граф Константин набрал и 800 болгарских наёмников – 500 копьеносцев и 300 лучников. Во главе этих сил граф Константин поставил своего военачальника Порольфра.

 

Однако при Поликастро, во время похода через графство Салерно, войска графа Константина были перехвачены и разбиты армией Беневенто, которой командовал талантливый ломбардский полководец Ратихус. Герцогская армия потеряла 740 человек убитыми и раненными, после чего была вынуждена отступать в Эмилию.

 

Там граф Константин сумел заключить союз с герцогом Эмилии Пьетро Гвидечи-Капуя, который обещал помощь против Беневенто, если сам Константин поможет в войне против королевы Италии Марии Бранкович.

 

Граф Константин не решился вступить в войну с сильной королевой Италии, поэтому герцог Пьетро подтвердил союз, но не объявил войну герцогу Беневенто.

 

После этого графу Константину оставалось только надеяться на чудо, которое не произошло, поэтому 11 февраля 1108 года правитель Россано заключил мир с регентом Беневенто и выплатил огромную контрибуцию, ради которой снова залез в долги.

 

Большой потерей для графа Константина стало плениение управляющего Федотты, который участвовал в походе на Беневенто и был захвачен при Поликастро.

 

Военная неудача была тем болезненей для графа Константина, что его младший брат король Сицилии Бенедикт в 1105-1108 годах сумел добиться признания своего сюзеренитета от герцогини Калабрии, восстановил контроль над большей частью Южной Италии, кроме Неаполя и Беневенто, а также выдержал вторжение греков из Диррахия и победил в войне герцога Лангедока Марка Наддора, который попытался провозгласить независимость.

 

В январе 1109 года король Бенедикт лишил герцога Марка всех титулов и выслал из Сицилии. Граф Константин приютил в Россано семью бывшего герцога, поскольку ему нужны были советники и рыцари. Кроме того, он рассчитывал использовать герцога Макра в булдущем, поскольку он, как сын покойного короля, сохранял права на сицилийский престол. Наконец, Марк вывез из Лангедока свою казну и граф Константин рассчитывал наложить руку и на неё.

 

Однако бывший герцог Марк, потерявший ногу на войне с королём Бенедиктом, вёл себя не как гость, а как гордый аристократ, которому граф Константин – не ровня. Он пресекал все попытки Константина управлять им и его семьёй, его тратами и бытом. Он фактически поселился отдельным двором и создал в пределах Россано маленькое подобие личного королевства.

 

Граф Константин очень скоро раскаялся в своём решении, но не знал, как избавиться от неприятного гостя – тот был очень осторожен, недоверчив и подозрителен, нанял сильную стражу и давал понять, что в случае попытки изгнания или конфискации ценностей будет себя защищать.

 

Не имея достаточных военных сил Константин в очередной раз вынужден был смирится с тем, против чего не имел никаких средств.

 

В 1110 году граф Константин, ища деньги на выплату процентов по  долгам, ввёл налоги за проезд через Россано для всех жителей королевства Сицилия. Это ударило по сицилийской торговле и король Сицилии Бенедикт ввёл ответные меры для Россано. Два брата – Константи н и Бенедикт, рассорились, но в большей мере пострадали их подданные.

 

В сентябре 1110 года Папа Римский Климент V объявил новый поход за освобождение Иерусалима. Граф Константин, придерживавшийся павликанства, не желал участсовать в католическом крестовом походе, но воспользовался случаем, чтобы напомнить о том, как в такой поход на смертном одре отправился его отец и как отцовскому примеру не пожелал следовать король Сицилии Бенедикт. Так Константин с одной стороны старался уязвить своего младшего брата короля Бенедикта, с другой - удержать от участия в походе католическую часть населения Россано, ведь отец Константина умер, не добравшись до Святой Земли. Жители Россано, впрочем, крестовый поход приветствовали и сетовали, что их граф-еретик не откликается на призыв Папы. Они были уверены, что неучастие в походе обернётся гневом Бога и бедой для Россано.

 

Словно в оправдание этих ожиданий граф Константин, который уже страдал от проявившихся последствий подагры, слёг и 23 августа 1111 года тихо угас в своей столице, так окончательно и не выпутавшись из долгов.

Изменено 22.09.2024, 22:24:29 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Упадок дома Наддор

 

Графы Россано

 

Территория графства Россано

 

Место графства Россано на общей карте восточной части южной Европы

 

После смерти графа Константина потомки главной линии дома Наддор утратили даже призрачные шансы вернуть себе корону Сицилии. Под их властью осталось только маленькое графство Россано, и раньше одно из беднейших графств южной Италии, а теперь ещё и разорённое не самым разумным правлением. Кроме того, россанские Наддоры попали под верховный сюзеренитет королевтсва Италия и даже формально теперь не принадлежали сицилийской короне. 

 

Короли из дома Наддор сохраняли верховную власть в Сицилийском королевстве, но оказались в полной зависимости от сицилийских феодалов, а само Сицилийское королевство, рыхлое и анархичное, утратило значительную часть своих земель под давлением сильного итальянского королевства и не могло эффективно защищать себя в будущем.

 

У Константина не было своих детей (о причинах этого неизвестно, во всяком случае у Константина были любовницы, но все его отношения оставались бесплодными, а жены у него так и не появилось. Возможно это было связано с плохими впечатлениями детства и равнодушием матери Константина, герцогини Гисо). Наследовал Константину в графстве Россано его племянник Ингольф, сын покойного Марка Наддора, герцога Лангедока. 

Граф Ингольф и его жена графиня Утакья

 

Марк Наддор с одной стороны сохранял старые северные традиции, с другой – принял каталонские язык и культуру, распространённые в Лангедоке. В духе Лангедока под властью дома Наддор, семья герцога Марка воплощала смешение культур. Сам Марк и его дети говорили на старом северном языке, который в Скандинавии и Исландии уже давно не использовали. В то же время все они получили хорошее образование, были грамотны знали латынь в двух версиях – итальянской и окситанской, прошли «тривиум» и «квадривиум» у каталонских учителей, выучили сложные правила этикета.

 

Ингольф Наддор был очень далёк от своих предков, носивших такое же имя – ярлов Ингольфа I «Льва» и Ингольфа II «Ястреба». Это был воспитанный, спокойный человек, который вырос в строгости, поэтому довольствовался малым – в еде, одежде, убранстве. По быту он скорее походил на горожанина среднего достатка. Он был не воинственен, не амбициозен, но привык исполнительно следовать воле старших. Когда он стал графом, старшими для него стали его сюзерен, владевший короной Италии, а также его духовный глава – Папа Римский.

 

Ингольф был таким послушным и воспитанным, что, казалось, не имел собственного мнения, а когда ему приходилось делать окончательный выбор, принимать окончательное решение – всегда колебался, нервничал и мог поменять свою позицию.

Единственное собственное влечение, в котором Ингольф не сомневался и которого в то же время стыдился, было его сладострастие. Жена Ингольфа, инфанта Утакья Меллент, к его счастью разделяла эту его страть и помогала избалвляться от неё без греха. Впрочем, время от времени Ингольф каялся на исповедях в том, что слишком самозабвенно отдаётся плотской страсти. 

 

Бывшая королева Наварры и дочь Ялхамы Меллента, короля Леона, Утакья хорошо знала себе цену и подталкивала Ингольфа к тем действиям, которые он никогда бы не предпринял, если бы был предоставлен сам себе. Новую графиню Россано очень скоро стали называть истинной правительницей при довольно незаметном муже. Впрочем, сама Утакья старалась не заслонять мужа и не делать свою власть слишком заметной.

 

Как верные католики, Ингольф и Утакья дали понять местным павликанам, появившимся в Россано при Константине, что их время кончилось. Они потеряли позицию епископа Россано и лишились возможности свободно исповедовать свою веру. Почти все они в течении года вынуждены были покинуть графство. Новым епископом Россано стал окситанец Пьер-Раймон.

 

Граф Ингольф поменял всех советников графа Константина – также во многом по религиозным причинам, поскольку все они были павликанами. Сохранил пост лишь талантливый хозяйственник Федотта, которого Ингольф выкупил у герцога Беневенто.

 

В начале ноября 1112 года граф Ингольф дал всем воинам Россано, всем придворным рыцарям месяц времени на свадьбы и устроение своих личных дел, поскольку объявил, что в декабре намерен присоединиться ко второму крестовому походу.

 

В Россано действительно состоялось много свадьб, но ни один воин на крестовый поход не отправился – в декабре 1112 года Папа Клемент IV объявил, что Богу было угодно и в этот раз не даровать победу христианам.

 

В Россано собралось много людей, которые готовились стать воинами-крестоносцами. Отказ от похода многих из них расстроил, но, крое того, многие из них продали или заложили имущество, надеясь на добычу в Палестине. Возникло много недовольных, которые винили во всём графа.

 

В 1113 году в Россано произошло восстание. Граф Ингольф лично возглавил войско, в котором было около 400 хорошо вооружённых и опытных воинов. Они довольно легко справились с повстанцами, корторые пытались осадить Россано. Предводитель восстания, безземельный рыцарь, сицилиец Ардуину ди Лаурия, был помилован графом Ингольфом и отправлен в изгнание.

 

В 1114 году граф Ингольф обеспечил браки для своих сыновей – Даламу-Беренгера Наддора и Кристофера Наддора. Даламу был помолвлен с Перинн де Бугенси, дочери незаконнорождённого претендента на престол Франции, потомка ветви герцогов Орлеанских, а Кристофер – с Матильдой Слупка, старшей дочерью полабского графа Павла, правителя Мерзебурга.

 

После этого дипломатического акта в графстве Россано не происходило никаких заметных событий – граф Ингольф довольствовался рутинной повседневностью, которая установилась в его владении. Россано оставалось самым дальним и самым изолированным от центральной власти графством королевства Италия, поэтому граф Россано фактически был независим, никак не ощущая сюзеренитета итальянского короля, кроме ежегодной отправки дани. В свою очередь, подданные графа, особенно жители города Кротоне, пользовались довольно широкой автономией по вопросу законов и суда в своих населённых пунктах.

 

Во время этого спокойного времени граф Ингольф сблизился со своей сестрой, Йурсой Наддор, которая была женой графа Гудмунда Салерно. Пользуясь соседством, она часто посещала Россано как гостья.

   

В 1118 году в Россано, как и на территорию всей южной Италии, пришла эпидемия «критской простуды» или «критского гриппа», болезни, которая протекала тяжело и оканчивалась смертью. Граф Ингольф, хотя и не имел придворного лекаря, велел изолировать столицу и ввёл в своих землях карантин, за поддержание которого отвечал главный военачальник, баварский рыцарь Лютер фон Чили.

 

Через год эта эпидемия прошла, но с Востока приходили новости о другой, более страшной болезни – «чуме Султана Бутроса», пришедшей из Анатолии. Эта форма оспы охватила всю Анатолию, острова Эгейского моря и Грецию, грозя перекинуться на Италию.

 

Граф Ингольф распорядился проверять все корабли, прибывающие из Греции.

 

В это время его жена, графиня Утакья, родила четвёртого ребёнка – девочку, которую назвали Анной.

 

В королевстве Сицилия укрепилась власть короля Бенедикта, который смог заслужить уважение сицилийской аристократии и сам принял сицилийскую культуру, выучив местный язык.

 

Выборность короля сохранялась и, по согласию сицилийских феодалов, после смерти Бенедикта корона Сицилии должна была достаться его старшей дочери принцессе Малмфрир, жене герцога Эмилии Уроса Бар-Модена.

 

В 1119 году граф Ингольф узнал, что феодалы королевства Италия готовят заговор против власти короля Драгутина Бранковича, желая одновременно провозгласить независимость своих владений.

 

Посланники мятежников – герцога Беневенто, графов Брешии и Истрии, тайно прибывали в Россано, но граф Ингольф отказывал им, хотя его жена, амбициозная леонская инфанта Утакья Меллент, подбивала его присоединится к будущему мятежу.

 

Граф Ингольф хотя и нередко уступал жене, в этот раз остался твёрд и говорил, показывая на пейзажи мирной жизни, открывающиеся из замка Россано, говорил, что не хочет видеть вместо них вражеские осадные лагеря.

26 декабря 1119 года король Сицилии Бенедикт Наддор умер, подхватив тиф, занесённый на Сицилию из Африки.

 

Феодалы Сицлийского королевства – герцог Калабрии Захария Лицинардо, граф Салерно Гудмунд Салерно, графиня Камарды Изабелла Нисса собрались в Мессине и выбрали нового короля – однако не принцессу Малмфрир, кандидатура которой была согласована раньше. Принцесса Малмфрир сохраняла северную культуру и язык, что уже было немного неприятно для сицилийских феодалов, но в 1119 году она приняла православие, что уже было совершенно неприемлемо для католических лордов.

 

Поэтому новым королём Сицилии был выбран Пьетро Гвидечи-Бонифацио, могущественный правитель Корсики, который смог завладеть Анконой, Равенной и Болоньей, завоевал Сардинию, изгнав оттуда мусульманских эмиров из Северной Африки и мог выставить шесть тысяч воинов только со своих личных владений, не считая вассалов и союзников.

 

Этот человек, по происхождению цизальпинец, был выдающимся деятелем – прежде всего талантливым дипломатом и политиком, который увеличивал свои владения и власть в большей мере политическими интригами и переговорами, превращая феодалов в лично зависимых от него людей – кого подарками, кого – шантажом и другими хитростями. Он умело распространял новости о своих успехах, победах и реформах, благодаря чему многие стали считать его образцовым правителем, образцом рыцарских добродетелей и защитником христианства. Для сицилийских феодалов чужая династия Наддор выглядела менее приемлемой, чем италийский род Гвидечи-Бонифаци, поэтому они с радостью поддержали короля Пьетро, который фактически объединил Сицлию, Сардинию и Кориску.

 

С воцарением Пьетро на троне королевства Сицилия, Наддоры утратили королевский статус, хотя и продолжали считаться знатным и уважаемым родом. Однако они стремительно теряли былые богатства и оставшиеся владения. 

 

В пределах своих владений король Пьетро гарантировал власть своим потомкам и, поскольку теперь он удерживал корону Сицилии, дом Наддор окончательно её лишался.

 

Новым правителем Корсики и Сицилии должен был стать сын и наследник Пьетро, принц Сэлингера Гвидечи-Бонифацио, человек, известный своим тяжёлым характером и жестокостью.

 

Члены дома Наддор встревожились и графу Ингольфу пришлось решать, что делать с таким изменением положения династии, поскольку именно он был в то время главой рода.

 

Впрочем, серьёзно обеспокоены были только сестра Ингольфа, графиня Салерно Йурса и принцесса Малмфрир, несостоявшаяса королева Сицилии и двоюродная сестра Ингольфа. Могущественный герцог Генуи Антонио из сардинского дома Наддор-Ольвия, остался равнодушен и вовсе не приехал на семейный съезд, как и сильный король Бретани Евгений III, сын покойной королевы Сицилии Рёгнфрир Снарфари.

 

В итоге граф Ингольф решил ничего не делать, а следовать вассальным обязательствам, которыми были связаны разные члены дома Наддор перед своими сюзеренами. Сам Ингольф, человек неамбициозный, совсем не хотел начинать борьбу за корону Сицилии.

 

Кроме того, король Пьетро дал понять свои новым вассалам и дому Наддор, что будет фактически лишь номинальным королём. Едва приняв корону, он даровал герцогстсов Сицилию с графствами Палермо, Мессина, Сиракузы и Мальта принцессе Малмфрир, признав и её статус принцессы, позволив именоваться этим титулом.

 

Сицилийское графство Кастроджованни, занимавшее центральную часть острова, было пожаловано сыну графа Ингольфа, Далму-Беренгеру Наддору. Дом Наддор в лице Ингольфа был более чем удовлетворён такими уступками короля Пьетро и признал за ним корону Сицилии.

 

В 1121 году старший сын графа Ингольфа, Даламу-Беренгер Наддор, достиг совершеннолетия, завершив обучение под надзором рыцаря Луки, простолюдина-карельца, который рано проявил воинское мастерство и был призван ко двору ещё при графе Константине.

 

Даламу-Беренгер вырос спокойным человеком, почти до полного флегматизма, но за этим внешним спокойствием скрывались склонность к истерикам и скандалам, если что-то шло не по привычному для Даламу порядку. Он любил орать и кричать, не сдерживая себя, если что-то шло не так. Это дополнялось его нетерпеливостью, он всегда хотел получить желаемое немедленно и скандалил, если это не удавалось.

 

При таких склонностях Даламу должен был как военачальник вырсати довольно слабым полководцем, однако, когда дело касалось планирования битвы, он преображался и действовал так непредсказуемо и стремительно, как следовало самому образцовому полководцу.

 

В графстве Кастроджованни Даламу получил богатую и развитую горно-шахтную индустрию, процветающее скотоводство в горной и холмистой части острова, а также хорошо развитую предыдущими правителями военную систему. Как граф Даламу мог выставить почти три тысчи воинов – больше, чем герцог Сицилии или Калабрии вместе взятые, а они были самыми могущественными феодалами в Сицилийском королевстве.

 

В 1121-1123 годах в Россано по инициативе управляющего Федотты и крупных торговцев из Катанзаро была обновлена дорожная сеть, которая раньше опиралась только на тропы и остатки римских дорог. Это значительно улушчило внутреннюю торговлю в Россано, а также графство стали предпочитать для транзитных перевозок с «носка» итальянского «сапога» в остальную Италию.

 

В июле 1123 года граф Кастроджованни Даламу-Беренгер Наддор, старший сын графа Ингольфа, объявил себя независимым правителем, выступив против своей тётки герцогини Сицилии принцессы Малмфрир Наддор. Силы графа Даламу и герцогини Малмфрир были сопоставимы и участие графа Ингольфа могло помочь его сыну обеспечить перевес.

 

Однако граф Ингольф столкнулся со сложной моральной проблемой. Как отец и союзник, он должен был помочь сыну, но как феодальный лорд и глава дома Наддор он не мог помогать в восстании против законного сюзерена и в развязывании войны внутри семьи.

 

Именно считаясь с тем, что он не может поддерживать мятеж против законного сюзеерна и войну племянника против тётки граф Ингольф написал письмо своему сыну, призывая его сдаться герцогине Малмфрир и договориться о мире.

 

Граф Даламу-Беренгер, получив и прочитав отцовское письмо, в ярости порвал его и порубил всю мебель в комнате, в которой в то мгновение находился. Он проклял собственного отца и заявил, что больше знать его не желает.

 

Король Корсики и Сицилии Пьетро Гвидечи-Капуя умер от старости, в возрасте 72 лет, 4 апреля 1124 года. Для раздела его наследства, согласно сложному корсиканскому закону о наследовании, съехались феодалы Корсики, Сардинии, Сицилии, Анконы, Сполетто и Перуджи. В итоге было решено, что королевство Кориска с сюзеренитетом над Корсикой, Сардинией и Анконой, переходит принцу Сэлингеру Гвидечи-Бонифацио.

 

Корона Сицилии, с сюзеренитетом над герцогством Сицилия, Калабрия, графствами Салерно и Камарда, а также Болоньей, Урбино, Феррарой и архиепископством Равенна досталась принцу Сигифредо Гвидечи-Бонифацио, внуку короля Пьетро от его второго сына принца Пьетро Младшего. Регентом при одинадцатилетнем принце Сигифредо стал мэр города Цивитас-Кастелли Лоренцо Пьомбино.

 

Вокруг регента Лоренцо сгруппировались феодалы северной Италии и столицу он перенёс в замок Урбино. Герцогиня Сицилии принцесса Малмфрир Наддор не признала нового короля и не принесла ему присягу, хотя и не выступила против него открыто.

 

8 марта 1125 года граф Даламу-Беренгер Наддор, потерпев поражение в войне с герцогиней Сицилии Малмфрир Наддор, был вынужден отречься от своего титула графа Кастроджованни и отправиться в изгнание с острова Сицилия.

 

Граф Ингольф принял Даламу-Беренгера в Россано, хотя тот продолжал считать своё выступление правым и часто ссорился с отцом, обвиняя его в нежелании восстанавливать королевские права рода. Кроме того, в Кастроджованни Даламу перешёл в православие, чтобы польстить местным рыцарям и большинству населения, которое придерживалось православной веры. Для католика Ингольфа это было неприемлемо и рознь между отцом и сыном усиливалась.

 

В конце-концов граф Ингольф потребовал от сына перейти назад в католичество, тот отказался и граф назначил своим новым наследником младшего сына – Кристофера.

 

В 1126 году итальянские феодалы – герцог Беневенто и герцог Эмилии, снова призывали графа Ингольфа присоединиться к восстанию против короля. Граф Ингольф снова сослался на вассальную клятву и необходимость остаться верным сюзерену. Кроме того, Ингольф сознавал, что король Италии остаётся очень силён.

 

Герцогиня Сицилии принцесса Малмфрир Наддор, обеспечив свою власть и силу победой над графом Даламу, в 1126 году объявила войну королю Сицилии Сигифредо, назвав его узурпатором короны, которая законно должна принадлежать ей. Имея почти четыре тысячи воинов, она могла рассчитывать на успех, поскольку регент Лоренцо в северной Италии располагал только двумя тысячами бойцов. Герцог Калабрии Захария Лицинардо и граф Салерно Гудмунд Салерно поддержали её восстание и вместе с ними численность её армии достигла шести тысяч человек.

 

Несмотря на это подавляющее превосходство регент Лоренцо Пьомбино собрал войска и повёл на юг, через герцогства Сполето и Беневенто, армию численностью в 2344 человека – сотню хорошо обученных тяжёлых пехотинцев в лучших доспехах, сотню отборных лучников, семерых рыцарей и две тысячи пехотинцев-ополченцев. Это войско подошло к городу Салерно и осадило его.

 

Тем временем армия герцогини Сицилии, соединившись с союзниками в Реджо, двигалась на север тремя отдельными колоннами – герцог Калабрии Захария Лицинардо и граф Салерно Гудмунд Салерно не захотели действовать вместе, настаивая, что каждый должен предводить своей армией и вести её своим путём.

 

Поэтому сицилийскае войска сначала двигались в Беневенто и только в районе Потенцы повернули на Салерно, узнав, что случайно оказались в тылу своего противника.

 

В осадном лагере под Салерно, который был хорошо укреплён, вспыхнула эпидемия «цыплячьего гриппа», который за несколько месяцев до этого распространился на побережье западной Италии. Из-за болезни регент Лоренцо Пьомбино велел снять осаду и отступил к Амальфи.

 

25 апреля при Амальфи войска герцогини Сицилии, герцога Калабрии и графа Салерно разбили армию регента, после этой победы окончательный успех герцогини Малмфрир оставался вопросом времени. Придворные уже стали обращаться к ней как к королеве Сицилии.

 

23 декабря 1127 года Лоренцо Пьомбино, регент короля Сигифредо Гвидечи-Бонифацио, вынужден был признать поражение и подписать мир с гецрогиней Сицилии принцессой Малмфрир Наддор, отказавшись от имени своего подопечного от короны Сицилии.

 

Принцесса Малмфрир Наддор, дочь короля Бенедикта и внучка короля Иакова, герцогиня Сицилии, графиня Палермо, Мессины, Сиракуз и Мальты, приняла титул королевы Сицилии.

 

Королева Сицилии Малмфрир Наддор

 

Снова под властью дома Наддор оказалась вся Сицилия и часть юго-восточной Италии, от Салерно до Реджо. 

 

Впрочем, королева Малмфрир как её предшественники из дома Наддор, не была поплуярна в среде сицилийских феодалов. Её предпочли из страха перед свирепым Сэлингером, который возглавил дом Гвидечи-Бонфацио и который имел возможность сместить своего племянника, отобрав корону Сицилии.

 

Феодалы Сицилии поддерживали восстание Малмфрир не ради её прав на корону, а чтобы не допустить к власти более сильного и жестокого правителя.

 

Сама Малмфрир, впрочем, очень скоро показла сицилийским феодалам, что является правительницей не менее жестокой. Фактически она стала сама себе тайной советницей, а её соглядатаи заполнили королевство, доставляя в темницу всякого, заподозренного в нелояльности или мятежных настроениях. Даже такие феодалы как сильный герцог Калабрии Захария Лицинардо боялись открыто говорить, если рядом присутствовал кто-то не из доверенных друзей.

 

Ещё будучи герцогиней Малмфрир изучила искусство пытки и овладела изготовлением ядов и теперь вся Сицилия боялась не только открытой расправы, но и неожиданного отравления.

 

Жестокое правление осторожной, усердной, вьедливой и терпеливой Малмфрир так расстроило сицилийских феодалов, что они стали подумывать о возвращении к власти свергнутого при их помощи Сигифредо Гвидечи-Бонифацио.

 

В противовес этим настроениям королева Малмфрир начала сближаться с гречекими купцами, которые продолжали играть важную роль в торговле на Средиземном море. Греки составляли значительную часть населения Сицилии, а на Мальте их было большинство. Сближаясь с греческой знатью и богатой городской верхушкой, королева Малмфрир портивопоставляла их сицилийскому католическому большинству, а в 1128 году приняла православие, преобладавшее среди сицилийских греков.

 

Это ещё больше отдалило графа Ингольфа от его двоюродной сестры-королевы и ему больше не было дела до положения в королевстве Сицилия.

 

В это же время старший сын графа Ингольфа Даламу-Беренгер, покаялся перед отцом и по его требованию отрёкся от православия, вернувшись в католицизм. После этого Ингольф снова признал Даламу своим наследником.

22 февраля 1128 года умерла жена графа Ингольфа, леонская инфанта Утакья Меллент, с которой у него не было искренней любви, но сложились хорошие отношения.

 

Весной 1128 года в Россано пришла новая болезнь – «лихорадка Антипатра» - лёгкая форма туберкулёза, которую можно было перенести, но от которой умерло несколько знатных людей в Сицилии и южной Италии.

 

Граф Ингольф снова ввёл карантинные меры по всему Россано, что сильно рассорило его с подданными. Поскольку болезнь протекала легко, а умирали от неё немногие, все считали карантинные меры слишком строгими и верили, что слухи о болезни распространяют евреи и греки, которые хотят посеять панику среди добрых католиков. Благодаря панике якобы эти заговорщики планировали нажиться на продажах лекарственных трав и скупке земель у тех, кто хотел покуинть охваченные болезнью земли.

 

В сентябре 1129 года король Италии Драгутин II Бранкович, вассалом которого был граф Ингольф, объявил войну королеве Сицилии Малмфрир Наддор, требуя, чтобы она отказалась от претензий на титул герцогства Беневенто, которое было частью королевства Италия.

 

Граф Россано не отреагировал на это событие, но в декабре заключил союз с герцогом Генуи, своим дальним родственником Антонио Наддор-Ольвия, устроив помолвку своей дочери Анны с его сыном Захарией.

 

В июле 1131 года Ингольф, человек страстный и еще не старый, женился второй раз, на 31-летней Клотильде фон Вюртемберг,  дочери Амадея, мэра немецкого города Пейтинга в Швабии.

 

Граф Ингольф и его вторая жена Клотильда фон Вюртемберг

 

В августе 1132 года королева Малмфрир после поражения сицилийских войск под Маратейей, от пятитысячной итальянской армии, вынуждена была признать поражение, отказалась от прав на герцогство Беневенто и выплатила королю Италии Драгутину II огромную контрибуцию, ввергнув страну в большие долги.

 

Авторитет королевы на Сицилии был подорван а налоги и повинности увеличены, что вызвало народное восстание в том же  1132 году. Оно было жестоко подавлено вассалами королевы Малмфрир, но положение в королевстве осталось взрывоопасным, а сицилийские феодалы снова тяготели к смене династии.

 

В 1134 году граф Равенны и Сиракуз Жимару Сормелла и граф Кастроджованни, сын Ингольфа, Кристофер Наддор, отложились от королевы Малмфрир. Сицилийское королевство начало снова распадаться.

 

В ноябре 1134 года герцогом Сицилии стал цизальпийский авантюрист Алессандро Лукка, который завладел Палермо, Мессиной и Козенцей, был призан как сюзерен графом Салерно Уилфредо Салерно. Власть королевы Малмфриды признавали только в Камарде и Реджо. Всё население Сицилии, знатные и простолюдины, православные и католики отвернулись от Малмфриды, когда стало известно, что она пыталась устроить убийство собственного племянника, графа Кастроджованни Кристофера Наддора.

 

Тем временем в браке с новой женой у графа Ингольфа родились сыновья – Ренард, Бермонд и Себастьян. Граф много времени проводил с новой женой и новой семьёй, что расстраивало его сыновей от первого брака - Даламу-Беренгера и Кристофера. Кристофер, впрочем, находился в своём графстве на Сицилии, а Даламу-Беренгер вынужден был наблюдать счастье новой семьи у себя на глазах. Между ним и графом снова стали вспыхивать ссоры по разным мелочам, потому что Даламу не решался сказать о своём настоящем неодобрении второго брака своего отца.

 

Зато у Ингольфа были хорошие отношения с сестрой Йурсой, которая, после того как почти все её дети умерли, а семья – потеряла власть над Салерно, перебралась в Россано. Из-за смерти четырёх сыновей (два из которых побывали графами Салерно), Йурса слегка повредилась рассудком, иногда говорила невпопад и откровенно выдумывала небылицы, но в остальном была очень любящей тёткой для сыновей Ингольфа от второго брака.

 

В 1137-1138 годах граф Ингольф отправлял отряды из Россано в помощь своему зятю, герцогу Генуи Захарии Наддор-Ольвия.

 

В 1139 году граф Ингольф стал ощущать старческую немощь, отсутствие сил и постоянную склонность ко сну. Граф Россано и раньше был не амбициозен и предпочитал простую повседневную жизнь, а теперь на фоне однообразной действительности стал впадать в меланхолию и много разговаривал о бесцельности земной жизни и важности единственной цели – подгтовке к загробной жизни.

 

Тем временем герцог Сицилии Алессандро Лукка так выжимал деньги и другие ресурсы из жителей острова, что против него началось массовое восстание. За оружие взялись все – крестьяне, горожане, мелкие феодалы, даже священники. Повстанцы разгромили войска Алессандро, захватили его крепости в Палермо и Мессине, повсюду преследовали и убивали людей, верных Алессандро.

 

На графа Ингольфа, дотле вполне здорового и не жаловавшегося на плохое самочувствие, вдруг лавинообразно свалились симптомы разных заболеваний, словно все вместе ждали своего часа. В 1140 году он жаловался на слабость, долгий сон, трудности с пробуждением, спутанность мыслей, боли в груди, плохое пищеварение и отсутствие аппетита. Иногда он путался в словах и забывал людей, которые его окружали. Жена, Клотильда фон Вюртемберг, и сестра, Йурса Наддор, стали постоянной свитой Ингольфа, заботясь о его здоровье и служа «живыми блокнотами».

 

24 марта 1141 года граф Ингольф Наддор, правитель Россано, умер от сердечной недостаточности.

Изменено 24.09.2024, 14:41:00 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Граф Даламу

 

Герб графства Россано

 

В отличие от своего более спокойного отца граф Даламу-Беренгер Наддор был полон амбиций взять реванш за неудачи своих предков и вернуть себе корону Сицилии. К 1140-м годам это сделать уже было очень непросто, если вообще реально, только как раз политическим реализмом и дальновидностью граф Даламу никогда не отличался. 

 

Даламу-Беренгер Наддор получил суровое военное воспитание. Он был по-военному сдержан и дисциплинирован, но желал, чтобы всё шло по раз и навсегда заведённому распорядку. Когда же хоть что-то шло не по плану или происходило непредвиденное, Даламу терялся и реагировал истерично. Выражение недовольства у него напоминали буйство помешанного человека. В таких случаях все придворные, члены семьи и слуги предпочитали держаться подальше.

 

Блестящие полководческие навыки сочетались у Даламу с нетерпеливостью, неумением надолго просчитывать ходы во всём, что не касалось непосредственно поля боя. 

 

Даламу был уверен, что бог вразумил его военному искусству для какой-то великой цели, которую можно было достичь только военным путём. По его тщеславному мнению это могло быть только возвращение себе королевского титула. О том, что его предки были королями Даламу никогда не забывал и не упускал случая напомнить об этом окружающим. 

 

Неосторожность и нетерпеливость довели Даламу до восстания против королевы Сицилии Малмфрир. Хотя графство Кастроджованни, которым правил Даламу, обеспечивало ему значительное богатство и крупные военные ресурсы, этого оказалось мало, чтобы победить королеву Сицилии, которая смогла призвать сильных союзников. Несмотря на свой полководческий талант Даламу потерпел поражение в боях с превосходящими силами противника и вынужден был капитулировать. По решению королевы он потерял своё графство Кастроджованни, которое было после этого даровано его младшему брату Кристоферу.

 

Лишившись власти над Кастроджованни, Даламу-Беренгер компенсировал это роскошным образом жизни, принятом в аристократической среде – пиры с изысканными блюдями и винами, охота с собаками или соколами. От всех окружающих он требовал продолжать обращаться к нему как к графу Кастроджованни. К своему младшему брату он испытывал ревностную зависть, которая с годами крепла. 

 

Граф Даламу-Беренгер Наддор и его жена графиня Перинн Бугенси

 

На охоте проявлялась ещё одна черта Даламу – любовь к мучениям. И в боях, и на охоте он любил видеть себя, окружённым смертью и предсмертными муками. Он не мог просто убить преследуемую добычу, он старался растянуть её страх и её агонию.

 

Сразу после прихода к власти в Россано Даламу-Беренгер подверг пыткам Милютина Углеся, сербского проповедника, обвинённого в ереси и распространении слухов, подрывающих порядок. До того он три года просидел как обычный заключённый, не подвергаясь никаким дополнительным наказаниям.

 

От этих пыток Милютин повредился рассудком и на казнь 9 мая 1141 года его притащили умирающим. Однако Даламу сделал из казни представление, не дав заключённому умереть в тиши камеры.

 

Если кто-то, по мнению Даламу, становился препятствием, он заслуживал смерти. Даламу ненавидел своего младшего брата Кристофера за то, что тот владел графством, которое по мысли Даламу должно было принадлежать ему. Он ненавидел сицилийских вассалов, которые по мысли Даламу должны были быть его подданными как потомка дома Наддор. Даже с придворными он соревновался из-за должностей и, желая занять канцлерский пост, организовал убийство канцлера Берси, который умер от отравления.

 

Впрочем, как политику и правителю Даламу не хватало размаха и кругозора. Он был бы превосходным военачальником при дворе какого-нибудь короля, но как правитель он не умел определить адекватные цели.

 

Став новым графом Россано, Даламу понимал, что является слабейшим среди феодальных лордов южной Италии. Он нуждался в сильных союзниках, однако его дочь, Изабелла Наддор, была помолвлена с Константином Бранковичем, который хотя и принадлежал к сильнейшей феодальной семье северной Италии, сам не мог обеспечить никакого союза. Помолвку устроил ещё граф Ингольф и такая помолвка стала причиной одной из ссор графа с собственным наследником.

 

В конце февраля 1142 года граф Даламу, не считаясь с позором и дурной славой, которые могли последовать за расторжением помолвки, объявил её недействительной и в марте сосватал Изабеллу Наддор за Валерана де Веллетри, наследника графа Генриха де Веллетри, правителя Тиволи.

 

Тиволи входило в состав Папской области и граф Тиволи считался вассалом Папы. Это графство было очень развито как в хозяйственном, так и в военном отношении. Граф Тиволи мог выставить до трёх тысяч воинов, на что и рассчитывал граф Россано.

 

В 1142 году граф Даламу съездил в гости к герцогу Дукли Уилфредо Унрочингер-Пула, одному из сильнейших балканских правителей. Там граф Даламу набрался впечатлений, прежде всего – зависти, поскольку свита, одежда и снаряжение герцога Уилфредо и другого его гостя, герцога Беневенто Дмитара Бранковича, были гораздо богаче, чем у графа Даламу.

 

Во время отъезда регентом Россано стал дядя графа Даламу, Сёрквир Наддор.

 

По возвращении граф Даламу обвинил Сёрквира в растратах и злоупотреблениях во время регентства, после чего Сёрквир немедленно бежал в Кастроджованни. Вместо него под стражу в мае 1142 года попала сенешаль Ида Этихонен, которая под пытками дала показания против своего мужа, управляющего Виту де Линтини, который помогал возводить дороги в Россано и отвечал за сложный проект ирригации, проведённый при граф Ингольфе.

 

Настоящий интерес для графа Даламу представляли личные богаствта Иды и Виту.

 

Виту понял всю опасность положения и смог убежать из Россано в июне 1142 года.

 

Выяснив, что Виту смог получить убежище в королевстве Болгария, граф Даламу под угрозой казни заставил Иду открыть местонахождение её личных сокровищ, за что заменил казнь изганием из Россано.

 

Тем временем жених Изабеллы Наддор, наследник графа Тиволи Валеран де Веллетри погиб, вызвав на дуэль мелкого местного дворянина. Помолвка естественным образом исчезла. Граф Даламу смог обеспечить новый союз с Тиволи, выдав своего двоюродного брата Ренарда (сына графа Ингольфа от второго брака), с новой наследницей графства Тиволи, Евфросиньей де Веллетри.

 

В ноябре 1143 года граф Кастроджованни Кристофер Наддор в союзе с собственной женой Матильдой, графиней Мерзебурга, начал войну с графом Даламу, требуя отдать себе ценнейший артефакт – корону, которую выковали ещё по приказу Сальвадора Наддора и использовали все последующие короли Сицилии.

 

Граф Даламу был рад, что сможет снова поучаствовать в войне, особенно против ненавистного Кристофера. Когда он узнал, что отряды из Кастроджованни прошли Катанзаро, он собрал под Россано своих воинов, расположившись на удобной позиции в холмах. Имея всего 370 человек против тысячной армии противника граф Даламу-Беренгер был уверен в успехе.

 

18 декабря 1143 года при замке Россано состоялась битва, в которой умелая и стойкая оборона воинов графа Даламу оказалась непреодолимой для армии из Кастроджованни. Командующий противника, Лупу ди Сорренту, был убит Сёрквиром Наддором, а его войско потеряло 316 человек убитыми, раненными и пленными. Граф Даламу потерял только 70 воинов убитыми и раненными.

 

В этом сражении дебютировал и старший сын графа Даламу, Бермонд Наддор, который вырос настоящим великаном. Он умело командовал своим флангом и убил Ацциарду, рыцаря и придворного графа Кристофера.

 

Тем временем восставшие вассалы короля Италии семилетнего Драгутина III Бранковича, вынудили своего сюзерена 7 ноября 1143 года отказаться от короны. Никто не был провозглашён новым королём и огромное итальянское королевство (существовавшее с 584 года) распалось, а его графы и герцоги посчитали себя свободными.

 

Драгутин III сохранил титул герцога Ломбардии, а граф Даламу остался его вассалом. 7 февраля 1144 года графу Даламу-Беренгеру предложили регентство над Ломбардией, по обращению ломбардских вассалов – графа Пармы Вукана Радослава и графа Тортоны Данило Карадья.

 

Граф Даламу согласилася и принял пост регента, рассчитывая воспользоваться случаем и направить войска герцога Ломбардии против своего сицилийского врага.

 

В это же время в южную Италию из Греции пришла эпидемия «греческой сыпи» - разновидности оспы, крайне смертельной и опустошительной. От неё умерло две трети населения графства Лечче и около половины жителей Аттики, Фессалии и западной Анатолии.

 

Граф Даламу приказал изолировать столицу и ввёл жестокие карантинные меры, за невыполнение которых людей казнили.

Эпидемия, карантин и война требовали значительных расходов и граф Даламу прибегнул к старому средству пополнения – репрессиям. Клотильда фон Вюртемберг, вторая жена покойного графа Ингольфа, была обвинена в заговоре против графа Даламу. Придворная Любица Моймирид-Нитра якобы была её сообщницей. Граф утверждал, что они обе замышляли убить его, а также передавали важные сведения графу Кастроджованни, служа его глазами и ушами при дворе.

 

Эпидемия, карантин и война требовали значительных расходов и граф Даламу прибегнул к старому средству пополнения – репрессиям. Клотильда фон Вюртемберг, вторая жена покойного графа Ингольфа, была обвинена в заговоре против графа Даламу. Придворная Любица Моймирид-Нитра якобы была её сообщницей. Граф утверждал, что они обе замышляли убить его, а также передавали важные сведения графу Кастроджованни, служа его глазами и ушами при дворе.

 

На самом деле заговора не было и граф Даламу собирался пополнить свою казну, конфисковав личные богаствтва “заговорщиц”. Обе женщины смогли избежать ареста и покинули пределы графства Россано.

 

За эти репрессии и жестокий режим карантина граф Даламу-Беренгер Наддор получил прозвище “Ужасный” или “Грозный”.

Сын и наследник графа, Бермонд Наддор, осуждал эти несправедливости и публично возмущался действиями отца. Между ними случилось несколько ссор и в марте 1145 года Бермонд Наддор уехал из Россано.

 

Около месяца графиня Перинн пыталась примирить отца и сына, но оба не желали уступать и Бермонд, погостив в Салерно, отправился в Беневенто и поступил на службу герцогу Дмитару Бранковичу.  

 

Положение Россано от этих жестокостей не улучшалось и графа Даламу-Беренгер, злоупотребляя своим регентским положением, прибегнул к хищениям из казны герцогства Ломбардия.

 

Едва граф Даламу поправил этим свою казну (заслужив ненависть ломбардских вассалов и простолюдинов), как осенью 1145 года на юг Италии из Греции пришла новая эпидемия – на этот раз «греческой лихорадки» - смертельной разновидности тифа, которая убивала очень быстро и от которой не было лекарств.

 

Граф снов ввёл строгий карантин, изолировал столицу, а церковь проповедовала о том, что болезнь пришла в графство за грехи самого Даламу.

 

В графстве вскоре возник апокалиптический культ, люди верили, что страшная болзень – один из предвестников скорого апокалипсиа, бросали имущество, бросали работу и молились, готовясь к Последнему Суду. Даже епископ Россано Родерик был встревожен и пришёл к графу с жалобой на распространие культа. Граф по своему обыкновению прибегнул к репрессиям – и кроме страха перед болезнью графство погрузилось в страх перед инквизиторами епископа, с которыми граф посылал своих воинов. Они преследовали и правых, и виноватых, часто используя своё положение ради личного обогащения.

 

Положение в графстве было близко к восстанию, но массовое недовольство выплеснулось не на графа, а на евреев, о которых кто-то распространил слух, что именно их торговцы разнесли болезнь. В Россано состоялась серия стихйных погромов, а власти, совершенно беззащитные перед этим массовым помешательством, придали этому насилию вид законности. Граф Даламу говорил, что не может никого осуждать, ведь всё происходит по воле Бога и подчинённой ему церкви.

 

Евреи стали массово покидать графство, при этом граф Даламу брал специальный налог с тех, кто хотел на законных основаниях отправиться в Салерно, Реджо или Кастровиллари. Многие, впрочем, бежали стихийно.

 

В начале 1147 года графы Ломбардии восстали против регента Даламу и вынудили его отречься от должности, обязав больше не переступать пределы герцогства Ломбардия. Граф Россано вернулся домой, но тут же объявил, что больше не считает герцога Ломбардии своим сюзереном.

 

Южная Италия снова оказалась территорией, где соседствуют небольшие и независимые государства – герцогство Беневенто, республика Капуя, графство Салерно и отдельное герцогство Салерно, в состав которого входили Камарда и Реджо.

 

Сицилийское герцогство, где продолжал править успешный авантюрист Алессандро Лукка, включавшее Козенцу, Мессину, Сиракузы и Палермо, было самым сильным среди этих государств, но ни у кого пока не было агрессивных планов против друг друга.

 

Герцог Сицилии Алессандро договорился о браке с Анной Наддор, второй дочерью графа Кристофера, правителя Кастроджованни. А старшая дочь графа Кристофера Гинурва, вышла за герцога Салерно Алессандру Ангелери.

 

Оба герцога, таким образом, пытались породниться с домом Наддор и произвести наследников от фамилии, которая обладала правами на корону Сицилии, укрепив и собственные династические права.

 

Но брак Гинурвы и Алессандру не дал потомства, потому что Алессандру умер от рака, не успев завести детей.

 

Граф Даламу попытался завязать переговоры с графом Кристофером о браке Гинурвы и своего сына Бермонда, но Кристофер наотрез отказался даже что-либо обсуждать.

 

Граф Даламу считал, что без установления контроля над Кастроджованни у него не будет шансов в дальнейшей борьюе за Сицилию. Графство Россано, опустевшее после болезней и репрессий Даламу, могло к 1147 году выставить лишь около четырёхсот воинов.

 

В возможной борьбе граф Даламу мог полагаться только на сильных союзников, а именно графство Тиволи. В августе 1147 года граф Генри де Веллетри умер, но его наследница, юная и уверенная в себе Евфросина де Веллетри, подтвердила сюз с Россано.

 

В начале 1148 года новый Папа Римский, Грегорий VI, обвинив графа Даламу в прегрешениях против Церкви, даровал законную претензию на графство Россано герцогу Сицилии Алессандро Лукка, после того как дипломаты последнего хорошо поработали как в Риме, так и в архиве Россано с позволения епископа Родерика, который стал очень популярен среди населения и чувствовал себя независимо от графа.

 

Граф Даламу, опасаясь войны с герцогом Сицилии, стал готовить его убийство, с помощью своего тайного советника Тимойя. Тот начал устанавливать связи с мэрами сицилийских городов и недовольными местными феодалами. Впрочем, через два месяца заговор был раскрыт тайным советником герцога Сицилии Лучино де Луппой.

 

Тем не менее, подготовка покушения продолжалась и 30 сентября 1148 года герцог Алессандро был укушен подброшенной ядовитой змеёй. Но он вовремя оказался в руках лекаря и тот дал противоядие.

 

Тогда граф Даламу начал заговор против своего младшего брата графа Кристофера, надеясь разрушить союз, который действовал между герцогом Сицилии и графом Кастроджованни и делал войну с ними обречённой на поражение.

Тем временем граф Даламу, желая пополнить число придворных, которых стало меньше во время эпидемии и его собственных репрессий, приглашал ко двору новых людей, среди которых была и бывшая польская графиня Правдомила Моймирид-Храдок, с мужем Дужамом-Ловриком Дукатином и четырьмя детьми.

 

Граф Даламу, для которого отношения с женой, графиней Перинн, стали уже скучными, соблазнился красивой и уверенной в себе Правдомилой, которая была лишь на пару лет младше его. Правдомила стала единственным человеком в графстве, которого граф Даламу слушал, перед которой смирял свой деспотизм. У них завязался роман, от которого родилась бастард – Сусана. Правдомиле удалось скрыть её рождение и убедить всех, что она беременна от законного мужа. Её отношения с графом Даламу продолжались и при дворе Правдомила оказалась также очень полезной, донося графу все важные слухи о положении в графстве и отошении подданных к разным проблемам. Никакой, даже самый незначительный, заговор, не мог ускользнуть от любопытной и хорошо информированной Правдомилы, которая фактически стала вторым тайным советником графа Даламу.

 

В 1150 году графство Россано поразила баранийская оспа, от которой заболела жена графа, Перинн де Бугенси. Лечение, для которого был приглашён мадьярский врач Тамас Ратот, оказалось неудчаным, графиня Перинн была обезображена и вынуждена скрывать лицо за серебярнной маской.

 

После этого граф Даламу избегал общения с женой и почти открыто жил с Правдомилой, которая при дворе в Россано сохраняла свой старый титул графини Превова, а при обращении было непонятно, имеют ли в виду законную жену графа или его гостью.

 

Графиня Перинн от последствий болезни и отдаления мужа испытала сильный стресс. Она опасалась, что граф Даламу может выслать её и жениться на Правдомиле. Видя как граф проводит время с Правдомилой, соперницей, с которой ей после болезни было невозможно сравниться, графиня Перинн начала топить своё горе в вине и скоро стала алкоголичкой.

 

Тем временем герцог Сицилии Алессандро Лукка, вопреки опасениям графа Даламу, предпочёл начать войну за Неаполь и выступил против дожа Капуи Родоальда Вулфинга. Война развивалась неудачно для Сицилии, поскольку неаполитанские и капуанские городские советы не только выставили превосходно снаряжённую армию, но ещё и наняли «Чёрную банду» - один из сильнейших наёмных отрядов в Европе, состоявшем из хорватов, болгар и сербов. Командование над всеми войсками хорватскому наёмному капитану Славичу Крезимировчиу.

 

Этот человек участвовал в успешном восстании против хорватского бана Петара Трпимовича, был предан, попал в плен, бежал, и собрал из уцелевших соратников отряд наёмников, который во время разных войн на Балканах прославился как лучший из лучших, а Славич заслужил репутацию блестящего полководца.

 

В июле 1151 года люди графа Даламу организовали покушение на графа Кристофера, однако он сумел спастись каким-то чудом, поскольку заговорщики, которые смогли похитить его, наткнулись на патруль графской стражи и были перебиты. Имя графа Даламу не всплыло, однако граф Кристофер стал более осторожен и новое покушение оказалось совершенно невозможным.

 

В начале 1152 года герцог Сицилии Алессандро Лукка вынужден был капитулировать, после того как его армия дважды потерпела сокрушительные поражения. Разгром был таков, что у герцога Алессандро осталось не более 300 воинов и он мог полагаться только на союз с графом Кастроджованни, который, несмотря на поражения, мог выставить около тысячи человек.

 

Настало удачное время для борьбы за Сицилию, однако в это время граф Россано уже так погряз в долгах, что не мог позволить себе вести никаких войн.

 

Экономическое положение графства было таким тяжёлым, что в мае 1154 года почти все крестьяне Россано восстали и осадили замок графа. В то время граф Даламу мог выставить не более ста воинов, которые были быстро разбиты превосходящими силами мятежников, во главе с простолюдином Фульвио.

 

11 сентября 1155 года крестьяне заставили осаждённого графа Даламу капитулировать. Граф издал указ, по которому простил все недоимки и долги перед казной, а также отменил ряд повинностей и особенно раздражавший крестьян налог на соль.

 

Многие мелкие феодалы, которые раньше служили графу на войне, были разорены или убиты во время этого восстания. Крестьянские общины получили право выбирать свои местные власти и судей, пользоваться местными обычаями вместо законов графства и были освобождены от всех налогов. К этому стоит добавить многочисленные огранизованные преступные группировки и даже прообраз первых мафиозных структур, чтобы увидеть, что после 1155 года жизнь в Россано была почти анархической.

 

Финансовое положение графа Даламу стало совсем безнадёжным – он лишился последних источников доходов и только делал новые долги, чтобы выплатить проценты по старым. Ему пришлось распустить свой отряд варяжских ветеранов, поскольку ему нчем было их содержать. В Россано свободно действовали разбойники, гильдии воров, контрабандисты. На фоне ослабления центральной власти они даже устанавливали свою власть над отдельными деревнями или городскими кварталами.

 

Ухудшалось и его семейное положение графа. 11 ноября 1154 года от ранений, полученных на охоте, умер Бермонд Наддор, сын и наследник графа Даламу, служивший главным ловчим у герцога Беневенто. Графиня Перинн обвинила мужа в неуступчивости и деспотизме, из-за которых их старший сын покинул Россано и погиб на чужбине. Граф Даламу посчитал упрёки несправедливыми и обвинил в свою очередь жену, якобы она не смогла уговорить сына повиноваться отцу и плохо его воспитывала.

 

 В 1156 году граф с радостью воспользовался шантажом епископа Родерика, который называл брак Даламу с Перин, остававшейся православной, несостоятельным с точки зрения веры и, притворно следуя мнению церкви, развёлся с давно нелюбимой женой. При этом сам Родерик полагал, что граф постарается договориться с ним чтобы церковь не раздувала скандал и был очень удивлён, что его шантаж оказался на руку Даламу.

 

В 1157 году граф Даламу женился на своей любовнице Правдомиле муж которой умер во время эпидемии в 1150 году.

 

Только в начале 1160 года экономическое положение Россано стало восстанавливаться – в немалой степени благодаря энергичности и предприимчивости новой графини. Кроме того, у неё оставалась большая личная казна, за счёт гарантий которой она могла договориться с итальянскими банкирами и купцами в Катанзаро, основными кредиторами графа. Доход казны снова стал превышать расход и граф наконец смог выплачивать накопившиеся долги, не делая новые.

 

В 1159 году граф Кастроджованни Кристофер предложил своему старшему брату Даламу забыть былую вражду и заключить союз. Граф Даламу принял предложение, поскольку всё ещё оставался самым слабым правителем южной Италии. Но, заключив договор, граф не забыл, что некогда потерял Кастроджованни именно в пользу Кристофера, не оставлял желания отомстить и готовил новый заговор против него.

 

Крестовый поход графа Даламу

 

1 октября 1162 года Папа Римский Григорий VI объявил всему католическому христианскому миру о начале нового крестового похода за освобождение Гроба Господня. Все христианские графы, герцоги, короли и императоры должны были откликнуться на призыв Папы.

 

Многие простолюдины и знатные люди отклинулись на этот поход с большим воодушевлением. В Европе накопилось очень много бедных людей, безземельных рыцарей и бывших графов, баронов, даже герцогов, которые теряли владения в ходе феодальных войн, но не утрачивали амбиций. Те же, кто сохранял власть, соблазнялись возможной добычей на Востоке, о котором ходили полу-легендарные представления. Наконец, все жаждали отомстить мусульманам за первые два провалившихся крестовых похода – 1168-1170 и 1111-1112 годов.

 

Граф Даламу-Беренгер Наддор, талантливый полководец, который давно страдал от невозможности реализовать свои знания и способности, свою любовь к войне в каком-либо великом деле, с радостью откликнулся на призыв Папы. Немаловажным было для него и обещание прощения гехов всем участником священной войны. 

 

Иерусалимом владел эмир Хашмаддин ибн Захир Шайбанид. Он был намного более слабым чем огромный халифат Багдадидов или даже сирийский султанат, под верховной властью которых раньше были эмиры Палестины.

Теперь независимый эмират Палестина протянулся по побережью от Аккры до Газы, на юго-востоке достигая пустыни Негев, а на востоке достигая Балки и Керака.

 

За зиму 1162-1163 годов к походу присоединились король Бретани Карадек, король Данеланда (бывшей области датского права) Валеран ле Тельер, герцог Нитры Драгослав Моймирид-Нитра, герцог Шлезвига Рагнвальд Вамули, бан Верхней Боснии Ника Домагоевич-Варос, герцог Апулии Херри Придайн-Барри, герцогиня Ангальта Ваклава Грифита, множество графов и баронов со всей Европы, вольные города, а также герцог Крыма Поликарп Маурозомис, в прошлом – православный правитель, который недавно принял католичество. Кроме того, в походе участвовало множество безземельных рыцарей, авантюристов, жаждавших добычи и земель, а также просто наёмников.

 

В то же время поход не достигал размаха Первого крестового похода, в котором участвовали почти все европейские короли, а с н ими даже некоторые греческие православные деспоты.

 

1 марта 1164 года, после многих месяцев подготовки – сбора провианта, денег, снаряжения, тренировок, войска Россано были созваны под знамя графа Даламу. В это же время стали собираться и войска других христианских государей.

 

С графом Даламу в поход отправился его сын и наследник Тетбальт, ранее два года проведший в Венеции, где завершал обучение. Также крестоносцами стали двоюродные братья графа Даламу – Себастьян и Бермонд Наддоры, дети графа Ингольфа от второго брака. Сын графини Правдомилы, Иоанн Моймирид-Хардок также вызвался добровольцем.

Графство Россано осталось под управлением графини Правдомилы.

 

Граф не желал присоединяться к войскам других графов и герцогов, поэтому стремился оказаться рядом с папскими войсками – единственого, по мнению Даламу, достойного сюзерена – наместника Бога на земле.

 

11 апреля 1164 года граф Кристофер, давний соперник графа Даламу, умер, после бурного пира, на котором, как говорили, правитель Кастроджованни слишком много выпил.

 

Граф Даламу, хотя это и было странно с точки зрения христианской доктрины, посчитал это знаком благоволения Бога и продолжил поход, не считаясь с тем, что это снова ввергло его графскую казну в дефицит.

 

Узнав, что войска Папы уже погрузились на корабли, граф Даламу нанял транспорты в Неаполе и 1 июня 1164 года догнал объединённый христианский флот в Ионическом море.

 

На кораблях было около сорока тысяч воинов. Через несколько дней флот, после временной стоянки в Реджо, отправился дальше, 20 июня был в Ионическом море у берегов Кефаллонии, 29 июня – в Мессенском море у Мистры (Пеллопонесс). В июле корабли прошли вдоль северного побережья Крита, 25 июля вошли в Левантийское море и добрались до берегов Палестины.

 

1 августа 1164 года 119 воинов из Россано во главе с графом Даламу-Беренгером высдаились на Святую Землю возле Акры. Граф Даламу гордился, что был первым участником крестового похода, ступившим на землю Христа. Сойдя на берег, он произнёс молитву, обещая завершить дело своего прадеда Иакова.

 

Слева-направо - Себастьян Наддор, граф Даламу, его сын Тетбальд и двоюродный брат графа Бермонд Наддор

 

Отряд Даламу начал осаду Акры, к которой присоединилось остальное христианское войско.

 

Мусульманские войска, собравшиеся возле Яффы, насчитывали около 60 тысяч, поскольку на помощь эмиру Палестины пришёл султан Сириии и многие другие эмиры и шейхи Ближнего востока. Они выступили было на Акру, но из-за разногласий между предводителями прервали поход, отступили назад к Яффе, а потом и к Иерусалиму.

 

Осада Акры тем временем продолжалась почти бескровно для христианской армии. Триста разнообразных осадных машин были развёрнуты вокруг укреплений и каждый день «трудились» над их разрушением.

 

16 сентрября 1164 года Акра сдалась, когда защитники увидели, что стены разрушены почти до основания.

 

20 сентября крестоносцы дошли до Тивериадского озера, откуда двинулись на Ирбид. Настоящий план похода знал папский полководец, франконский рыцарь Хартвиг, человек храбрый и опытный. Однако он был простолюдином, поэтому участвовавшие в походе герцоги и графы неохотно ему повиновались. Они двигались разными отрядами, по своим маршуртам, делая остановки когда вздумалось командующему лорду. Небольшому отряду графа Даламу было чуть легче снабжать себя в этой жаркой и засушливой земле.

 

23 сентября крестоносцы узнали, что мусульманские армии зашли им в тыл – девять тысяч воинов из Иерусалима, которых вёл сам эмир Хашмаддин, а также семитысячное войско эмира Алеппо Шарафа Шейбанида, известного своей эксцентричностью. Даже среди мусульман ходили слухи о его доблести и изощрённой жестокости, с которой он относился к провинившимся. Эмир Шараф сам продумывал ритуалы пыток и сам изготовлял для них инструменты. Кроме того он увлекался садоводством и астрологией. Это был очень разносторонний и противоречивый человек, неординарный и совершенно аморальный.

 

Мусульманские полководцы смогли так подгадать движения христианской армии, что одни отряды уже дошли до Ирбида и начали осаду крепости, другие ещё только двигались через пустыню, а третьи стояли на отдыхе у Тивериадского озера.

 

Переход к Ирбиду выдался очень тяжёлым. Из отряда графа Даламу осталось только 25 человек – остальные погибли во время перехода или дезертировали.

 

15 октября 1164 года мусульманские эмиры, имея под началом около восьмидесяти тысяч человек, атаковали примерно двадцатитысячную армию крестоносцев у Тивериадского озера. Часть христианских командиров не знала, что движется противник, мгногие думали, что имеют дело с небольшим войском из соседнего Наблуса. Единства в командовании не было, хотя Адемар Гримальдинг, полководец капуанского дожа Родоальда Вульфинга, пытался организовать управление боем.

 

Разгром был сокрушительным, мусульмане, потеряв всего около тысячи человек убитыми и раненными, смогли уничтожить, ранить или взять в плен одинадцать тысчь крестосноцев. Остальные стали отступать в панике. Управление было совершенно потеряно и через несколько дней мусульмане уничтожили остатки христианских войск.

 

В это время отряд графа Даламу следовал за папским войском. После разгрома при Тивериадском озере крестоносная армия в районе Ирбида насчитывала двадцать семь тысяч человек. Сохранился сильный и лучше всего организованный отряд папской армии – восемь тысяч бойцов во главе с Хартвигом. Здесь же были и шесть тысяч тамплиеров во главе с грандмастером Уржасом II, полабским рыцарем.

 

Узнав ошеломляющую весть о разгроме большей части крестоносной армии при Тивериаде, командующие (папский военачальник Хартвиг, гарндмастер тамплиеров Уржас, франконский рыцарь Аларих, командовавший отрядом из Витербо, герцог Апулии  Херри Придайн-Барри, который вёл две с половиной тысчи воинов, андалусиец Юмахир Аминид, командир отряда из испанского графства Малагон, Арнефрид Атенульфинг, маршал графа Орвьето и граф Годфруа Тангю, вёдший за собой восемьсот бретонцев) решили выступить прямо на Иерусалим, надеясь, что смогут захватить город врасплох, раз все мусульманские войска были возле Тивериадского озера.

 

23 октября 1164 года папские войска и вместе с ними отряд из Россано прибыли под стены Иерусалима. Город был хорошо укреплён и его гарнизон оказался начеку. Началась осада, тем временем мусульманские войска двигались с севера, следом за крестоносцами.

 

29 октября осаду Иерусалима пришлось снять, потому что стало известно, что огромная мусульманская армия наступает со стороны Йараша. Христиане снова действовали вразнобой. Часть войска успела уйти к Наблусу, но остальные слишком медленно двигались, а около двадцати тысяч решили остаться под стенами Иерусалима и дать бой.

 

20 ноября 1164 года восьмидесятитысячная мусульманская армия во главе с эмиром Хашмаддином ибн Захиром Шайбанидом разгромила двадцать пять тысяч крестоносцев, которыми пытались командовать папский полководец Аларих, грандмастер тамплиеров Уржас и граф Даламу. Каждый действовал почти без согласования друг с другом, поскольку мусульмане действовали быстро и внезапно, наладить взаимодействие разных отрядов было невозможно.

 

В сражении было убито, раненно или попало в плен двадцать четыре тысячи крестоносцев. Храбрый рыцарь Атари де Перуджа пал в поединке с шейхом Абаноубом Тулунидом. Множество знатных рыцарей попали в плен, среди них Иоанн Моймирид-Хардок и сын графа Даламу Тетбальд Наддор.
 

Только три простых воина уцелело из всего отряда Россано. Вместе с графом Даламу и его двоюродными братьями Себастьяном и Бермондом они с трудом добрались до Наблуса, соединились с христианскими отрядами, отступающими в сторону Акры, где сели на корабли.

 

Совершенно деморализованный граф Даламу больше не желал оставаться в Палестине и его уцелевшие спутники были в том же  состоянии.

 

Граф Даламу вернулся в Россано только 11 января 1165 года. Здесь он узнал, что около шести тысяч христиан, которые не участвовали в бою под Иерусалимом, отступали на север, в Сирию, где были разбиты окончательно, при Сайде, 28 декабря 1165 года.

 

В феврале 1165 года, спустя всего год после начала крестового похода, всем в Европе стало ясно, что он провалился.

 

Тайный советник графа Даламу, Тимой, сумел выяснить, что наследник Тетбальд находится в Иерусалиме. Его держат под домашним арестом, он может выходить на прогулки и даже посещать святые места, но постоянно пребывает под надзором стражников. Граф Даламу обрадовался, что его сын оказался в хороших условиях, но выкупить его он даже не надеялся – казна оставалась пуста.

 

Последние годы графа Даламу

 

В Россано испортились и отношения графа с Правдомилой, которая при всех вычитала мужа за то, что он допустил пленение её сына Иоанна.

 

В то время казалось, что только Папа Григорий VI не отчаялся после вестей о разгромах под Иерусалимом и при Тивериадском озере. Он продолжал проповедовать участие в крестовом походе, рассылал по всей Европе своих посланников, которые убеждали королей, герцогов и графов присоединяться к борьбе за Святую Землю.

 

К лету 1165 года Папа смог собрать новую коалицию европейских правителей, которые смогли выставить более ста пятидесяти тысяч воинов. К крестоносцам присоединились герцогства Северной Италии, силы римского императора Аймара Малбодена, король Польши – воины со всей Германии, Восточной Европы, и Италии. Даже король Белой Руси Благомир Тематинский послал большой отряд отборных воинов.

 

На этот раз христианские войска высадились в Талл Хамид, владениях сирийского султана.

 

20 октября 1165 христианские войска разбили сирийского султана Сауда Килабида при Ракке.

 

20 марта 1166 года при Акре состоялась решающая битва, где восемьдесят тысяч крестоносцев сразились против девяноста тысяч мусульман.

 

Бой кончился победой христианской армии – мусульмане отступили, однако крестоносцы потеряли пятьдесят тысяч человек убитыми и раненными. Их армия оказалась в очень тяжёлом положении и не могла двинуться дальше. Все пути от Акры на юг и восток контролировались лёгкими отрядами мусульман, а в апреле к Акре подошла новая армия во главе с султаном Сирии Саудом и эмиром Палестины Хашмаддином Шайбанидом. Крестоносцы оказались заблокированы с суши и прижаты к морю. Акра оставалась их единтсвенными воротами к отступлению. Предводители крестоносцев запросили переговоры и мусульмане согласились отпустить их в Европу, не пытаясь завязать бой или штурмовать крепость.

 

Крестоносцы отступили и с этим в апреле 1166 года третий крестовый поход закончился – бесславно для христианского оружия, как и первые два.

 

Граф Даламу после этого считал своей главной задачей выкуп и возвращение всех пленников, попавших к мусульанам, прежде всего своих сына и пасынка. Во многом благодаря мудрому управлению графини Правдомилы и помощи Папы, который также стремился помочь всем пленным христианам, граф Даламу смог собрать достаточно золота для выкупа и в апреле 1170 года наследник Тетбальд, а также Иоанн Моймирид-Хардок смогли вернуться в Россано.

В том же году граф Даламу стал ощущать первые признаки старческой немощи.

 

22 июля 1170 года граф Даламу-Беренгер Наддор, правитель Россано, умер от апоплексического удара.

 

Графа Даламу запомнили прежде всего как участника неудачного крестового похода, хотя на его жизнь пришлись и другие войны, опустошительные эпидемии и тяжёлые экономические кризисы.

 

Графство Россано оказалось в окружении более сильных и богатых соседей, однако за всё двадцатидевятилетнее правление графа Даламу оно сохраняло свою независимость.

 

О самом графе Даламу отзывались скорее как о жестоком и несправедливом правителе, во время правления которого подданные буквально побежали за пределы графства. Население графства сократилось на две трети – и большинство потерь пришлось именно на беженцев. Это бегство во многом было следствием болезней, но также и жестоких репрессий, во время которых граф пытался присвоить имущество богатых и даже не очень богатых подданных.

 

Участие графа в крестовом походе лишь немного скрасило его репутацию. Подданные, оставшиеся в Россано, говорили, что даже война за дело освобождения Святой Земли не могла искупить всех грехов графа Даламу.

Изменено 24.09.2024, 19:47:21 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Граф Тетбальт

 

Граф Тетбальт Наддор

 

Титул графа Россано унаследовал младший сын графа Даламу-Беренгера, Тетбальт Наддор.

 

Его детство сложилось очень необычно для детей семьи Наддор. Большинство из них с рождения и до шестнадцати лет росли при дворе и не покидали отчий дом. Лишь немногие отправлялись на учёбу в другие страны. Тетбальту повезло поехать в Светлейшую Республику Венецию, где он обучался под надзором дожа Галеаццо Интиминиано.

 

Дож Галеаццо был степенным, осторожным, честным и щедрым человеком, а главное - опытным республиканским политиком. На его примере Тетбальт научился, как важно и полезно скрывать свои настоящие чувства и молчать, как бы ни хотелось что-то сказать. Также Тетбальт мог увидеть, как важно для правителя быть внимательным к нуждам всех подданных и уважать их хотя-бы символически.

 

В Венеции Тетбальт усвоил тривиум и квадривиум, при этом учителя привили ему усидичвость и усердие. Кроме того он мог наблюдать за жизнью республики, политической конкурентностью, выборамим – пожить в обстановке совершенно другой политической ситуации. Он увидел, что даже торговцы и ремесленники могут играть очень важную роль в жизни государства. Уважая их, можно получить больше пользы, чем относясь лишь как к чёрному податному сословию.

 

Тетбальт не готовился стать правителем и думал, что будет служить управляющим при дворе своего старшего брата Бермонда, которого видел как образцового воина и рыцаря. Смерть Бермонда на охоте (а также дяди Кристофера на пиру), потрясли Тетбальта, позволили привыкнуть к мысли, что даже лучшие и талантливые могут внезапно умереть, так ничего и не достигнув, а роль случая гораздо выше, чем принято думать. Хотя Тетбальт и усвоил христианское учение, он с юности думал, что случай, который, по его убеждению обычно направляется неким хитрым и злым началом, играет большую роль в жизни, чем принято думать. Уже здесь он склонялся к ереси, но его спасало умение держать язык за зубами.

 

Участие в крестовом походе, полном тягот и опасностей, внушило ему глубокое отвращение к неприятной, грязной и тяжёлой военно-походной жизни. Ему с тех пор претила всякая романтизация войны и он даже велел удалять из библиотек сочинения, в которых можно было усмотреть подобную идею. 

 

Наконец, последней «школой» графа Тетбальта стал плен в Иерусалиме, при дворе палестинского эмира Хашмаддина. Там он потерял пиетет перед христианскими святынями, увидев их воочию. Его юношеское воображение подкрепило веру во что-то грандиозное, с чем ему придётся столкнуться в Иерусалиме, но, когда сами мусульмане позволили ему увидеть Святой Гроб, Тетбальт убедился, что это обыкновенный предмет, ради доступа к которому погибло множество людей. Священные войны стали для него ещё более бессмысленным делом. А его вчерашние враги-мусульмане оказались очень культурными людьми, которые уважительно обходились с ним и другими знатными пленными. От общения с придворными эмира и самим эмиром Тетбальт (который поверхностно знал арабский ещё в Россано), получл представление о настоящей международной политике. Не прошла для него даром и атмосфера интиг восточного двора.

 

К началу самостоятельного правления Тетбальт был внимательным, усердным и осторожным человеком. Каждую проблему он старался изучить с доступной ему усидчивостью. Ему был чужд фанатизм и какие-либо устойчивые взгляды, которые могли бы направить его действия в рамках какой-либо доктрины. Следствием этого была переменчивость – не имея стойких убеждений он всегда колебался и никогда не был уверен в окончательном решении, предпочитая ещё раз всё обдумать.

 

Тетбальт также был едва ли не превым из дома Наддор, кто не пользовался переводчиком для общения со своими подданными. Он знал две версии латыни - окситанскую, на которой говорил его отец, и итальянскую, на которой говорило большинство его подданных сицилийской культуры. Дед Тетбальта принял каталонскую культуру в Лангедоке, но сам Тетбальт считал, что в новом окруежнии его роду давно стоит перенять новые традиции и новый язык. Кроме того, он знал арабский и греческий, а также понимал польский. Это был первый правитель из дома Наддор, кто скорее оказался учёным, питая отвращение к тому воинственному образу жизни, который вело большинство его предков. 

 

При этом Тетбальт, как человек аристократического происхождения и законный наследник очень хорошо знал свои права на власть и не собирался их никому уступать. Он не собирался возвращать себе корону и становиться достойным славы предков (хотя и обещал это отцу), но намеревался создать в Россано такое же образцовое управление, которое видел в Венеции. 

 

В 1164 году граф Тетбальт женился на Берте Мальте, которая получила такую  фамилию от отца, графа Кристофера, когда он решил создать собственную династию и поменял себе родовое имя и герб.

 

Герб и девиз дома Мальта

(В гербе сочетаются геральдика сицилийского графства Кастроджованни и дома Наддор)

 

Берта Мальта (урождённая Наддор) была очень спокойной и терпеливой женщиной, но её мысли всегда словно блуждали где-то ещё, вдали от всего, что касалось её непосредственно. Она не хотела замуж и в юности мечтала убежать на Восток, о котором знала по легендам и сказкам. Её первый муж, Шираф Джафаррид, был с ней холоден и счастья в таким браке она не обрела. Граф Кристофер выдал её за родственника африканского эмира, надеясь заручиться его поддержкой в борьюе за корону Сицилии. От нового брака она ничего не ждала, во многом сломленная первым замужеством. Но когда её выдали за Тетбальта, оказалось, что между ними много общего и, хотя страстью друг к другу они не пылали, но вскоре начали хорошо ладить.

 

Граф Тетбальт первым в Россано стал одеваться на восточный манер, носить лёгкие, хлопчатобумажные одеяния и просторные халаты. Вместо помещений замка он предпочитал обсуждать дела прогуливаясь по внутреннему двору или даже окрестным садам.

 

От брака с Бертой Мальтой граф Тетбальт имел пятилетнюю дочь Бенедикту, которую хотел выдать за подходящего наследника. Сначала он видел такими герцога Сицилии Алессандро II Лукку и графа Сиракуз Амбросио Лукку, но оба отказались от матрилинейных браков.

 

Тогда граф Тетбальт стал искать партию для дочери в графствах Беневенто и Апулия и остановился в конце-концов на герцоге Апулии, который владел землями от Сипонто до Отранто – то есть, всем «каблуком» итальянского сапога.

 

Благодаря браку королевы Сицилии Рёгнфрир Снарфари с бретонцем Карадеком маб Эгвеном, их потомки унаследовали Апулию и основали там династию Придайн-Бари, ветвь старого бретонского рода Придайнов.

 

В 1170 году Апулией правил герцог Херри маб Эгвен Придайн-Барри – в прошлом храбрый воин, участник крестового похода, истовый и набожный человек, но ставший после сорока лет гулякой и пьяницей. Ему должен был наследовать старший сын Гуремор, у которого от жены Антонии Бранкович был сын Горхойрам, лишь два месяца как родившийся.

 

Граф Тетбальт выяснил, что герцог Херри очень падок на дорогие подарки, а пьянство и гордыня подточили его способность здраво рассуждать. Он предоставил герцогу Херри щедрые подарки, которые скопил дом Наддор за долгие годы. Не забыл и о вине, которое посолал как от виноградников Россано, так и купил в Греции. Среди подарков герцогу Херри была и фамильная брошь дома Наддор – латунное изделие, украшенное древними рунами. В 1119 году Йурса Наддор, графиня Салерно, привезла её в подарок своему брату графу Россано Ингольфу Наддору. 

 

Не пожалел граф Тетбальт и гораздо более ценный подарок – корону Сицилии, которую в 1063 году изготовила для Сальвадора Наддрора Хайка фон Эпштейн. Эту золотую корону, украшенную сапфирами, носил сначала сам король Сальвадор, потом его сын Мартин II, а с 1088 года она находилась в сокровищнице графов Россано.

 

15 августа 1170 года Бенедикта Наддор, дочь Тетбальта, была помолвлена с Горхойрамом Придайн-Барри матрилинейным браком – дети от этого союза должны были принадлежать дому Наддор и унаследовать как Россано, так и земли от Апулии до Лечче.

 

8 сентября 1170 года граф Тетбальт заключил и другой выгодный брачный союз – его двоюродный брат, пятнадцатилетний Мануэль Наддор был сосватан за принцессу Сибиллу Геронтас-Пешкопи, дочь и наследницу деспота Аристарха, правителя Эпира. Он был одним из сильнейших монархов на Балканах после распада Византии.

 

28 февраля 1171 года эти помолвленные поженились и Мануэль Наддор отбыл в Эпир. Так графство Россано получило двух сильных союзников.

 

18 марта 1172 года граф Тетбальт заключил ещё один выгодный династический брак – выдал свою восемнадцатилетнюю сестру Арсену за венецианского дожа Рамбальдо II. Арсена была прекрасно обрзаована, знала классическую латынь и ещё три языка, с шестнадцати лет состояла главным воспитателем при дворе, но её отец граф Даламу так и не сумел найти ей подходящего мужа.

 

Благодаря союзу с Венецией графство Россано оказалось втянуто в войну, которую Венеция Вела против союза республики Капуи и герцогства Беневенто в 1178-1180 годах. Земля Россано во время этих боевых действий пострадала, хотя оккупация владений графа продолжалась недолго, а воины графа не учатсвовали в сражениях.

 

За это время герцог Апулии Херри Придайн-Барри провозгласил себя королём в 1174 году, но уже в 1175 умер от последствий пьянства. Его старший сын Гуремор умер от тифа в 1173 и власть в Апулии унаследовал девятилетний Горхойрам Придайн-Барри. Придворные также провозгласили его королём Апулии.

 

Граф Тетбальт перевёл свою дочь Бенедикту под воспитание придворной дамы Желки Моймирид-Хардок, подруги покойной Правдомилы. Желка была усердной, опытной в дипломатии, придворной политике, этикете и риторике. Она должна была подготовить Бенедикту к положению будущей королевы. Предидущим наставником наследницы был тайный советник - двоюродный брат Тетбальта Мануэль, человек преданный, хитрый и осторожный.

 

В 1179-1180 годах по Сицилии и Южной Италии распространилась эпидемия «овечьей оспы», которая оказалась не столь опасной, как прежние эпидемии. При дворе ей переболело нескольок человек и все поправились.

 

Во второй половине 80-х благодаря Россано значительно улучшило своё благосостояние благодаря реформам придворного управляющего Амбросио ди Лукка, бывшего графа Мессины и Сиракуз, лишённого власти герцогиней Сицилии Адрианой ди Лукка.

 

Семья графа Тетбальта – графиня Берта и её дочь Бенедикта, сложилась в это время в очень дружную и гармоничную команду, чья жизнь была настолько счастливой, насколько это возможно.

 

В июне 1186 года, через несколько дней после совершеннолетия короля Апулии Горхойрама Придайн-Барри, Бенедикта Наддор сыграла с ним свадьбу в Россано и отбыла в столицу Апулии замок Трани.

 

В 1189-1190 годах в ходе короткой войны герцог Беневенто Мыслав Вуканович отобрал Апулию у короля Горхойрама Придайн-Барри, сумев провести молниеносную победную кампанию.

 

Граф Тетбальт подумывал отомстить герцогу Мыславу за то, что он отобрал у её дочери значительную часть владений, однако в итоге отложил эти замыслы, во многом из-за дороговизны такого предприятия.

 

После войны 1189-1190 годов государства южной Италии довольно долго жили в мире, пользуясь этим для накопления богатств и укрепления собственных сил. Этому очень способстсвоало оживление средиземноморской торговли и расширение связей с Ближним Востоком, чему очень способствовали крестовые походы.

 

Все государства Италии обзавелись надёжными союзниками, а также сами имели большие вооружённые силы. На смену старым ополчениям пришли довольно хорошо подготовленные и вооружённые отряды, которые содержались либо богатыми феодалами, либо торговыми республиками южной Италии. Это были профессиональные воины на содержании у своих хозяев, снаряжённые отличной бронёй, выкованной кузнецами Неаполя, Капуи, Беневенто или Салерно. Отличительной особенностью итальянских армий стала эта превосходная тяжёлая пехота, дополненная отрядами стрелков с арбалетами – новейшего оружия на то время, которое было способно пробить любые доспехи. В Капуе, впервые в Италии, стали появляться прообразы будущего огнестрельного оружия. Чуть позже эксперименты с первой артиллерией начали венецианцы. 

 

Города были превосходно укреплены, основу обороны теперь почти повсеместно составляли каменные стены. Город-крепость Капуя, столица одноимённой республики, была самой сильной крепостью Европы тех времён – сложная оборонительная линия со рвами, валами и разными ловушками располагалась перед двойным обводом каменных стен с широкими башнями, а в центре города стояла огромная каменная цитадель, внутри которой построенный как замок дворец дожа был последней линией обороны. На рубеже веков стены Капуи стали оборонять первые огнестрельные орудия. 

 

Неаполь, Беневенто и Салерно также были сильными крепостями. У государств южной Италии, таким образом, не было возможности победить друг друга без риска тяжёлых потерь в людях и других средствах.

 

Сам граф Тетбальт, понимая значение происходящей «революции крепостей», потратил огромные средства на перестройку своей столицы – замка Россано. В 1194-1199 годах этот прежде деревянный замок с единственной деревянной стеной за земляным валом превратился в каменную цитадель с большой центральной башней, где размещался гарнизон, семья графа и придворные.

 

Но не только равенство военных сил отличало государства южной Италии на рубеже XII – XIII столетий. После многих десятилетий войн и опустошительных эпидемий стала расцветать торговля, центрами которой стали такие торговые города как Салерно, Неаполь, Сипонто и Бари. Неаполь отличался крупнейшим рынком, самым большим портом и торговым флотом. Через Неаполь в Италию, а оттуда – дальше в Европу, поступали товары Востока – шёлк, ювелирные изделия, дорогие породы дерева, пряности, благовония и другие предметы роскоши. Итальянские города вывозили в Африку и на Ближний Восток вина, льон, шерсть, соль, дорогое оружие.

 

Во всех городах развивлось ткачество, основанное на давно процветавшем в этой части Италии овцеводстве. Россано здесь оказалось в особенно выгодном положении, благодаря традиционно развитому овцеводству и хорошим пастбищам.

 

Граф Тетбальт и его хорошо подобранные советники всячески способствовали развитию хозяйства и торговли, особождали от пошлин и части податей самые перспективные отрасли, отменили многие формы трудовых повинностей, оставляя крестьянам больше времени на развитие собственных хозяйств. Такая политика обернулась процветанием для всего графства и ростом доходов казны, несмотря на значительное сокращение числа налогов и повинностей. 

 

14 мая 1194 года у графа Тетбальта родился внук – Сунифред Наддор, сын королевы Апулии Бенедикты Наддор и Горхойрама Придайн-Барри. Королевская семья повезла мальчика крестить в святыню южного христианства – Сантьяго-де-Компостеллу.

 

Граф Тетбальт в последние годы

 

В 1195 году граф Тетбальт стал страдать от головных болей, от которых принимал лекарство на основе наркотических веществ. Это лекарство провоцировало у графа бессонницу и галлюцинации, так, что иногда он вёл себя странно, разговаривал с воображаемыми людьми и мог куда-то отправиться без всякой цели, спрашивая сопровождающих о том, куда и зачем они шли. Это перемежалось недолгими временами, когда граф находился в здравом сознании. Все сочли, что граф теряет рассудок, а поэтому реальную власть в графстве вскоре получила графиня Берта, которой прежде всего стали отчитываться советники – казначей Амбросио ди Лукка, тысяченачальник де Бретанж и тайная советница Рандья.

 

Впрочем, 11 февраля 1197 года графиня Берта умерла от сердечного приступа и тогда управление графством соредоточилось у казначея Амбросио ди Лукка.

 

Сам граф Тетбальт очень тяжёло пережил смерть жены, всё больше впадал в беспамятство и часто вёл себя как ребёнок, лишь изредка приходя в себя и горюя из-за того, что любмая умерла, а дочь живёт где-то далеко.

 

В начале весны 1198 года граф Тетбальт заболел и 30 августа 1198 года умер от апоплексического удара. Любопытно, что перед смертью граф словно восстановил рассудок и был при доброй памяти так, что придворные стали думать, будто здоровье скоро к нему вернётся.

 

Граф Тетбальт правил 28 лет и под его властью Россано и род Наддор восстановились после тяжёлых времён правления графов Ингольфа и Даламу. Подданные, прежде всего горожане, торговцы и крестьяне, запомнили его правление как время, когда графская власть меньше всего вмешивалась в их дела и даже оказывала поддержку предприимчивым людям. Позднее это время стало восприниматься как золотой век в истории графства Россано, а графа Тетбальта считали образцом правителя. Только феодалы Россано были недовольны, почему граф совершенно чужд старых рыцарских добродетелей и традиционной воинственности, почему не стремится к славе, не желает покорять язычников или бороться с соседями, которые по праву должны быть его подданными. Но после потерь во время крестовых походов таких "средневековых милитаристов" осталось немного.  

Изменено 25.09.2024, 15:40:03 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Графиня Бенедикта, первый человек эпохи Возрождения

 

Бенедикта Наддор с раннего детства готовилась стать правительницей. Её назвали в память об одном из сицилийских королей дома Наддор. Ей так много рассказывали об истории её предков, победах, славе и ошибках ярлов и королей из дома Наддор, что Бенедикта сделала из этого совершенно неожиданные для воспитателей и учителей выводы.

 

Она сочла власть и правление совершенно не стоящими внимания, считая политику вообще делом захвативших власть вчерашних разбойников, которые грызутся между собой на зелмях былой империи. Весь социальный и политический порядок, о котором она узнавала из книг и уроков, выглядел для Бенедикты глубоко лживым, в котором одни люди – аристократы и священники, умело врут другим – простолюдинам, чтобы они сражались за них и платили налоги, веря что за это их ждёт какое-то воздаяние после смерти.

 

Она не была атеисткой, но по взглядам приближалась к деизму, считая, что Бог, конечно, существует, но не вмешивается в земные дела и люди предоставлены сами себе.

 

Определённый цинизм, с которым она смотрела на сословный порядок своего времени, сочетался в ней с готовностью облагодетельствовать тех, кто оказался под её властью - не из большой любви к людям, но от нежелания быть похожей на кровавых и агрессивных или фанатичных правителей-современников. 

 

Она предпочитала общество философов, учёных и путешественников священникам и рыцарям, которые обычно окружали соседних государей. 

 

В 1179 году Бенедикта пережила оспу, которая могла убить её. Побывав на грани смерти, она научилась ценить жизнь, считая, что не стоит тратить её на скучное и опасное дело борьбы за власть. Многие другие трагедии, которые ей предстояло перенести, убеждали Бенедикту, что стоическое отношение ко всему - лучшая из возможных жизненных стратегий.

 

Она не любила историю, философию и теологию, считая, что всё это науки, выдуманные чтобы обманывать людей и обеспечивать, обосновывать власть.

 

Зато Бенедикта очень интересовалась естественными науками – обожала поэму Лукреция «О природе вещей», хорошо знала «Физику» Аристотеля, а также изучала медицинскиме трактаты. Она радовалась своему будущему браку с Горхойрамом Придайн-Барри, надеясь заинтересовать его науками и вместе развивать учёность в своих владениях. Она надеялась быть верной супругой просвещённому государю.

 

 

Но король Апулии Горхойрам разочаровал Бенедикту. Он с одной стороны был милосердным человеком, часто находил смягчающие обстоятельства для обвиняемых в чём-либо, заботился о приятном внешнем виде, умел красиво одеваться и даже пользовался духами, но с другой был совершенно чужд наукам, предпочитая им грубое общество рыцарей и придворных гуляк. Он много пил, устраивал пьяные скандалы и часто изводил Бенедикту обвинениями и подозрениями.

 

Бенедикта сначала жалела его и многое прощала, но потом перестала терпеть супруга и не сдерживалась, отвечая ему во время скандалов.

 

Когда умер граф Тедбальт, Бенедикта тут же собрала багаж и вернулась в Россано, намереваясь жить там и никогда больше не видеть мужа.

 

Пользуясь положением графини, Бенедикта окружила себя книгами и стала серьёзно изучать медицину.

 

Король Горхойрам не позволил Бенедикте забрать в Россано её старших детей – принца Сунифреда и принцессу Тимбор. Но младшую дочь, Исабеллу-Сибиллу, которой Бенедикта была беременна во время отъезда, она родила и оставила уже в родном графстве.

 

В 1200 году в южную Италию пришла эпидемия «гриппа эмира Аль-Умара», как её называли в Африке. В Европе её назвали «Африканский грипп» или «Магрибский грипп». Это была чрезвычайно смертельная и опасная форма гриппа.

Хотя графиня Бенедикта велела изолировать столицу, болезнь охватила графство Россано прежде чем карантинные меры могли подействовать.

 

Графство, едва отдохнувшее от тяжёлых былых эпидемий, снова оказалось в обстановке, близкой к апокалптической.

 

Простолюдины были в отчаянии, многие люди отдавали недвижимое имущество церкви, а всё, что могли взять с собой, грузили на телеги или корабли, пытаясь вывезти на север. Но многие только молились, снова веря, что теперь наступает конец света. В Россано снова появились группы флагеллянтов, которых на этот раз объявили еретиками и преследовали.

 

Из 600 военнообязанных, проживавших в графстве, от гриппа умерло почти триста человек.

 

Эпидемия пришла и в соседнее королевство Апулия, где заболела и королевская семья. 7 февраля 1201 года старший сын Бенедикты, принц Сунифред Наддор, умер от «африканского гриппа». Это было сильным потрясением для Бенедикты. Она была в отчаянии и забыла даже про вражду с мужем, королём Апулии Горхойрамом. Она вернулась в Лечче и шла на похоронах за гробом своего ребёнка, долго оплакивая его на краю могилы.

 

Король Горхойрам отнёсся к нелюбимой жене со всем сочувствием и общее горе сблизило их. 

 

Графиня Бенедикта почувствовала, что может облегчить страдание, помогая другим справиться с той болезнью, которая погубила её ребёнка.

 

 

Она работала вместе с другими врачами, стараясь помочь больным и умирающим и даже возлагала руки на заражённых, поскольку многие простолюдины верили в целительную силу рук правительницы. При этом почти никто не исцелялся и это сильно подорвало власть графини, так как среди людей поползли слухи, что она не истинная правительница, раз её прикосновение не исцеляет.

 

В мае 1201 графиня Бенедикта заболела. Заболел даже придворный доктор Эйтмер. От гриппа умерли тысяченачальник графства Россано и графский управляющий.

 

29 июня 1201 года умерла и младшая дочь графини Бенедикты, двухлетняя Изабелла-Сибилла.

 

28 августа 1201 года умер последний ребёнок графини Бенедикты, принцесса Тимбор, которой было четыре года.

 

13 октября 1201 года умер от гриппа и король Апулии Горхойрамом Придайн-Барри, муж графини Бенедикты.

 

Графиня Бенедикта была в отчаянии, её спасала только вера, которая запрещала лишать себя жизни, а также впитанный с юности стоицизм и рутина управления графством, в которую она погружалась, даже прикованная к постели. 

 

Болезнь оказалась столь опустошительна, что род Наддор лишился наследников. Оставалась в живых только графиня Бенедикта, её старшая сестра Джеджида, которая ещё в юности уехала в Африку, а также Сюзанна, бастрад графа Даламу от Правдомилы. Сюзанна была испанской графиней (графиней королейвства Йуликвуйя) и с родом Наддор её уже ничего не связывало.

 

Графиня Бенедикта потеряла надежду и, наблюдая катастрофу вокруг, сама верила, что мир обречён, а Страшный Суд близок. Она лишь говорила, что несмотря на неизбежность скорого конца, каждый должен до конца пережить отпущенные Богом страдания, не сомневаясь в правильности его воли. Она стала чуть более религиозной, много читала и перечитывала книгу Иова, предпочитая её Апокалипсису.

 

Она сохраняла остатки здравого смысла в графстве, не допустив погромов на почве обвинения в распространении болезни, а также запретив «чумные процессы», когда люди стихийно или даже по импровизированным судам пытались казнить распространителей.

 

Популярность графине принесло осуждение епископа Россано, Робауда, который был уличён в расхищении фонда милостыни для больных и бедных, а также в том, что во время общей беды тайно устраивал роскошные пиры.

 

Графиня поддерживала благотворительность, обеспечивала врачей и строго следила за нарушениями порядка, пресекая стихийные самосуды. Несколько попыток обвинить в распространении болезни ведьм были также пресечены.

 

 

Стойкость графини, а также сила нового епископа, баварца Рупрехта Лейбшу, который был не очень искушён в богословии, но умел говорить убедительно и горячо, помогли жителям графства пережить болезнь и даже привыкнуть к новому порядку. Эпидемия из беды превратилась в рутину, меры борьбы с болезнью стали частью повседневности – карантин, осмотры врачами, благовония, которые разгоняли миазмы, согласно принципам доступной медицины.

 

Однажды графиня Бенедикта, при поддержке епископа Рупрехта, даже оппонировала некоторым местным священникам и поверившим им жителям, утверждая, что конец света вовсе не близится и других его признаков нет. Хотя сама графиня во время тяжкого отчаяния после смерти детей и мужа верила в обратное, она считала, что должна устранить панику среди людей.

 

В ноябре 1203 года эпидемия «гриппа эмира Аль-Умара» или «африканского гриппа» пошла на спад.

 

Графиня привлекла в Россано нового придворного врача, сама отобрав кандидатов. Она предпочла молодую, но очень способную бретонку Тандрек Леон, которая училась в Болонье.

 

Тандрек, пользуясь поддержкой графини, организовала врачей в Россано и создала подобие постоянной медицинской службы.

 

В начале 1206 года графиня Бенедикта начала немного поправляться от своей странной болезни, которая не была похожа ни на грипп из Африки, ни на другие распространённые недуги. Графиня просто ощущала постоянную слабость, часто кашляла, имела слабый аппетит и почти не хотела пить. Теперь же она почувствовала себя лучше.

 

Оправляясь после долгого лечения под надзором целительницы Тандрек и благодаря заботе придворной дамы Лангурэ Придайн-Риббон, графиня стала возвращаться к нормальной повседневной жизни и озаботилась проблемой наследия.

 

В 1206 году из рода Наддор в живых оставались только три человека – сама графиня Бенедикта, Дамиана ди Мальта, дочь Гинивры и внучка графа Кристофера Наддора, который сменил фамилию на ди Мальта; а также Габрино, последний из дома Наддор-Ольвия, внук герцога Генуи Антонио Наддор-Ольвия (1094-1137). Габино предпочёл сделать карьеру в церкви – он получил хорошее образование, стал дипломированным теологом и отправился на Восток, где стал епископом Гродно при дворе гецрога Гаси II Баласи.

 

Он был в числе первого поколения католических священников, которые распространяли католицизм на земли западной Руси.

 

Сам король Белой Руси Благомир Тематинский оказывал милости епископу Габино и любил слушать его лекции по истории христианства и богословию. Габино выучил язык восточных славян и так прочно осел в новой стране, что не стоило и надеяться вернуть его в Италию. Хотя он, как ещё молодой человек (в 1206 году ему было 40 лет) вполне мог продолжить династию.

 

 

Видя, что прямых потомков рода Наддор, даже дальних, не осталось, графиня Бенедикта попыталась найти кого-то подходящего для усыновления. Её советник, хранитель печати и главный писец Комэрэ маб Дрогон де Бретажн, отправлял гонцов в по всей Италии и в Германию, ища подходящих молодых и осиротевших людей.

 

Наконец, такой человек был найден в Венеции – Иннокентио, которому было двенадцать лет. Известно было, что его мать Агостина была придворной венецианского дожа и умерла в 1204 году, возможно – от отравления. Иннокентио был бастардом, но кто был его отец точно неизвестно. Сам Иннокентио, родившийся в 1194 году, считал, что его отец – дож Венеции Вильфредо Лоредано. Агент, работавший на де Бретажна, сообщал, что более  вероятный отец – кто-то из гостей дожа Вильфредо.

 

Графиня Бенедикта согласилась на усыновление, не в последнюю очередь потому, что Иннокнентио принадлежал к италийской культуре, которая считалась наследником римской культуры, глубоко уважаемой Бенедиктой. В его лице графиня, уважавшая римское наследие, надеялась соединить силу своих предков-северян и величие древнего Рима.

 

Юноша охотно согласился стать приёмным сыном. Оставшись без матери, он жил на скромное содержание от двора дожа, но знал, что едва ему исполнится шестнадцать, как его выставят на улицу. Возможная самостоятельная одинокая жизнь очень пугала Иннокентио и посланец графини Бенедикты оказался для него как манна небесная.

 

 

30 сентября Иннокенто ступил на итальянскую землю в Бари, а оттуда, через Матеру, Камбару и Кастровиллари прибыл в Россано 20 октября 1206 года. Графиня Бенедикта, несмотря на сохранявшееся недомогание, встретила его торжественно, вместе с воинами и придворными.

 

 

Иннокентио был приятным на вид кудрявым мальчиком с хорошей, стройной фигурой. Графиня осталась доволна его воспитанием и образованием.

 

На самом же деле Иннокентио был очень пуглив и, чувствуя восторг от новых земель и своего нового положения, одновременно всего этого боялся и от страха старался отвечать на вопросы изо всех сил своего ума и знаний. Эта пугливость неприятно удивила Бенедикту, но потом она посчитала её залогом хорошего правителя, ведь лучше пусть он боится и принимает меры предосторожности, чем будет доверчив.

 

 

Впрочем, новый воспитанник вскоре перестал радовать Бенедикту и она почти забыла про него, снова погрузившись в тоску по умершим близким.

 

Иногда слуги заставали её в одиночестве, в одной ночной сорочке, в жару и полубреду ходящей по коридорам замка.

 

Графство Россано восстанавливалось после эпидемий, но графиня оставалась под властью неизлечимой болезни, которую она сама пыталась понять, изучая всю доступную медицинскую литературу. По её распоряжению был сделан даже несохранившийся перевод «Канона врачебной науки» Ибн Сины. Она же отпускала деньги на переплёты и перепись старых медицинских записей, оставленных врачами Россано после прошлых эпидемий. Среди них наиболее авторитетным оставались "Аптекарские наставления", составленные придворной целительницей Клементиной во времена графа Константина. 

 

Жизнь графства сосредоточилась в руках хранителя печати Комэрэ маб Дрогона де Бретажна и епископа Рупрехта. Значительное влияние имела придворная целительница Тандрек Леон. Выступая главными докладчиками для графини, они оставались её окном в мир, получали указания и могли влиять на её решения.

 

В марте 1208 года Папа Римский Стефан V объявил новый крестовый поход. Целью его снова было объявлено освобождение Иерусалима. Папские посланники по всей Европе поддерживали и распространяли слухи о том, что новые тяжёлые болезни охватят мир в наказание за то, что христианская святыня остаётся в руках неверных.

 

На этот раз противником крестоносцев был халиф султаната Багдадидов, простиравшегося от Палестины до Йемена.

 

В это же время с Востока в том же году пришли первые слухи о хане Темучине или Чингисхане, правителе монголов, который объявил о намерении завоевать вселенную до «последнего моря».

 

Многие теперь заговорили о том, что после череды тяжёлых болезней приходит и война, то самое азиатское полчище, предсказанное в Апокалипсисе Иоанна. А с войной придёт и голод, после чего и наступит царство Антихриста. Начался новый всплеск апокалиптических настроений. Люди чувствовали, будто их миру оставалось совсем недолго.

 

В 1210 году наследник Иннокентио достиг совершеннолетия. Он продолжал обучение хозяйственным делам, счёту, управлению казной и, хотя официально был воспитанником графини, фактически был под надзором обычных наёмных учителей, которые воспитали из него не столько правителя, сколько исполнительного чиновника. Едва Иннокентио был объявлен взрослым, он стал пытаться вмешиваться в управление, что сначала вежливо, а потом более грубо пресекали советники графини. Под таким давлением пасынок графини тушевался и терял уверенность в себе. 

 

 

В 1211 году крестьяне Россано, раздражённые сборами налогов нового управляющего Гормайлона. Они потребовали отменить ряд повинностей и сборов. Многих толкали на бунт воспоминания и рассказы о том, как Бенедикта во время эпидемий возлагала руки на больных – и исцеления не происходили, что в глазах простых людей, убеждённых в сакральности верховной власти, было признаком недостойного правителя. Графиня Бенедикта отказалась принять требования крестьян и более тысячи местных жителей взялись за оружие, в том числе и воины, обязанные служить в графской армии. Восстание возглавил безземельный рыцарь Боэмунд.

 

Осада хорошо укреплённого замка продолжалась долго и графиня Бенедикта, которая с презрением отзывалась о мятежниках, была уверена, что её подданные разойдутся сами. Кроме того в их лагере вспыхнула новая болезнь, хотя и не такая смертоносная как «африканский грипп», но понемногу сокращавшая их число.

 

Но Боэмунд оказался упорным полвокодцем и осада замка Россано, несмотря на многие трудности, продолжалась.

 

16 октября 1212 года графиня Бенедикта пошла на мир с повстанцами, уступив и согласившись на все их условия.

Отмена налогов и повинностей больно ударла по графской казне, она теперь могла обеспечивать лишь собственные траты, не получая прибыли.

 

В 1213 году графиня Бенедикта смогла заключить союз с графством Тиволи, устроив брак восемнадцатилетнего Иннокентио Наддора с шестнадцатилетней Арсиндой де Веллетри, дочерью правителя Тиволи.

 

Арсинда оказалась властной, волевой и жестокой женщиной. Очень быстро она подмяла под себя робкого Иннокентия и стала фактически управлять им, командуя что ему есть, что пить, как одеваться и какие решения принимать. Она почти не давала ему слова и часто говорила за него, словно имела дело с ребёнком, который не имел права на самостоятельное мышление.

 

 

Графиня Бенедикта знала о положении пасынка, но не вмешивалась, считая даже, что такая жена как Арсинда направит слабовольного мужа на путь настоящей власти. И хотя Иннокентио тяготился таким супружеством, для графини Бенедикты был гораздо важнее союз с Тиволи, поскольку граф Тиволи мог выставить семь тысч первоклассных воинов.

 

Графиня Бенедикта, продолжая страдать от неизвестной болезни, управляла, как говорили жители графства, с больничной койки. Графиня и правда часто вынуждена была лежать в постели, но оставалась деятельной – выслушивала доклады и много читала. Так она справлялась с постойнной тоской по рано умершим близким. В то же время она то и дело говорила придворным, что ждёт, когда Господь призовёт её на тот свет и прекратит её земные страдания. Никаких долгосрочных целей, кроме поддержания текущего существования Бенедикта для себя уже не ставила. 

 

Фактические владения Бенедикты после восстания 1211-1212 годов, сузились до небольшой территории вокруг замка Россано. Кроме того, поступали деньги от пошлин торгового города Катанзаро. Такое скромное положение не позволяло питать амбиции, даже если бы они у Бенедикты и сохранились.

 

Сама Бенедикта в какой-то момент потеряла доверие к врачам, которые не могли установить, какой болезнью она страдает, поэтому ударилась в мистику и даже оккультизм, пытаясь найти причины своего состояния – в котором сочетались физическое истощение и затяжная тяжёлая депрессия.

 

А тем временем монгольские войска появились на Волге. Новая угроза так напугала всех в Европе и на Ближнем Востоке, что обе стороны забыли о крестовом походе, объявленном Папой совсем недавно. Все были озабочены тем, как подготовиться к нашествию и старались узнать побольше об этих новых завоевателях мира и их предводителе – Темучине-Чингисхане.

 

Но до монголов оставалось всё-таки ещё далеко, а в графстве Россано, встревоженном слухами с востока, медленно но верно восстанавливалась графская власть.

 

 

Новый энергичный полководец графини Бенедикты, андалусиец Аслам Мафузид с небольшим отрядом объезжал отдельные деревни и возвращал туда графских сборщиков податей и надзирателей, восстанавливал старые налоги и повинности. Графская казна снова смогла не только рассчитываться по долгам, обеспечивать хозяйство замка и платить жалование слугам, но и накапливать прибыль.

 

В 1217 году наследник Иннокентио и его жена Арсинда подарили графине Бенедикте внучку – Анастасию Наддор. Графиня почувствовала положение своей семьи чуть более надёжным, хотя продолжала напоминать Иннокентио и Арсинде, что их семья должна быть многолюдной. Супругам, которые были слишком разными по характеру и недолюбливали друг друга, было неприятно выслушивать эти наставления, но им приходилось терпеть.

 

Тем временем монголы неостановимо продвигались вперёд, дойдя к лету 1223 года до Карпат и Балтики, а в Западной Азии захватили  Иран и вышли к границе Сирии.

 

В 1225 году монголы взяли Киев, в 1228 – начали вторжение на Балканы. Монгольские армии одновременно вторглись в деспотат Македония, который владел землями западной Греции, и деспоат Фессалоника, который контролировал Фракию и северную Грецию, удерживая старую имперскую столицу Константинополь. Другая монгольская армия вступилв в Сербию.

 

В то же время правители южной Европы получили от Чингисхана предложения признать себя ханскими вассалами.

 

Слухи о жестокости и непобедимости монголов пугали многих. Впереди их армий распространялась страшная болезнь, прозванная «лихорадкой Чингисхана» (а в Германии – «кайзеровской лихорадкой»). Она уже опустошила Паннонию и проникла на территорию Священной Римской империи.

 

Западную Европу захлестнули сотни тысяч беженцев, что только увеличивало риск новых эпидемий.

 

 

Многие европейские города оказались на грани голода из-за перенаселения.

 

Болезнь и нашествие монголов снова создали у многих апокалиптические ожидания. Голод, чума и война – какие ещё нужны были подтверждения того, что грядёт Апокалипсис? 

 

Герцог Беневенто Мыслав Вуканович и король Апулии Херри III признали себя вассалами Чингисхана, в страхе перед вторжением монголов, в то время как дож Капуи Адо отказался и объявил войну монголам. Большая и хорошо оснащённая капуанская армия, в которой была отличная тяжёлая пехота и лучшие в Италии арбалетчики, вторглась в пределы владений новых монгольских вассалов и, разбив по отдельности войска Беневенто и Апулии, а также других южноиталийских княжеств, захватила всё от Салерно до Лечче, от Беневенто до Козенцы. Капуанцам помогла их ранняя артиллерия - огромные бомбарды, которые хотя и не были ещё пригодны для полевых сражений, но прекрасно себя показывали при обстреле крепостей, сокращая время осад до одного месяца, а иногда и пары недель.

 

В Россано тоже приезжали монгольские послы, удивившие всех своим видом. Они потребовали признать власть Чингисхана и отправить ему богатые подарки, а также гарантировать ежегодную дань. В противном случае угрожали уничтожить всё население графства за сопротивление, а выживших обратить в рабство.

 

Графиня Бенедикта, страдая от болезни, всё же одела свой парадный графский наряд и приняла их, получив письмо от самого хана. В письме Чингисхан требовал того же подчинения, только в более краткой и не терпящей возражений форме.

Графиня отказалась от подчинения и Россано оказалось одним из немногих независимых графств южной Италии, которое вступило в войну с монголами.

 

Впрочем, как уже сказано, всю войну выдержала на себе капуанская республика.

 

 

30 июля 1230 года около четырёх тысяч монгольских воинов высадились в Россано. За стенами замка Россано и города Катанзаро укрылось почти всё население графства. Осада крепости Россано не продлилась долго, потому что к Россано подошла пятитысячная капуанская армия, которая дала монголам бой и разбила их. Остатки монголов смогли отступить к кораблям и уйти в море. Победа внушила жителям графства надежду и развеяла страх перед монголами. Все жители графства видели, что страшных иноземных захвачиков можно убить и можно победить, вопреки слухам, распространённым в западной Европе.

 

В конце 1230 года монгольские войска не смогли разбить объединённые силы герцогства Далмация и королевства Паннония. Эти земли были населены боснийцами, словенцами, хорватами и мадьярами. Именно их силы смогли впервые остановить монгольское нашествие.

 

Тем не менее, под верховной властью Темучина-Чингисхана оказалась огромная территория от Китая до степей Средней Азии, Персии, южного Кавказа, восточной Анатолии, Северного Причерноморья, Балкан и Руси.

 

Размеры Монгольской империи

 

После 1230 года монголы продолжали воевать в Азии, наступая на государства мусульман Ближнего Востока – отдельные государства Палестины и сильнейший султанат Тулунидов, который контролировал Египет и северную Африку до Алжира.

В 1232 году Чингисхан заболел тифом и 15 октября 1232 года умер в возрасте 60 лет.

 

Огромная Монгольская империя сохранилась, разделённая между сыновьями Чингисхана – Джучи, Угедэем, Толуем и Семошулом. При этом Джучи удалось добиться признания своей власти от всех остальных наследников Темучина.

 

Поскольку монголы продолжали воевать в Азии, южная Италия оставалась в относительной безопасности. Графиня Бенедикта изучала медицину и, хотя продолжала страдать своим непонятным недугом, смогла лучше понимать своё тело и состояние.

 

Она почувствовала приближение смерти в 1233 году и стала устраивать свои последние дела, дав наставления своему пасынку и внучке. Иннокентио получил графскую печать и фактически возглавил графское правительство, принимая доклады от других советников и давая распоряжения.

 

 

При этом у Иннокентио вспыхнул конфликт с управляющим Гурмэлоном маб Гвигвёдоном Придайн-Риббоном. Последний пресекал попытки Иннокентио вмешиваться в управление хозяйством и поднимал на смех его идеи по финансам, налогообложению и торговле. Наследник ещё раньше, робко высказывая свои экономические идеи, был высмеян более опытным и знающим управляющим. Чувствуя себя униженно, Иннокентио возненавидел управляющего и желал его убить.

 

Продолжая собирать трактаты по медициные и проводя за их изучением всё время, графиня Бенедикта также выделила большие деньги на учреждение в Россано первой больницы, построенной на базе местного приюта для пилигримов.

 

Она была одним из первых людей, которые восприняли комплекс идей и ценностей, позднее составивших в Европе основу эпохи Возрождения. Её запомнили, как графиню-учёную, книжницу, которой больше подошло бы управление университетом. Такое положение женщины было так необычно, что многие жители Россано считали свою графиню ведьмой. 

 

Бенедикте так и не удалось справиться со своей затяжной болезнью. Всё больше страдая от её симптомов она умерла 6 сентября 1234 года, в возрасте 69 лет.

 

О графине Бенедикте сохранилась преимущественно добрая память, но она же стала последней из прямых потомков дома Наддор, чьи предки-северяне четыреста лет назад покинули негостеприимные Фарерские острова.

[Gaenkelti 115]

Новая династия под старым гербом

 

Граф Иннокентио Наддор

 

Граф Иннокентио и графиня Арсинда

 

Со смертью графини Бенедикты прекратилась дотле непрерываная линия потомков дома Наддор. Побочные ветви династии - Наддор-Ольвия, Снарфари, Мальта, также не оставили продолжателей. Новый правитель, наследовавший покойной Бенедикте, граф Иннокентио Наддор, не имел в своих жилах ни капли крови северян, основателей династии. Он был итальянцем, которому повезло быть выбранным последней графиней, баловнем судьбы, который даже по характеру не походил на своих номинальных предков. 

 

Рассказывают, что юный пасынок графини Бенедикты не смог даже поднять над головой топор Ингеборги - старейший фамильный артефакт дома Наддор, символ власти, который правители старшей ветви династии передавали как знак власти. 

 

Якобы этот топор Ингеборги, который выковали для неё ещё в 920 году на Фарерах, был сделан из того самого ясеня, который дал древесину для копья Ахилла. Видимо, основой для этой выдумки послужило полное отстутствие на Фарерских островах природного леса. Материал для копья несомненно был привезён, однако дерево островитяне импортировали из Ирландии или Англии. Сами Наддоры не верили в эту легенду и не они её создали, но она жила пока они использовали этот топор. Во всяком случае, когда Иннокентио не смог поднять топор, его жена, Арсинда де Веллетри, продекламировала стих из "Иллиады":

 

"...тяжел был
Крепкий, огромный сей ясень; его никто из ахеян
Двигать не мог..."

 

Неспособность поднять старый символ власти рода Наддор словно послужила зримым выражением характера Иннокентио, который не мог стать вровень с правителями старой династии. Среди них были храбрые, свирепые, яростные, опромётчивые, вспыличивые, коварные, хитрые, циничные, лживые и набожные люди, но никто не был труслив и слаб. Иннокентио Наддор сочетал оба этих недостатка. 

 

Впрочем, он был старательным, упорным человеком и за всякое дело брался с решимостью довести его до конца. Ему мешала собственная робость, но ещё больше - отстутсвие у Иннокентио каких бы то ни было талантов. Возможно, ему просто не повезло оказаться в обстоятельсвах, которые позволили бы каким-то природным склонностям проявиться, но как воспитанник двора венецианского дожа, а потом - графини Россано, Иннокентио оставлася лишь прилежным учеником, который старательно пытался делать, что приказывают, не проявляя никакой самостоятельной фантазии, никакого творческого начала. Возможно, учителя были с ним слишком строги, что, в сочетании сего природной робостью, в зародыше подавило в нём всякую инициативу. Он был похож на человека, который может и хотел что-то сказать, возможно, даже что-то разумное, но, будучи резко и пренебрежительно прерван, замолчал и сохранял молчание. 

 

Графиня Бенедикта знала об этих задатках своего пасынка, но считала, что они гарантируют его осторожность, необходимую, когда графство было окружено опасными соседями. Она отдала Иннокентио в обучение управлению хозяйством, а также счёту, торговле и финансам. Придворные перешёптывались о том, что графиня растит из своего пасынка банкира. Эти пренебрежительные слухи доходили до Иннокентио и ещё сильнее погружали его в чувство униженности, которое он хотел как-то компенсировать. 

 

Равнодушие и депотичность Бенедикты добавляли юноше душевных травм. Сначала он видел в приёмной матери человека, который по-настоящему его полюбит и защитит, старался во всём ей угодить, но первые же критические замечания Бенедикты по поводу его скромных успехов в обучении, снова опрокинули его в чувство одиночества. Он постоянно жил в страхе перед тем, что равнодушная "мать" выбросит его назад на улицу, где он окажется совершенно обречён.

 

Достигнув совершеннолетия, Иннокентио надеялся, что теперь то его, завершившего образование, будут слушать, начнут воспринимать серьёзно. Однако советники графини на корню пресекли его попытки принять участие в управлении графством, а Бенедикта с ними согласилась, что ещё сильнее унизило Иннокентио. 

 

Особенно Иннокентио ненавидел управляющего Гурмэлона Придайн-Риббона, который не раз давал понять, что считает будущего графа глупым.

 

Иннокентио надеялся, что хотя бы его жена будет обходится с ним уважительно и станет его преданной спутницей, но и здесь бедного наследника ждал удар. Арсинда де Веллетри, за которую сосватали Иннокентио, была хоть и младше по возрасту, но гораздо более волевой и стойкой. Граф был убеждён, в духе своего времени, что главным в семье должен быть он, однако Арсинда быстро дала ему понять, что считает все его мнения глупыми и гораздо лучше знает, как следует поступать и ей и ему самому. Робкий наследник подчинился невесте и постоянно переживал из-за своей второстепенной роли в семье, страдая от того, что не соответствует стереотипу "настоящего мужчины" своего времени. 

 

Таким образом к моменту передачи власти Иннокентио был набит разнообразными травмами и комплексами, метаясь от робости к бессильной ярости и жажде мести. 

 

Первым делом он отигрался на управляющего Гурмэлона, человека опытного, компетентного и талантливого, но не раз унижавшего Иннокентио с высоты своих знаний и опыта. 

 

Робея открыто уволить или изгнать Гурмэлона, граф Иннокентио устроил против него заговор. В октябре 1234 года Гурмэлона во время поездки по графству попыталась убить банда разбойников, подкупленная Иннокентио. Знающий о заговоре Гурмэлон позаботился об охране и бандиты были уничтожены.

 

После этого 28 октября Гурмэлон и его жена, придворная целительница Тандрек, покинули графство Россано и тем сильно ослабили его экономику и охрану здоровья.

 

Граф Иннокентио был на них страшно рассержен и считал, что фактически они ограбили графство, забрав с собой свои богатства, наколпенные за время работы на Бенедикту. После бегства Гурмэлона и Тадрек граф Иннокентио ещё около недели ругал их, обвиняя во всяческом вреде, нанесённом хозяйству графства и здоровью его жителей. Он не стеснялся даже выдумывать те поступки, которые Гурмэлон и Тандрек не совершали, ведь теперь ему, как графу, никто не смел возразить.

 

В графстве разъежали глашатаи, которые объявляли Гурмэлона и Тандрек преступниками, а объявление о розыске и вознаграждении за их поимку составил лично Иннокентио.

 

После бегства Гурмэлона и Тандрек властная жена графа Иннокентио, графиня Арсинда, фактически взяла на себя управление графством. Она сама говорила Иннокентио, кого на какой пост назначить, выслушивала его предположения об управлении и решительно прерывала на полуслове, указывая, что лучше делать. Граф Иннокентио не смел ослушаться.

 

Очень скоро придворные, а за ними и остальное население графства заговорили о «графе Арсинде», совершенно не вспоминая про Иннокентио.

 

Рассказывали, что како-то купец из Россано, посетив Неаполь, в ответ на вопрос «Кто правит вашей страной?», уверенно сказал «Графиня Арсинда».

 

Графиня не заслоняла Иннокентио совсем явно, но без её мнения по всем вопросам он даже не приходил на заседание совета. Если же возникал какой-то новый вопрос или предложение, то граф Иннокентио обычно говорил «Я не могу сейчас решить, мне нужно подумать», что означало «Я должен спросить Арсинду».

 

Влиятельные и состоятельные жители графства старались обращаться сразу к Арсинде.

 

Впорочем «рекомендации» и мнения Арсинды по управлению графством и назначениям обычно оказывались рациональны. Приглашённый ей из Баварии главный управляющий Иаков фон Раабс был способным администратом, хотя и получал изначально богословское образование. Управляя хозяйством разных монастырей и церквей он получил богатый опыт и уже никогда не касался философсии и теологии.

 

Как человек Иаков был тих, скромен и спокоен, оказавшись послушным исполнителем воли графини.

 

Дуумвирату Арсинда-Иаков противостояла андалусийская инфанта Музахима Леон, тайная советница, жена покойного бывшего управляющего при графине Бенедикте. Музахима была дальней родственницей королевского рода из Галисии, знатность её рода сама по себе обеспечивала ей высокое положение, знание своего превосходства и гордость, с которой она могла стоять на своём при обсуждении спорных вопросов. Но Музахима не имела сторонников в графстве, а потому сама по себе была слаба, если не объединялась в ситуативные союзы с епископом Рупрехтом, который также не любил Арсинду, считая, что править должен граф, а не его жена.

 

Так графство Россано жило, фактически являясь буфером между республикой Капуя и монгольскими владениями на Балканах.

 

Впрочем, отношениями с монголами рисковать не решались. В графство могли свободно войти монгольские отряды, если они занимались розыском шпионов и перебежчиков, даже беженцев, которые пытались переселиться в Италию с Балкан.

 

В 1235 году солдаты графа Россано захватили Бхожу II Говиндида, правителя могущественного государства в северной Индии, которое монголы пытались сделать своим вассалом. Бхожа был выдан монгольскому кагану Джучи, для чего в Россано приехал монгольский отряд.

 

Благодаря таким отношениям с монголами, Россано пользовалось всеми выгодами свеого промежуточного положения между Монгольской империей и независимыми государствами Италии.

 

Доходы графства от пошлин с транзитной тоговли росли, а это позволяло развивать хозяйство. Значительно увеличилось поголовье крупного и мелкого скота, особенно овец. Россанская овечья шерсть была известна по всей Италии.

 

Также в графстве на деньги казны были сооружены мельницы, которые пользовались ветрами, дувшими со Средиземного моря. Россанские мельницы стали популярны у жителей соседних Козенцы и Калабрии, которые привозили для перемолки свои зерновые. Мельницы принадлежали графу, но сдавались в аренду разным собственникам по невысоким ценам.

 

В апреле 1236 года епископ Рупрехт Лейбшу смог убедить графа Иннокентио, что он поможет ему избавиться от нелюбимой жены, доказав, что их бранчый союз был не оформлен как следует и перед Богом они были не супругами, но сожителями.

 

Граф, который давно не любил Арсинду, но боялся предпринять что-либо против неё, всё же положился на епископа, дав ему полномочия, но потребовав, чтобы священник сделал всё сам. Пока граф Иннокентио якобы молился в Кротоне, неделю живя жизнью монаха, епископ Рупрехт объявил Арсинде о разводе и потребовал, чтобы она немедленно покинула графство.

 

Арсинда отказывалась и требовала свидания с мужем, но Рупрехт не пустил её в свои владения на территории Кротоне, а потом 41-летнюю Арсинду быстро выдали за мэра города Вертхейм в немецком графстве Дёрн.

 

Такой быстрый развод с Арсиндой испортил отношения Россано с графством Тиволи, которое дотле было сильным союзником. Граф Тиволи Альфонс де Веллетри был младшим братом графини Арсинды и считал, что с ней обошлись бесчестно, а его род оскорблён. Он отказался поддерживать Россано в любых войнах, даже против «монгольских язычников».

 

После этого развода Иннокентио, под влиянием епископа Рупрехта, выбрал себе новую жену – словенскую красавицу Ктиславу Будинскую, которая значительную часть своего состояния пожертвовала церкви и Ордену рыцарей Алькантары. Её сестра Правдомила возглавляла медицинскую службу ордена, а их брат Звездослав был рыцарем ордена и кандидатом в командоры.

 

Свадебная церемония в Россано прошла очень пышно и на ней граф казался по-настоящему счастливым. Он и правда надеялся обрести новое счастье с новой женой, которая поначалу ему очень поравилось.

 

Графиня Ктислава Будинская

 

Но вскоре стало ясно, что Ктислава немногим лучше Арсинды.

 

Графиня Ктислава была очень набожной и очень быстро навела при дворе в Россано строгие порядки, почти похожие на монастырские. Она не допускала праздности, лени и требовала, чтобы вокруг неё говорили либо о делах, либо о вере и покаянии.

 

А в вопросе наказаний или обвинений Ктислава была настоящей садисткой. Ей нравилось смотреть, как кто-нибудь оправдывается или кается. Она не уставала напоминать всем, что каждый грешен перед богом и должен демонстрировать смирение. Никто не мог спросить саму Ктиславу, кто позволил ей судить своих ближних, даже епископ Рупрехт.

В Россано снова стали говорить, что ими правит «граф Ктислава».

 

Впрочем, новую жену, в отличие от Арсинды, Иннокентио полюбил и постоянно (хотя и почти всегда – безуспешно) пытался заслужить её благодарность и ответное чувство. Но набожная Ктислава была прекрасна и одновременно холодна как исландский лёд.

 

Тем не менее, она исполнила супружеский долг и 26 ноября 1238 года родила дочь – Анну, которая, к сожалению семьи, родилась с врождённым дефектом – горбом.

 

Граф Иннокентио был разочарован, потому что ждал сына. Тем более его бывшая жена, словно в насмешку, в том же году родила от Теодориха,  мэра города Вертхейма, двух сыновей – Михаэля и Теодориха.

 

В 1239 году в Россано появился проповедник, монах-доминиканец Северино ди Монтичелли, который обличал правление графа Иннокентио как забывшее Бога и сосредоточившееся на стяжательстве. Монаха прогоняли стражники графа, но он перебирался в новую местность и продолжал проповеди, которые привлекали многих людей. Однажды его даже толкнули в грязь и долго не позволяли подняться, после того как он назвал графа «червяком, ползающим в грязи собственных грехов».

 

Популярности монаху это не убавило и граф Иннокентио задумался о большом паломничестве, чтобы замолить грех накопительства, в чём его и правда можно было обвинить.

 

Тем временем попытки графини Ктиславы контролировать графство обернулись её вмешательством в хозяйственную жизнь, что, из-за некомпетентности графини, привело к снижению доходов казны. Ловкие сборщики налогов и сам управляющий Иаков фон Раабс, смогли укрыть от графини часть доходов и наживались сами. В графстве возросла коррупция. А графиня вскоре потеряла интерес к хозяйственным делам.

 

Жалобы доходили до Иннокентио и он вынужден был сам вмешаться и разобраться с делами, что несколько улучшило положение, но привело к истощению сил самого графа. Он рано просыпался, почти сразу принимался за дела и часто недосыпал или засыпал не вовремя. Его здоровье сильно расшаталось.

 

В то же время благодаря сотрудничеству графа и управляющего Иакова в графстве была проведена большая работа по обновлению старых дорог и строительству новых, что выгодно сказалось на транспортном сообщении, торговле, сборе налогов.

 

В апреле 1241 года Папа Римский Стефан V Шенет объявил новый крестовый поход на земли Палестины, за освобождение Иерусалима и Гроба Господня.

 

Это был уже пятый крестовый поход, объявленный Папой.

 

Несмотря на угрозу всё ещё грозной Монгольской империи Палестину как и раньше удерживали мусульмане.

 

Граф Иннокентио объявил, что присоединится к крестовому походу, хотя сам меньше всего хотел в нём участвовать. Но с такой набожной католичкой как графиня Ктислава слабовольному Иннокентио было трудно принять иное решение.

 

Католическая Европа, помня о бесславной судьбе предыдущих крестовых походов медленно собиралась на очередную священную войну.

 

Религиозный энтузиазм прошлых войн с мусульманами спал почти повсюду, кроме Испании.

 

Летом 1242 года, в разгар сборов крестоносных армий, граф Иннокентио отправился в Рим для посещения святых мест и получения благославления от Папы. Его сопровождала небольшая свита, графиня Ктислава и епископ Рупрехт, наёмная стража.

 

Графством тем временем управляла наследница Анастасия Наддор и по возвращении граф отметил, что его дочь отлично справилась с рутинным управлением страной.

 

Тем временем в пятом крестовом походе приняли участие все духовно-рыцарские ордена – госпитальеры, тамплиеры, тевтоны, а также испанский орден рыцарей Калатравы. Кроме того, свои войска в Палестину направлили герцоги Франконии, Бордо, Анжу и Тюрингии, графы южной Франции и Германии, а также испанские короли – король Кастилии Деодат Кастеллет и король Галисии Абдул-Азиз Коруннэйд. Англию представляли только герцог Ланкашира, графы Мерсии и Честера.

 

Чуть позже к походу присоединился и сам германский император Хессо Изенберг.

 

На этот раз крестоносцы высадились в Газе и у Ашкалона. Первые бои с мусульманами произошли там.

 

Палестина с Иерусалимом в это время были частью сильного султаната Шейбанидов, в который проме Палестины и южной Сирии входили земли северо-западной Аравии.

 

Султан Абдуллах Шейбанид смог выставить против крестоносцев почти стотысячную армию, кроме того к нему присоединились отряды шести независимых эмиров и войско сильнейшего султаната Тулунидов.

 

В битве при Ашкалоне 9 марта 1243 года и при Газе 14 марта крестоносцы потерпели тяжёлые поражения.

 

 

После этих боёв от стадвадцатитысячной армии христиан осталось лишь около тридцати пяти тысяч боеспособных воинов.

Мусульмане постоянно преследовали их, захватывали пленных, атаковали отстающих, нападали на обозы, всячески мешали снабжению и фуражировке. Лёгие конные лучники мусульман почти непрерывно обстреливали главные силы христианских войск, уничтожали мелкие отряды, брали в плен отставших.

 

Между Аскалоном и Яффой крестоносцые прошли очень тяжёлый марш, страдая от недостатка еды и воды.

 

Пройдя аж до Триполиса крестоносцы перегруппировались и попровали снова наступать на Палестину с севера.

 

5 июня 1243 года часть крестоносной армии снова была разбита при замке Тивериас.

 

Тем не менее, крестоносцы продолжали сражаться. Часть их войск маневрировала в Восточной Палестине, уклоняясь от прямых сражений с мусульманами, другая часть закрепилась возле Акры и туда из Европы то и дело прибывали подкрепления. К походу присоединились короли Англии и Норвегии.

 

12 июля 1243 года при Дарайе в северо-восточной Палестине крестоносцы снова были разбиты. Но в это время свежие силы, прибывшие из Европы, успели под Акрой сформироваться в новые армии. Они осадили одновременно Акру и Тивериас – было их около ста тысяч.

 

Огромная мусульманская армия, сконцентрировавшись у Дарайи, выступила на Тивериас.

 

Христианские войска, численностью около ста тысяч человек, двинулись навстречу мусульманам, чья армия числом около ста восьмидесяти тысяч воинов огибала Тивериадское озеро с севера.

 

Сражение произошло у берегов Тивериадского озера, чуть восточнее тех мест, где были разгромлены воины Второго крестового похода.

 

 

25 сентября мусульмане атаковали разрозненные колонны христиан на марше у Тивериады. Христианские войска, хотя и снова потеряли связь между собой, оказали упорное сопротивление. Битва окончилась вничью, но мусульмане не дали христианам отступить и тем пришлось возвести несколько укреплённых лагерей на тех местах, где они днём держали оборону.

 

Мусульмане взяли в осаду лагеря христиан. Несколько дней продолжались стычки и штурмы. Христиане страдали от нехватки воды.

 

28 сентября мусульмане начали глвный штурм и захватили большинство христианских лагерей. Окружённые христиане продолжали сопротивляться до 29 сентября, когда остатки крестоносцев капитулировали.

 

Султан Абдуллах Шейбанид торжествовал победу и заставил знатных предводителей крестоносцев пройти перед его роскошным шатром со склонёнными головами. Снова множество знатных европейских крестоносцев попали в плен.

 

Папа Римский Стефан V, который и объявил поход, видимо, предчувствуя скорое поражение, скончался 20 сентября 1243 года. Ходили слухи, что он принял с вином яд, который обеспечивал видимость естественной смерти.

 

Новый Папа Сергий III начал свой понтификат с объявления о трагическом звершении пятого крестового похода.

 

Граф Иннокентио, который подвергся критике от своей жены Ктиславы за неучастие в походе, теперь говорил, что Бог уберёг его от напрасного риска.

 

Поражение пятого крестового похода сильно подорвало репутацию Рима как католического центра. Многие христиане-католики наглядно убедились в том, что Бог почему-то на даёт успеха всем крестовым походам, объявленным Папами. Стали зарождаться предпосылки будущей реформации.

 

Кроме того, ещё большее количество европейцев побывало на богатом и культурном Востоке, усвоив его передовые знания. Именно после Пятого крестового похода по Европе начинают распространятся переводы античной литературы, сделанные арабами и снова переведённые уже на латынь.

 

Европейская аристократия, особенно бюргерство и купечество, начинает интересоваться античным наследием. Этому сильно способствуют бежавшие от монголов греки, которые в Европе становятся учителями, позволяя образованным людям читать греческу античную литературу в подлиннике.

 

В конце 1243 года халиф Муса Идрисид, который принял новую версию ислама – алмохадизм и захватил всё Марокко и весь Алжир, объявил джихад против христиан Корсики и Сардинии, выступив против короля Оддона Гвидечи-Бонифасио.

 

На фоне этих событий граф Иннокентио сформировал в Россано новый постоянный отряд арбалетчиков, которые располагались в замке Россано и получали полное содержание от графской казны. Многие говорили, что вскоре Россано может быть втянуто в войну.

 

В конце 1244 года граф Иннокентио почувствовал недомогание и слёг в постель. Природа его болезни осталась неясной. То чувствуя улучшение, то снова страдая от жара и сильного кашля Иннокентио ощутил, что умирает и уже обратился к епископу Рупрехту за последней исповедью и наставлением.

 

Придворные не принимали всерьёз состояние графа, полагая, что эта незначительная болезнь и она вскоре пройдёт, а Иннокентио просто преувеличивает тяжесть своего состояния из-за всем известной пугливости.

 

Однако 10 января 1245 года слуги, которые по утрам прибирались в комнатах, нашли графа Иннокентио мёртвым. Врачи заключили, что граф умер от чахотки, как тогда называли туберкулёз, хотя по сохранившимся описаниям болезнь графа развивалась почти бессимптомно. 

Изменено 29.09.2024, 16:00:32 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Графиня Анастасия Наддор

 

Графиня Анастасия Наддор в юности

 

О начале правления графини Анастасии Наддор говорят, что в это время жители Россано почти не ощущали на себе никакой верховной власти. В последние месяцы жизни её отец, граф Иннокентио, вынужденно оставил многие дела и они копились без его санкции.

 

Графиня Анастасия рассудила необычно – и вовсе отменила большинство графских монополий и других форм вмешательства в хозяйственную жизнь своего маленького владения. 

 

Графиня Анастасия воспитывалась и взрослела уже в новом мире, где пробудился инетерс к античному наследию, где пробуждалась наука, где философия, развиаясь под влиянием Альберта Великого и Фомы Аквинского, закладывала основы для того комплекса идей который в будущем обобщат как Возрождение. Данте Алигьери (1265 – 1321) – современник графини Анастасии.

Это время пробуждения искусств, идей и наук наложило отпечаток на воспитание и личность Анастасии.

 

Граф Иннокентио, чьим образованием и воспитанием графиня Бенедикта пренебрегала, постарался это компенсировать, окружив свою дочь заботливым наставничеством, стараясь подготовить её к жизни лучше, чем он был готов сам. Благодаря этому Анастасия была хорошо воспитана, ей привили усердие, трудолюбие и упорство в достижении целей.

 

Также Анастасия была открыта ко всему новому в быту и всем тем мелочам, которые делали повседневную жизнь легче и приятнее. Вся обстановка в её покях и столичном замке преобразилась за счёт нового убранства, которое она купила в Риме, Капуе и на Востоке.

 

Сама Анастасия имела множество разных инстурментов, которыми поддерживала себя в хорошем виде, заботилась о причёске, о чистоте кожи и ногтей, эксперементировала с косметикой, была большой модницей по части платьев, украшений и обуви. Вокруг себя она также старалась обеспечить чистоту и уют, становясь довольно придирчивой, когда речь шла об уборке.

 

Жители Россано шутили, что их новая графиня большую часть жизни провела, заплетая косы, примеряя платья и командуя слугами, которые подметали в комнатах.

 

Но Анастасия была не легкомысленной модницей, как могло показаться со стороны. Она умела читать и писать, знала две версии латыни (окситанскую и итальянскую), любила слушать лекции учёных мужей, была знакома с историей философии, античной историей, знала математику и геометрию. Она хорошо разбиралась в грамматике и не упускала случая указанть на ошибки в любых текстах, которые встречала. Она преуспела в риторике и это делало её хорошим дипломатом.

 

Кроме того, Анастасия выучила правила шахмат и стала хорошим игроком, то и дело донимая своё окружение сыграть и, когда побеждала, радовалась как ребёнок.

 

У Анастасии был только один недостаток – пока она росла как «золотой ребёнок», не зная ни в чём нужды, она так и не научилась сочувствию и состраданию. Это выработалось в ней не как реакция на какие-то собственные несчастья, не как форма мести или компенсации, а как любопытство. Не страдая сама, она по какой-то причине интересовалась, как выглядят страдающие люди и что они чувствуют. Любопытство подстёгивало её даже не столько к причинению боли, но к наблюдению за ней. 

 

Впрочем, это редко проявлялось. Например, в 1249 году, когда епископ Арнольд Ортенбург, принявший кафедру в Россано ещё в конце правления графа Иннокентио, стал издевательски критиковать правление графини, она отправила отряд наёмников убить его и лично наблюдала за тем, как он умирает.

 

Анастасия была дочерью первой жены графа Иннокентио, Арсинды. Его вторую жену Ктиславу Анастасия не любила и первым же делом после получения власти попыталась заточить её в монастырь. Но Ктислава наотрез отказалась и осталась при дворе, что ещё сильне разозлило Анастасию.

 

Вскоре, в июне 1245 года, Ктислава покинула графство Россано и перебралась в Германию, опасаясь мести Анастасии.

 

Избавишись от Ктиславы, Анастасия сыграла свадьбу со своим женихом Лодовико Паганелли, сыном графа Ниццы.

 

Лодовико оказался под стать Анастасии – любил хорошо одеваться и ухаживать за внешностью, был хорошо образован, а кроме того отличался хитростью и пронырливостью. Для Анастасии он очень скоро стал не только верным супругом, но и хорошим советником, который, благодаря своему осторожному и сдержанному характеру, иногда останавливал Анастасию от опромётчивых поступков.

 

Графиня Анастасия Наддор и её муж, граф Лодовико Паганелли

 

Анастасия желала поскорее родить собственных детей, чтобы передать графство своему потомку, потому что до сих пор наследницами Анастасии считались дети Иннокентио от Ктиславы – Анна и Мария.

 

В 1247 году Анастасия забеременела и 14 января 1248 года родила двойню – девочек Элеонору и Камиллу. Тем самым потомство ненавистной Анастасии Ктиславы было оттеснено от наследования Россано. При этом дети Ктиславы, Анна и Мария, продолжали жить при дворе, получали содержание, воспитание и образование за счёт казны.

 

Почувствовав своё положение как правительницы более надёжным после рождения наследниц, Анастасия обратилась к внешним делам. Зная об опасности соседней Монгольской империи, графиня Россано считала своей главной задачей накопление средств, которые тратила на строительство укреплений, рассчитывая певратить Россано в неприступную крепость. И действительно, за время её правления в графстве было сооружено немало засек, рвов, фортов и других препятсвий, которые должны были сделать придвижение любого завоевателя очень трудным. Велась подготовка к грандиозной перестройке всей крепости. 

 

В то же время, благодаря своему транзитному положению на границе монгольского и христианского миров, графство Россано продолжало богатеть и графиня, не сдерживая коммерческие инициативы своего управляющего Никколо ди Фермо, получала от этого большую прибыль. Монголы, в свою очередь, тоже не стремились подчинить Россано, также получая выгоды от подобного транзитного государства. 

 

Именно благодаря большим доходам Россано в период правления Анастасии часто находился в состоянии праздника – праздники проходили повсеместно с большим или меньшим размахом. Сама Анастасия тоже не была скучной экономкой – она время от времени устраивала большие пиры, приглашала в замок актёров, музыкантов и специалистов по фейерверкам, которые были позаимствованы у монголов.

 

Сама же Монгольская империя после смерти в 1255 году кагана Джучи, сына Чингисхана, начала распадаться. Земли Балкан,  Анатолии, Ближнего Востока и Персии составили Ильханскую империю, земли, завоёванные монголами в Индии превратились в Чёрную Орду, земли южной Руси, Поволжья, Сибири и Прикаспия вошли в Золотую Орду, а земли Белой Руси и Прикарпатья стали частью Белой Орды.

 

Против монголов в разных частях огромной империи начались восстания. Не обошли они и юг Италии, впрочем, здесь всё проходило с местной спецификой. Поначалу многие мелкие местные правители южной Италии ещё продолжали признавать сюзеренитет монголов.

 

Хатун Темулун Борджигин, дочь хана Толуя (пятого сына Чингисхана), бежала из Греции, которой раньше владел её отец, осела в Сицилии и объявила себя каганом Италии (хотя реально её власть признавали только на Сицилии, в Калабрии и Апулии). С ней прибыло около десяти тысяч монголов, которые составили опору её режима. Также Темулун перевезла с собой богатую казну своего отца, которая тоже подкрепила её власть, позволила составить аппарат управления и набрать наёмников.

 

У графов Россано никогда не возникало проблем с монголами, поэтому они не считали себя их врагами и не планировали против них ни войн, ни заговоров, ни каких-либо торговых ограничений. Графиня Анастасия была равнодушна к войне, захватам новых земель и славе.

 

Однако большая проблема была в том, что хатун Темулун, её супруг, двор и значительная часть воинов исповедовали манихейскую веру. Согласно манихейству, Иисус, Будда и Заратуштра были лишь несовершенными предшественниками истинного пророка Мани, который объединил и завершил их учения. Уже во время правления сына Чингисхана, Джучи, манихейство получило огромную популярность во всех землях огромной Империи, от Индии и Сибири до Балкан. Манихейство было очень популярно среди городской и сельской бедноты, а его проповедники действовали очень активно. Феодалы южной Италии, а также, разумеется, местная католическая церковь, ощущали в таком распространении опасность для своей власти. Проповедь манихейства создавла предпосылки социального взрыва, поскольку для обращавшихся в него крестьян и горожан католики-феодалы, церковники и богатая городская верхушка были воплощением ложной веры и несправедливости.

 

В таких условиях феодалы южной Италии склонялись к мятежу против монголов и поддержке любого правителя, который выступит против них.

 

В 1258-1259 годах Капуанская республика выступила против хатун Темулун и вела войну за Апулию, которую монголам лишь с большим трудом удалось свести вничью, привлекая наёмников. Капуанские войска снова показали, что способны сражаться и побеждать самую грозную армию современности. Это снова продемонстрировало всем, что даже силовая власть монгольских правителей непрочна.

 

Сложившаяся в Южной Италии ситуация была настолько благоприятна, что трудно было ей не воспользоваться. Кроме того, графиня Анастасия помнила, что обладает уникальным статусом – она носила имя единственной династии, которая владела всей южной Италией и Сицилией, объединяла их в одно королевство. На этой основе она могла выступить спасительницей италийских христиан и объединительницей в борьбе с иноверцами. 

 

Сама Анастасия поначалу не хотела вмешиваться в политическую борьбу, которая вспыхнула в южной Италии, надеясь остаться в Россано и спокойно накапливать средства. Дипломатические интриги и тем более войны казались ей делом скучным и не нужным для такого маленького государства как Россано. Однако придворные стали по-разному намекать ей, что она может извлечь большую выгоду из более активной внешней политики. Это, а также общая обстановка в графстве, где часто обсуждали бурные события в соседних землях, постепенно подталкивали Анастасию к изменению взглядов на иностранные дела.

 

С 1257 года графиня Анастасия начала прощупывать почву насчёт возможных действий против монголов, согласовывая возможные завоевания с Капуанской республикой и Папским двором.

 

Одновременно вести операции против монголов начал тайный советник Анастасии, Захак Лэнгх, афганец-пуштун по происхождению (один из примеров того, каким «плавильным котлом» народов стало графство Россано на рубеже христианского и монгольского миров). Он изучал силы хатун Темулун, устанавливал контакты с монастырями, городскими советниками и вассальными графами южной Италии.

 

На почве этой деятельности сам Захак приобрёл большие связи и влияние. Он начинал как странствующий врач, которого сначала приглашали ко двору лишь время от времени, наравне с другими врачами. Потом он стал постоянным придворным врачом, впечатлил графиню своим талантом, опытом и знаниями, которые простирались далеко за пределы одной только медицины. Он оказался прекрасным придворным политиком, быстро схватывая суть любого нового знакомого, понимая его сильные и слабые стороны. Завоеав доверие графини, Захак воссоздал медицинскую организацию в Россано (которая возникла во времена Бенедикты), построил первую полноценную больницу в графстве, со стационарным отделением и моргом, в котором врачи изучали мёртвые тела, проводя вскрытия с позволения графини, а главное – превратил врачей в своих агентов, которые были приставлены ко многим влиятельным и состоятельным людям, снабжая Захака информацией.

 

Графиня знала об этой деятельности Захака и поэтому посчитала его идеальным тайным советником. В свою очередь Захак, благодарный графине за поддержку, старался обеспечить ей больше власти и влияния, расширить её владения. Он умел так преподнести перспективы равнодушной к внешней политике графине, что она санкционировала почти все его предложения и вовлекалась в деятельность, которую, казалось бы, совсем не любила.

 

В то же время между хатун Темулун и её христианскими подданными росла пропасть. Не было никаких признаков того, что она пойдёт на уступки по вопросу веры. Но если в рамках монгольской империи у неё были бы вассалы на Востоке, раздеялвшие её религию и способные поддержать её военной силой, то в Европе все её вассалы были иноверцами. Религиозная свобода, которую продолжали поддерживать монгольские правители, раздражала её европейских подданных-католиков и католическю церковь. Манихейство хорошо распространялось по южной Италии, но утвердиться без победы над католической церковью, без подкрепления силой не могло. А католики были готовы силой отстаивать свою позиции.

 

К 1261 году графиня Анастасия убедилась, что её готовы поддержать и духовно-рыцарские ордена, а также стоящий за ними Папа. С графами и градоначальниками были установлены контакты, их местные интересы были гарантированы представителями графини. Все влиятельные силы южной Италии оказались противниками монголов и сторонниками первого, кто осмелится бросить им вызов.

 

Графиня Анастасия, однако, не спешила выступать против монголов открыто. Она выждала, пока её сильнейший союзник, граф Альфонс Веллетри, правитель Тиволи, не провёл короткую войну с Капуанской республикой, после того как там произошло короткое, но кровопролитное восстание, сильно ослабившее местную армию.

 

Уже в ноябре 1261 года Капуя была захвачена. В том же месяце графиня Анастасия снова забеременела – и это тоже отложило объявление войны монголам. А в начале 1262 года монгольская правительница Темулун решила захватить Крит, который раньше признавал сюзеренитет её отца. Почти все войска, верные Темулун, уплыли на Крит.

 

Тем временем в Россано, зимой 1261-1262 годов был создан пушечный двор и появились первые местные артиллерийские орудия – тяжёлые бомбарды, стрелявшие каменными ядрами. До сих пор артиллерия была только в Капуе и Папской области.

 

В марте 1262 года дож республики Анкона Родганд Арипертид объявил войну за Феррару, городской совет которой признавал власть хатун Темулун.

 

3 июля 1262 года графиня Анастасия родила дочь, которую назвала Адрианой.

 

К этому времени ситуация во владениях хатун Темулун была уже более чем благоприятной для войны – её силы были уже заняты в двух конфликтах с сильным противниками, а вассалы только и ждали возможности для выступления.

 

3 сентября 1262 года графиня Анастасия Наддор публично объявила войну монгольской ханше Темулун, объявив, что выступает в защиту христианской веры на Сицилии, где несколько дней назад произошла незначительная стычка между манихейскими верующими и свитой местного епископа, которая пыталась прогнать манихейских проповедников.

 

Поскольку война была объявлена как священная, графиню Анастасию поддержал Папа, а в Россано, по её приглашению, прибыли войска Ордена госпитальеров под началом грандмастера Яшида Заннунида, андалусийского рыцаря.

 

15 сентября 1262 восьмитысячная армия госпитальеров и отряд арбалетчиков из Россано, сопровождавший десять бомбард на повозках, выдвинулись на юг Италии, в сторону Реджо.

 

Осада сильой крепости Реджо продолжалась целый год. Бомбарды графини Анастасии обеспечили уничтожение укреплений, но госпитальеры штурма не предпринимали, поскольку гарнизон местного герцога Гуггхайрема Оппиццхинги, численностью около 1500 бойцов, оставался всё ещё силён.

 

В марте 1263 года у стен Реджо высадились войска мэра Убальдо Дефушена, правителя города Сент-Мишель де Морьен из Савойи. С их прибытием было установлено два кольца осады и говорили, что вокруг Реджо фактически вырос второй город, не уступавший по населению.

 

Осаждающие также взяли под контроль Мессинский пролив и часть армии госпитальеров переправилась на Сицилию и начала осаду Мессины.

 

20 июля 1263 года гарнизон Реджо капитулировал. Заняв город, госпитальерская армия получила «ключ от Сицилии» и смога свободно снабжать, переправлять и обеспечивать вторжение на остров. Реджо превратился в главную перевалочную и складскую базу.

 

При сдаче Реджо в плен к воинам графини Анастасии попала дочь графа Гуггхайрема, Юдитта Оппиццхинги. Графиня распорядилась её отпустить без выкупа, как и всех воинов городского гарнизона, сложивших оружие. Всем объявляли, что графиня Анастасия воюет за христианскую веру против «азиатских еретиков» и готова миловать всех христиан, не оказывающих сопротивления.

 

В то же время на город Реджо была наложена значительная контрибуция.

 

Главные силы госпитальеров переправились к Мессине, а 20 июля туда прибыла артиллерия Россано. Бомбарды начали обстрел укреплений крепости.

 

К началу сентября 1263 года стены крепости Мессина были пробиты в нескольких местах, образованы широкие бреши, через которые пехота 10 сентября пошла на штурм. Несмотря на снос стен и башен, с которых могли вести огонь по наступающим, бой вышел тяжёлым и кровопролитным, гарнизон монголов и наёмников упорно защищался, армия госпитальеров потеряла более 500 человек убитыми и раненными.

 

К 27 сентября Мессина и окрестности были захвачены.

 

В это время хатун Темулун уступила Феррару Анконе и верунла войска с Крита, заключив с последним невыгодный мир. Все силы она сосредоточила под городом Сиракузы.

 

23 ноября 1263 года у стен Сиракуз состоялась решающая битва. Семитысячная армия госпитальеров, отряды из Савойи и Россано вступили в бой с сицилийскими наёмниками и монгольским постоянным отрядом хатун Темулун. Сражение оказалось жестокими и кровопролитным, однако пятитысячная армия Темулун сильно уступала в численности войскам госпитальеров. Кроме того, армия госптальеров была мотивирована борьбой за веру, а часть войска Темулун состояла из местных сицилийцев-христиан, которые не желали сражаться за иноплемённую и иноверную правительницу.

 

В бою обе стороны потеряли около двух тысяч человек убитыми и раненными, однако, когда войска Темулун стали отступать, почти все христианские воины сложили оружие и стали переходить на сторону госпитальеров. Лишь около двух тысяч человек остались верны Темулун и отступили на север Сицилии, а чуть позже – в материковую Италию.

 

В Сиракузах, столице хатун Темулун, оставался ещё сильный наёмный гарнизон, который отказался сдаться, поэтому осада города длилась до 10 апреля 1264 года, когда шеститысячная армия госпитальеров пошла на штурм и, потеряв около ста человек в боях на улицах, вынудила гарнизон сложить оружие. В плен попал и верный Темулун монгольский градоначальник Толун Кийган.

 

После падения Сиракуз, графиня Анастасия отправила ко двору Темулун посольство во главе с Захаком Лэнгхом и военачальником Салахом Абгалом, который командовал отрядом Россано под стенами Реджо, Мессины и Сиракуз.

 

Некоторая ирония была в том, что посольство христианской католической графини возглавляли люди, которые не были католиками. Захак сохранял исламскую веру ашраимского извода, а Салах Абгал был христианином коптской церкви.

 

Переговоры были недолгими, поскольку хатун Темулун понимала безнадёжность дальнешйего сопротивления. Пока она была занята на Сицилии, против неё восстал правитель Апулии, герцог Карло Гвидечи-Бонифасио.

 

21 апреля 1264 года хатун Темулун отказалась от прав на Сицилию, признав весь остров владением графини Анастасии Наддор.

 

Анастасия, несколько удивлённая тем, что стала повелительницей огромного острова, прибыла в Палермо и 15 августа 1264 года была торжественно объявлена герцогиней Сицилии. Город Палермо также стал новой столицей Сицилии.

 

Герб герцогства Сицилия

 

К 1264 году на Сицилии преобладали городские правительства, самоупрвавляющиеся коммунны и даже отдельные деревни, фактически независимые, признававшие верховную власть лишь номинально. Они привыкли, что монголы почти не вмешиваются в местные дела, довольствуясь регулярной данью. Графине Анастасии не понравилась подобная анархия, хотя она и довольно лояльно относилась к автономным образованиям в Россано.

 

Главный военачальник герцогини, Салах Абгал, а потом сменивший его мэр города Кефалу Синибальдо Оссоли, принялись постепенно усиливать контроль верховной власти по всему острову, прежде всего в области налогов и судов. Законодательство острова приводилось в соответствии с законами, принятыми в Россано и власти следили, чтобы повсюду отменялись местные правовые обычаи, учреждались постоянные суды, преследовались, распускались или уничтожались неподконтрольные властям воинские отряды, которые были организованы городами и деревнями. Местные власти были обязаны отчитываться перед герцогскими чиновниками о состоянии хозяйства и здоровье подданных. На острове была установлена воинская повинность – города были обязаны выставлять для графини три тысячи воинов.

 

Для упрочения власти герцогиня Анастасия ввела в свой совет местных правителей - мэров городов и баронов, владельцев отдельных замков, каждый из которых мог обеспечить небольшое войско.

 

Герцогиня Сицилии Анастасия Наддор и её сицилийский двор

 

Захват Сицилии вовлёк Анастасию в более активную внешнеполитическую жизнь. Как герцогиня Сицилии, она стала сильной правительицей, положение которой учитывали могущественые соседние короли, дожи, герцоги и султаны.

 

Связи с графством Тиволи и отношения с Папской областью вовлекали Анастасию в конфликт с Капуанской республикой (которая сохранла название, хотя фактически она владела только Неаполем). Здесь было больше интересов со стороны Тиволи, графства, которое оказалось в конфликте с Капуей из-за пограничных споров и торговых интересов. Кроме того, в Капуанской республике установилась практика подчинения городским властям церковных и моанстырских администраций, что вызывало сильное негодование Папы, который стоял за спиной графства Тиволи.

 

Анастасия Наддор поддерживала прочные дипломатические отношения с династией Тиволи – сначала с графом Альфонсом де Веллетри, после его смерти – с его наследницами, графиней Капуи Эстефанией де Веллетри и графиней Тиволи и Витербо Арсендой де Веллетри.

 

В то же время герцогиня Анастасия Наддор, помня, как поддержала графа Альфонса в захвате Капуи, надеялась в будущем подчинить Неаполь себе, считая все бывшие земли королевства Сицилия по праву своими.

 

Впрочем, с нынешним дожем Капуи, Аунепертом Гримуальдингом, у Анастасии установились хорошие отношения и воевать в ближайшее время она не собиралась.

 

Другое дело в графстве Лечче – единственном итальянском владении, которое осталось у монгольской правительницы Темулун. Его герцогиня Анастасия намеревалась однажды захватить, но не желала нарушать мирный договор с Темулун, который был заключён на пять лет и ещё не истёк.

 

В 1269 году Лечче было захвачено королём Италии Каллиником Покасом, из-за чего Анастасия затаила обиду на него. Впрочем, сейчас Италия была ещё очень сильна – король Каллиник мог выставить двадцать тысяч воинов.

 

Герцогиня Анастасия сосредоточилась на Неаполе, полагая, что захват этого города обеспечит ей владение сильнейшим и богатейшим городом на юге Италии и подкрепит её будущие завоевания.  

 

После захвата королём Каллиником графства Лечче исчезли остатки монгольской власти в Италии. Апулия стала вассальным государством в составе сильного королевства Сардинии и Корсики, Неаполь сохранял независимость, а герцогства Салерно и Калабрия получили независимость.

 

Герцогиня Анастасия считала, что в ближайшем будущем все эти территории должны признать её власть, а она – возложить на себя корону Сицилии.

 

Весной 1270 года королевство Корсики и Сардинии ввязалось в войну с республикой Анконой из-за спора о графстве Терамо. Вскоре к этой войне присоединилась Венеция, поддерживая Анкону.

 

Дож Неаполя Аунеперт Гримуальдинг, узнав о тяжёлом поражении корсиканского короля Ламберто Гвидечи-Бонифасио, объявил ему войну, выдвинув претензии на графство Беневенто.

 

Герцогиня Анастасия радовалась этим вспыхнувшим войнам и ждала удобного момента для вмешательства против того, кто сильнее ослабеет в этих конфликтах. Её агенты уже работали в Неаполе и Риме, собирая документы и обоснования, которые могли бы подкрепить претензии на Неаполь.

 

В августе 1270 года герцогиня Анастасия распорядилась большие работы по обновлению укреплений и строительству новых стен в Палермо. На месте главной башни, окружавшей её стены и хозяйственных пристроек должна была появиться каменная цитадель с замком, а вокруг города планировали возвести вторую стену. Городские власти Палермо были обязаны обеспечить увеличение постоянного гарнизона до 1200 человек.

 

Все ресурсы Сицилии были брошены на эти работы и лично герцогский управляющий Никколо Фремо надзирал за строительством, временно оставив свои обязанности по управлению остальным хозяйством.

 

Весной 1273 года строительство завершилось и на месте старых крепостных стен Палермо возникла новейшая крепость с двойным обводом стен и каменной цитаделью, которая, благодаря пребыванию королевского двора, превратилась в целый город внутри города, со всеми хозяйственными и жилыми постройками.

 

За это же время военный советник герцогини, мэр Синибальдо Оссоли, провёл военную реформу, значительно увеличив герцогскую армию. Теперь в ней служили четыре тысчи человек, в том числе профессиональные отряды.

 

Одновременно агенты тайного советника Захака Лэнгха и еписокпа Сицилии сфабриковали формальные претензии герцогини Анастасии на Неаполь и, прыгнув выше головы – даже на герцогство Калабрия.

 

Герцогиня уже намечала время будущего нападения, полагая, что лучше всего выступить в начале весны, но все карты неожиданно спутал Папа Римский.

 

1 октября 1273 года Папа Сиаргий III объявил о начале нового крестового похода за освобождение Гроба Господня. Снова крестоносные армии должны были отправиться в Палестину.

Европейские христиане-католики давно уже забыли о том, что такое крестовый поход. Постепенное развитие светской науки и философии, а также рост сомнений в безусловном авторитете Рима, шок после нашествия монголов, казались, отодвинули эпоху крестовых походов в прошлое.

 

Тем не менее Папа Сиаргий надеялся новой священной войной напомнить о себе и объединить христианскую Европу под эгидой направляющего общее дело Рима.

 

Герцогиня Анастасия и её советники увидели в новом крестовом походе предел для их амбиций. Все при дворе сошлись, что политически невыгодно объявлять войну соседнему христианскому государю когда вся Европа снова объединяется для освобождения Святой Земли.

 

Герцогство Сицилия официально приветствовало крестовый поход и герцогиня выделила крупное пожертвование на организацию крестового похода, не мешала проповедовать участие в нём и отпускала всех желающих отправляться в Святую Землю добровольцами, обещав выплатить семьям компенсацию за погибших крестоносцев. Однако герцогские войска в поход не отправлялись.

 

Сама герцогиня в узком кругу отзывалась о крестовом походе с пренебреженим, так, словно это был какой-то устаревший и нелепый анахронизм.

 

В марте 1275 года кузина герцогини Анастасии, графиня Капуи Стефания де Веллетри, оказалась замешана в крупном скандале с супружеской изменой и её покрытием. Поскольку сюзереном графини был сам Папа Римский, это не могло пройти бесследно. В другое время всё ограничилось бы покаянием и дорогой индульгенцией, но в разгар крестового похода, объявленного самим папой, дело оказалось более щекотливым. Папа Сергий не мог оставить такой скандал без вмешательства и заключил графиню Стефанию под стражу. Это возмутило герцогиню Анастасию. Она публично осуждала поступок Папы и обвиняла его в тирании, хотя он действовал согласно формальным законам своего государства.

 

В апреле 1275 года герцогиня Анастасия объявила, что отрекается от католической веры и теперь, оставаясь христианкой, будет придерживаться павликанства – версии, которая отрицала божественность Христа и смотрела на поклонение кресту и иконам как на языческие обряды.

 

Приняв новую версию христианства, Анастасия, дотле формально относившаяся к религии, стала её истовой исповедницей. Она поощряла проповедь павликанства и отзывалась о католиках в остальном мире с пренебрежением. Впрочем, своих дочерей и придворных, которые оставались католиками, она не принуждала менять веру.

 

Многие в Италии, узнав об обращении Анастасии, называли её еретичкой. Некоторое время на Сицилии даже опасались, что Папа направит крестоносцев не в Святую Землю, а в Палермо. Герцогиня  Анастасия отвечала на такие опасения, что готова воевать и защищать земли, принадлежавшие ей по праву. Впрочем, крестоноснцый флот, перевозивший войска Папского государства, Сардино-Корсиканского королевства, Леона и Кастилии, прошёл через Мессинский пролив во второй половине апреля 1275 года и отправился дальше на восток.

 

Ободрённая этим герцогиня Анастасия 8 июня 1275 года объявила войну Капуанской республике. Прежний дож Неаполя, Аунеперт Гримуальдинг, с которым Анастасия поддерживала хорошие отношения, умер от рака в 1274 году. Новый дож, Сигисбранд Алахисид, хоть и выиграл выборы, но ещё не успел утвердиться на положении главы республики.

 

Впрочем, сам Неаполь успел оправиться после поражения в войне с Тиволи в 1269 году и процветал, благодаря развитой торговле, эффективной налоговой администрации, сильным ремесленным гильдиям, которые производили лучшие в Италии одежды, доспехи, оружие и хозяйственный инвентарь. Неаполь был первоклассной крепостью, а его стены, кроме солдат, защищала крепостная пушечная артиллерия. Неаполитанские артиллеристы уже разработали разные варианты артиллерийских калибров и экспериментировали с полевыми орудиями.

Подкрепляло Неаполь и недавно захваченное Беневенто, где было лояльное население, богатые зерновые поля и обширные пастбища.

 

В то же время Неаполь мог выставить всего восемь тысяч воинов, когда герцогиня Анастасия вместе с союзниками располагала двенадцатью тысячами.

 

Со всей Сицилии было собрано 4500 воинов, в том числе 200 превосходно подготовленных арбалетчиков. С армией двигалось и десять тяжёлых осадных бомбард, которые сыграли большую роль в завоевании Сицилии. Войском командовал придоврный рыцарь Кржеслав Лелива, поляк, всего два года назад поселившийся при дворе герцогини в Палермо.

 

Кржеслав оказался опытным командиром и превосходным организатором, который прежде всего заботился о хорошем снабжении армии. Он не полагался на возможность войск самим добыть пропитание, закупая его на местах или у маркитантов, а создал постоянные обозные команды, которые обязаны были заготовливать и везти все необходимое для прокорма людей и лошадей.

 

Флот с армией на борту отплыл 28 июля, а уже пятого августа сицилийские воины высадились на территории дружественного графства Капуя, в Гаэте, рассчитывая прикрыться берегом реки Гарильяно.

 

В Гаэте Кржеслав узнал, что его предосторожности не были напрасны – вся армия Неаполя двигалась на север, намереваясь перехватить его армию и разбить её до призыва союзников.

Узнав, что дож Сигисбранд ведёт войска на Гаэту и уже приближается к Капуе, Кржеслав повёл свою армию на север в сторону Кассино, надеясь использовать горную местность, более выгодную для обороны.

 

Кржеслав подошёл к Кассино 13 августа. Дож Сигисбранд наступал с юга и уже входил в горную местность. Полководец герцогини Анастасии рассчитывал связать боем Сигисбранда или заставить его осаждать укреплённый лагерь, пока войска союзной графини Эстефании де Веллетри подойдут с тыла и обеспечат окружение, сделав положение неаполитанцев безвыходным.

Однако дож Сигисбранд оказался хорошим полководцем и храбрым воином. Он уклонился от встречи с армией графини Эстефании, а 4 сентября 1275 года обрушился на войско Кржеслава и разбил его, несмотря на невыгодную местность. В битве было ранено или убито 1212 сицилийских воинов, а неаполитанцы потеряли лишь около двухсот человек. Один из подчинённых полководцев Кржеслава, Арам Лабах, попал в плен.

 

Войско Неаполя выявилось гораздо лучше подготовленным и профессиональным, чем войска Сицилии. В составе неаполитанской армии было 1300 превосходных арбалетчиков и 1000 пикинёров из Беневенто, служивших на постоянной основе.

 

После этой победы Сигисбранд обрушился на трёхтысяную армию графини де Веллетри и тоже её разбил. На этот раз противники неаполитанцев были окружены и все, кто не сложил оружие, были уничтожены. Армия графини Капуи перестала существовать.

 

Сигисбранд вернулся к Неаполю и встал там лагерем. Его приближённые уговаривали его выступить на юг и добить войско Кржеслава, но он предпочёл оставаться под стенами города, опасаясь, что герцогиня Анастасия призовёт новых союзников и город останется уязвим.

 

Тем временем Кржеслав отступил к Россано, где занялся восстановлением и пополнением армии. С ним оставалось ещё 3200 человек, из них 160 арбалетчиков. Кроме того, воинам Кржеслава удалось сохранить всю артиллерию.

 

Герцогиня Анастасия выделила огромные средства и наняла в Палермо свежую наёмную армию – две тысячи профессиональных воинов, в том числе пятсот арбалетчиков. Эти силы во главе с капитаном Сигинольфо двинулись от Палермо на Россано, чтобы соединиться с армией Кржеслава.

 

Зиму герцогская армия провела в Россано. Узнав о том, что её численность приближается к семи тысячам человек, дож Сигисбранд тоже потратился на сбор наёмников и довёл свою армию до девяти тысяч воинов.

 

С этими силами он выступил в новый поход и начал осаду Капуи, рассчитывая вывести из войны союзницу герцогини Анастасии.

 

Узнав, что неаполитанская артиллерия не оставляет Капуе шанса выдержать осаду, Кржеслав повёл свою армию из Россано на север, надеясь пройти через Беневенто, выманить армию дожа Сигисбранда в Аппенинны и снова дать бой в лучших условиях.

 

Кржеслав достиг Беневенто, но разведчики Сигисбранда доложили ему о движении сицилийской армии и он немедленно снял осаду Капуи, надеясь перехватить Кржеслава на полях Беневенто и уничтожить его силы до того, как он доберётся до гор.

 

Манёвры Кржеслава и Сигисбранда сначала были успешны для сицилийцев – им удалось миновать встречи с неаполитанской армией у города Ариано, однако на возвышенностях под Алифе Сигисбранд сумел нагнать Кржеслава и дал снова нанёс ему сокрушительное поражение.

 

Из семи тысяч воинов Кржеслав потерял две тысячи человек убитыми, раненными и пленными. Девятитысячная армия дожа Сигисбранда потеряла всего триста человек.

Кржеслав снова отступил в Россано, а герцогиня Анастасия, почти опустошив казну, послала ему новое подкрепление – сардинскую банду во главе с капитаном Эрманну Реггиу. С ним прибыло 600 пехотинцев и 450 отборных профессиональных арбалетчиков.

 

Тем временем дож Сигисбранд снова принялся осаждать Капую.

 

В начале января 1277 года у осаждённых осталось продовольствия всего на три месяца. Полководец Кржеслав приказал войскам выступать. Снова он планировал обойти армию Сигисбранда с тыла и постараться выманить её с осадных позиций под Россано.

 

Тем временем отряд в пятьсот человек, верных графине Эстефании, собрался в Гаэте и перейдя через горы занял сильную позицию у монастыря Изерина. Туда и двигался Кржеслав со всей армией, которая достигла 7500 человек.

 

На этот раз дож Сигисбранд остался на позиции под Капуей. Его осадной артиллерии удалось пробить несколько брешей в городской стене, гарнизон оставил первую линию обороны.

Кржеслав достиг холмов у Алифы, где узнал, что у осаждающих осталось продовольствия не больше чем на десять дней, после чего город неминуемо вынужден будет сдаться.

 

Тогда Кржеслав повёл свои войска в атаку, надеясь застать врасплох войско неаполитанцев при ударе с тыла.

 

Однако дож Сигисбранд оказался готов такому манёвру и 2 апреля 1277 года неаполитанцы во всеоружии встретили сицилийцев и присоединившийся к ним капуанский отряд – восемь тысяч человек. На этот раз численность обеих армий была равна – примерно восемь тысяч бойцов с каждой стороны. Но полководческий талант дожа Сигисбранда склонил чашу весов на сторону неаполитанцев. Он умело организовал оборону и появлялся в тех местах, где намечался перелом в пользу противника, личной храбростью воодушевляя солдат.

 

Сицилийские пушки смогли разрушить часть осадных укреплений и неаполитанские арбалетчики отступили под сосредоточенным ударом стрелков и лёгкой пехоты противника. Контаратака тяжёлой пехоты неаполитанцев была отражена. Однако дож Сигисбранд повёл два батальона пикинёров в новую контратаку и восстановил позиции, а потом начал наступление по всему фронту, опрокинув и рассеяв армию противника. Только профессиональные отряды отступали, сохраняя порядок, а простая пехота, сицилийские ополченцы, бежали в панике.

 

Сицилийцы потеряли около двух с половиной тысяч человек убитыми, раненными и пленными. Неаполитанцы снова потеряли намного меньше – 535 убитых и раненных.

 

После этого поражения, 4 апреля 1277 года, посол герцогини Анастасии, Леальдо Ларса, бывший при армии, встретился с дожем Сигисбрандом и договорился с ним о перемирии, чтобы войска могли отступить, а Капуя – получить продовольствие. Дож Сигисбранд согласился, но только при условии, что за перемирием последует капитуляция герцогини Анастасии, а капуанский гарнизон сложит оружие. Взамен дож гарантировал, что ни один его солдат не войдёт в Капую.

 

Герцогиня Анастасия вынуждена была признать независимость Капуанской республики, а также её права на Капую, тем самым словно признав, что её союзница и двоюродная сестра графиня Эстефания удерживает этот титул незаконно.

 

Также герцогиня вынуждена была выплатить Неаполю огромную контрибуцию, что вогнало сицилийскую казну в огромные долги.

 

Анастасия Наддор была в бешенстве. Военачальник Кржеслав Лелива был обвинён в поражении и сговоре с неаполитанцами. Герцогские стражники попытались его арестовать, но он, с помощью своих вооружённых слуг, сумел бежать и покинул Сицилию, заблаговременно разместив свои деньги в миланском банке.

 

Из-за финансовых проблем герцогиня вынуждена была сократить значительную часть своих провинциальных чиновников и шерифов, что ухудшило контроль центральной власти над страной. На заседаниях совета атмосфера становилась напряжённой, а в ноябре 1277 года герцогиня поругалась со своим влиятельнейшим придворным Захаком Лэнгхом, который осмелился критиковать решения Анастасии. Герцогиня публично накричала на него и пообещала напомнить, что он всего лишь её врач, который слишком много о себе возомнил. Захака перестали приглашать на заседания, а через несколько дней герцогиня сняла его с поста тайного советника.

 

Вскоре недавно ещё всесильный временщик Захак был отправлен в Россано, где занимался борьбой с эпидемиями, которые стали вспыхивать в южной Италии. Он оставался придворным врачом и координировал всех врачей в герцогстве, но былое политическое влияние потерял.

 

Герцогиня Анастасия лишь сорвалась на своём придворном, но причина её недовольства была глубже. Она была подавлена поражением и унижением от неаполитанского дожа, кроме того она боялась, что напрасно отреклась от католичества и поражение в войне – проявление гнева истинного бога.  Она каялась и исповедовалась, но легче ей не становилось, что возбуждало новые сомнения в правильности выбора веры. Кроме того, на Сицилии распространялись призывы к восстанию «добрых католиков», которые должны «заставить герцогиню вернуться в лоно истинной церкви». Наконец, от не самой сильной и опасной эпидемии Магрибского гриппа умер павликанский епископ Паулин, которого Анастасия сделела епископом Сицилии. Под влиянием собственных сомнений и сведений о волнениях, Анастасия в ноябре 1279 года покаялась и вернулась в лоно католической церкви.

 

Снова став католичкой, Анастасия словно ожила и озаботилась реформами государственного управления. Она принялась устранять автономию маленьких баронств и городов, передавая их под власть управляющего Никколо Фремо. Последний был уже старым человеком и не имел детей, поэтому в 1280 году герцогиня отдала под его непосредственное управление большую часть Сицлии и остров Мальта. Сама герцогиня и её представители-регнитарии контролировали только Россано и Палермо.

 

Возросло налоговое бремя, особенно тяжело оно сказалось на торговле и частных промыслах, которых было много на острове.

 

Эти меры к 1281 году позволили герцогству Сицилия вылезти из огромных долгов, в которых оно оказалось после выплаты контрибуции Неаполю.

 

Однако улучшение финансового положения не изменило характера правления Анастасии. Она всё чаще проявляла жестокость в своих решениях. Возросло количество смертных приговоров и конфискаций, особенно у богатых купцов. Это не приняло характер массовых репрессий, но несколько таких случаев получили большую огласку и способствовали воцарению атмосферы страха.

 

Придворный врач Захак Лэнгх, после того как не смог предотвратить распространение новой эпидемии – Ломбардской оспы, был обвинён в измене и казнён по приказу герцогини.

 

Эта атмосфера страха позволила, однако, провести важное изменение в законе о наследовании, согласно которому с марта 1281 года в герцогстве Сицилия действовала абсолютная примогенитура – то есть все земли и титулы правителя отходили к старшему наследнику – сыну или дочери. Сицилийские вассалы Анастасии поддержали её, хотя и были недовольны изменением старого наследного порядка. 

 

Герцогиня Анастасия Наддор со своими дочерьми - наследницей Элеонорой и младшей Адрианой

 

Реформа закона о наследовании была последним важным действием герцогини Анастасии. По её владениям распространялась ломбардская оспа, в разгар которой Анастасия устраивала пиры и праздники, смеясь над новостями о случаях заражения. Она утверждала, что её придворные врачи обманывали или преувеличивали масштабы бедствия, считая, что болезнь, поразившая всю южную и центральную Италию, скоро пройдёт. Это пренебрежение к врачам было следствием сохранявшегося недовольства предательством Захака. 

 

К маю 1281 года стали заражаться придворные, умерли герцогский хранитель печати Адемар, тайная советница Мария, придворный военачальник, мэр города Кефалу Синибальдо Оссоли. Из Капуи пришла весть о смерти двоюродной сестры герцогини, Эстефании де Веллетри.

 

Только теперь герцогиня Анастасия начала признавать серьёзность проблемы и попыталась принять меры – запретив свободное передвижение между городами и приказав окуривать благовониями публичные места. Также герцогиня приказала своей наследнице Элеоноре немедленно отправиться на Мальту, ещё не поражённую болезнью.

 

Однако было уже поздно. В начале июля 1281 года герцогиня Анастасия заболела оспой и за считанные дни оказалась при смерти. Она скончалась 6 июля 1281 года в возрасте 63 лет.

 

Говорят смерть Анастасии лёгкой и быстрой – за несколько часов до своего последнего вздоха она говорила, что чувствует себя лучше и утверждала, что на следующий день встанет на ноги.

 

Начав правление как графиня Россано и завершив жизнь в качестве герцогини Сицилии, Анастасия Наддор приблизилась к тому, чтобы восстановить былое величие своей фамилии. Она правила тридцать семь лет, знала победы и поражения, но, несмотря на отдельные неудачи, прожила счастливую жизнь, а её владения оставались благополучны и не знали вражеских вторжений. Тем не менее, подданные на Сицилии запомнили герцогиню как еретичку и тираншу – во многом благодаря монастырским хронистам, которые не могли простить ей непродолжительного перехода в павликанство.

Изменено 21.10.2024, 08:36:42 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Герцогиня Элеонора Наддор

 

 

Со времён графа Иннокентио семья Наддор всегда жила в относительном мире и благополучии. Это были дружные родственники, которые почти никогда не ссорились и любили общество друг друга. В таких условиях и росла будущая герцогиня Сицилии Элеонора Наддор.

  

Она родилась 14 января 1248 года, всего через три года после того как её мать Анастасия унаследовала графство Россано. Элеонора родилась не несколько минут раньше своей сестры-близнеца Камиллы.  

 

Это заложило перый камешек в развитие характера Элеоноры – она считала себя старшей, а потому командовала сестрой, едва девочки научились говорить. При этом Камилла, которая росла покладистой и спокойной, безропотно отдавала сестре первое место и не спорила с ней. В других условиях и с другим человеком всё вылилось бы в бесконечные ссоры, но Элеонора и Камилла составили своего рода команду, где Элеонора всегда играла роль плохиша и заводилы, а Камилла слушалась, выполняла и помогала. Впрочем, в случае каких-либо проблем и опасности наказаний, Элеонора прикрывала сестру и брала всю вину на себя, даже если не была виновата.

  

Однако Камилла, при всём своём послушании, боялась Элеонору и постоянно находилась рядом с ней в напряжении. А старшая сестра общалась с ней снисходительно-высокомерно и порой устраивала жестокие розыгрыши. Она же, забавы ради, убедила Камиллу начать пить вино, потешаясь над нетрезвой сестрой.

  

Чем старше становились девочки, тем более Элеонора походила на мать Анастасию, видя в ней кого-то близкого к божеству, которому всё позволено. Она тянуась к мрачным историям с плохим концом, с увлечением слушала страшные истории о войнах и казнях, при этом привлекали её не боевые действия и слава, а страдания, которые испытывали люди. Ещё до дести лет она начала мучить домашних животных, оправдываясь тем, что у них, как она слышала от священника, всё равно нет души. Когда придворные убрали подальше животных, до которых могла добраться Элеонора, она принялась за случайно залетевших птиц, птыаясь поймать и убить их, словно сама была кошкой-охотницей.

  

Жестокость Элеоноры сдерживалась только строгостью матери.  

 

Обучаясь языкам, дипломатическим переговорам, правилам поведения и этикета, Элеонора усвоила сначала насмешивое, а потом презрительное отношение ко всем этим «церемониям», которые, по её мнению, скрывали истинное соперничество, зависть и лицемерие людей. 

 

Узнав об истории своего рода, Элеонора посчитала себя стоящей заведомо выше всех окружавших её людей – они, даже знатные, достойны быть только её марионетками и слугами, а воплощения заслуживают только её интересы.  

 

К 16 годам Элеонора выросла законченной эгоцентричкой со склонностями садистки.

 

Герцогиня Элеонора Наддор

  

Она любила только себя и свою семью, хотя и своеобразно. Она считала близких родственников словно частью себя – как будто они были её добавочными органами, о которых надо заботиться, чтобы хорошо жить. Уважение она испытывала только к матери и прислушивалась к её словам, равно как и к словам отца – Лодовико Паганелли. Именно влияние отца, человека сдержанного, терпеливого и рассудительного, который не любил крайних решений, не давало Элеоноре превратиться в подобие Калигулы или Нерона.

  

Лодовико Паганелли стал первым и ближайшим советником Элеоноры, получив пост тайного советника.

 

Элеонора унаследовала Сицилию в состоянии эпидемии - «Ломбардская оспа» охватила земли от Палермо до Мессины. Только высокогорное графство Кастроджованни оставалось не затронутым. Болезнь сохранялась во всей южной Италии и распространялась севернее.

 

Элеонора начала правление с ухода в изоляцию, хотя и не стала подтверждать повсеместный карантин, установленный в последние месяцы жизни Анастасии.  

 

В мае 1281 года, ещё при жизни Анастасии, умер муж Элеоноры граф Мальты Гусальберто Дефушен. Между супругами не было ни любви, ни страсти, поэтому Элеонора пробыла в трауре лишь формально. Сама вступать в новый брак она не хотела, полагая, что достаточно и её сына Мартина, хотя он и оставался её единственным ребёнком. Элеонора понимала, как важны династические союзы, но для этой цели она собиралась использовать собственную младшую сестру Анну, намечая её в жёны либо дожу Анконы, либо королю Генуи.

 

Та же участь ждала бы и её сестру Камиллу, если бы она не умерла от цирроза печени в 1280 году. 

 

Зондаж почвы насчёт брака Анны с наследником королевства Сардинии и Корсики встретил категорический отказ королевы Адальберты, за что Анастасия затаила на неё злобу, которую вознадеялась выместить во время будущей войны за Апулию. Что воевать придётся со всеми государствами южной Италии, чтобы подчинить их Сицилии, Элеонора не сомневалась с первого дня правления.  
 

Пока болезнь свирепствовала на Сицилии, Элеонора вполне комфортно жила в изоляции, развлекаясь разными мелкими пакостями, которые устраивала придворным. Например, придворному рыцарю Араму Лангаху, потомку армянских переселенцев, который раздражал её своим гордым, царственным видом (он был высок, широкоплеч и славился как храбрец), Элеонора, улучив момент, вылила на голову ночной горшок.

 

Похожей участи едва избежал епископ Сицилии Михаил, за что Элеонора рассердилась на него и вскоре обвинила в провале борьбы с болезнью - якобы он плохо выполнял свои епископские обязанности и Бог не сжалился над страной. Это было крайне несправедливо, поскольку Михаил был превосходным теологом и знатоком богослужебного канона. Как епископ, он имел большое влияние на Сицилии и пользовался хорошими связями в Риме, настраивая против Элеоноры римского Папу. 

Лодовико, советник и отец Элеоноры, предурпеждал её не ссориться с католической церковью, однако раздражение, которое вызывал у неё епископ, было сильнее благоразумия.  

 

Епископ Михаил, сильный, уверенный и прекрасно владеющий собой человек, возмущал Элеонору своей непробиваемостью. Он умело избегал её заковыристых словесных насмешек и мог ответить неожиданной иронией или намёком, отчего Элеонора тушевалась. А свою власть она использовать против епископа не могла, поскольку католический епископ на Сицилии был едва ли не менее влиятелен, чем герцогиня.  

 

Элеонора не привыкла к отношениям на равных и встретив человека, который реально был ей равен, чувствовала себя униженной и жаждала мести.  

 

Интриги епископа и Элеоноры продолжались, оставляя главную проблему - эпидемию, почти без внимания. В 1282 году на Сицилию пришла ещё одна болезнь - «Африканская лихорадка», как называли форму тифа, пришедшую из Туниса. От этой лихорадки погибло много людей в Западной Сицилии и Элеонора снова обвинила во всём епископа. Якобы Господь продолжает гневаться из-за неправедного епископа, который, по словам герцогини, был «заносчив и горд», испорченный собственной учёностью. Михаил решительно отверг все обвинения и открыто обрушился в проповедях на саму герцогиню.

 

В ярости Элеонора всерьёз интересовалась, нельзя ли епископа арестовать и казнить, а когда отец объяснил ей, насколько самоубийственно конфликтовать с представителем Папы, она сама позаботилась о найме группы убийц и 31 июля 1282 года епископ Михаил был убит. Об этом существуют две истории - согласно одной убийцы-мавры зарезали епископа, когда он шёл с небольшой свитой в один горный монастырь; по другой - они похитили епископа и доставили его в некое место, где ждала лично Элеонора, которая якобы своими руками пустила своему главному священнику кровь.  

 

Новым епископом Сицилии Папа назначил цизальпинца Эммануила, тоже прекрасного богослова с университетской подготовкой. Этот человек, однако, оказался более мелочным и жадным, чем Михаил и его Элеонора смогла терпеть как кого-то, чьи недостатки более очевидны и позволяют чувствовать себя выше его. 

 

Тем временем болезни продолжали опустошать Сицилию и «Африканская лихорадка» оказалась даже опаснее, чем «Ломбардская оспа». Она легче переносилась, но была более заразна, а после неё люди надолго слабели и не могли выполнять тяжёлых работ, что сильно сказывалось на хозяйстве острова.  

 

Эта болезнь, несмотря на предосторожности, проникла и в изолированный двор герцогини, а в конце сентября 1282 года заболела и сама Элеонора.  

 

Она призвала врача - некого выходца не то из причерноморских степей, не то из Сибири. Он дал герцогине какое-то опасное лекарство, от которого её лицо вспухло и покрылось нарывами, отчего Элеонора вынуждена была закрыть его серебряной маской, словно прокажённая.  

 

Врач был брошен в темницу, и Элеонора сама стала продумывать ему необычную казнь.

 

Однако болезнь, от которой герцогиня не излечилась, стала быстро прогрессировать и Элеоноре очень скоро стало не до садитстских фантазий. В начале ноября она оказалась прикована к постели, через несколько дней перестала узнавать окружающих, металась в горячке, а 7 ноября 1282 года умерла.  

 

В день смерти герцогине Элеоноре было тридцать четыре года. Она правила всего шестнадцать месяцев - меньше всех в истории династии Наддор.

 

За своё короткое правление она успела так прославиться своими злобными выходками, так испортить отношения с католической церковью, что её запомнили злую и греховную тираншу, которую все сравнивали с самыми порочными женскими персонажами Библии - Иезавелью и Иродиадой. В хрониках, которые вели сицилийские монастыри, а также в работах местных историков, ей доставались только критика и поношеия, она была примером того, каким не должен быть государь. Даже последующие правители дома Наддор не могли (да и не считали нужным), этому препятствовать. Местные церковники отказывались участвовать в похоронах Элеоноры и для проведения всех необходимых обрядов пришлось приглашать священников из Испании. 

[Gaenkelti 115]

Мартин Наддор и возрождение Сицилии

 

Регентство Виоланты Дефушен

 

От брака с Гусальберто Дефушеном герцогиня Элеонора имела двух детей - сына Мартина и дочь Аврору.

 

Аврора родилась очень слабой и умерла в 1281 году, не протянув и двух лет.  

 

Мартин Наддор (названный в честь первого короля Сицилии), родившийся 20 июня 1271 года, оказался более крепким, но всё же, от опасности сицилийских эпидемий он был укрыт на Мальте, которая поддерживала строгий карантин и потому осталась не затронута болезнями.

 

Виоланта Дефушен, регент Мальты, которая состояла при малолетнем Мартине как опекунша (она была сестрой отца Мартина, графа Гусальберто), неожиданно для себя оказалась в положении регента Сицилии.

 

Юный герцог Мартин и его регентша Виоланта

 

Зная об опасностях эпидемии, она велела считать столицей город Ла-Дросос, как назывался (по имени первого графа Мальты, жившего много лет назад), главный порт острова.  

 

 Виоланта была очень властолюбивым и целеустремлённым человеком, но своего подопечного воспринимала лишь как удачно подвернувшееся средство власти.

 

Воспитание Мартина она доверила придворному Николе, сицилийцу, который был очень амбициозным и высокомерным, но не имел почти никаких реальных талантов. Он называл себя рыцарем, но плохо владел оружием и не умел ездить верхом. Он утверждал, что получил образование в Болонье, что разбирается в военном деле и даже якобы участвовал в войнах венецианцев против мусульман в Африке, однако так он лишь пытался казаться значительнее, чем есть. По сути Никола был не более чем авантюристом, которому случайно подвернулась удача.  

 

Регентша Виоланта, услышав, как Никола рассказывает о своей учёности, не стала его проверять, не особенно и заботясь о том, кто будет воспитывать её подопечного.

  

Возможно, хитрая Виоланта даже намеренно доверила такое дело некомпетентному человеку, надеясь, что Мартин не вырастет умным государем и она займёт при нём положение “серого кардинала”.  

 

Поначалу так и было. Виоланта, едва узнав о смерти Элеоноры, пришла со своими стражниками в её покои и забрала герцогскую печать, которую тут же передала мужу - Доннукану Альпину, ставшему канцлером.  

 

Друг Виоланты, Бохдан Налец, стал генеральным управляющим и казначеем (хотя профессиональную подготовку получил, недолго служа как помощник счетовода у полабского купца, потом - у генуэского банкира и никогда не был допущен к важным делам).

 

Единственный компетентный человек в окружении Виоланты, итальянец Ареламо Ларзоне, стал коннетаблем (главным военачальником) Сицилии. Он и правда заслуживал своего поста - имел настоящее университетское образование, участвовал в походах и командовал воинами, побывав в боях против сильнейшей армии Италии - неаполитанской, владевшей тогда самым передовым оружием и тактикой.

 

Получил место и дед Мартина - Лодовико Паганелли, граф Россано, сохранив пост тайного советника. Однако он был так подавлен смертью своей жены Анастасии, а потом и дочери - герцогини Элеоноры, что ещё несколько лет назад стал злоупотреблять алкоголем и даже на провозглашение внука герцогом Сицилии приехал пьяным. Тайным советником он был лишь номинально, никак не желая влиять на воспитание и судьбу внука.

 

Непосредственный воспитатель Мартина, Никола, тоже урвал небольшой кусок “сицилийского пирога” - пост герцогского егеря, ответственного за организацию охот, начальника всех егерей и лесников. Поскольку охот при юном Мартине никто не организовывал, Никола фактически получил синекуру.

 

Регентский совет герцога Мартина, слева-направо: коннетабль Ареламо Ларзоне, казначей Бохдан Налец, канцлер Доннукан Альпин, регентша Виоланта и епископ Сицилии Эммануэль

 

Довольствуясь своим личным благополучием, наставник почти забросил воспитание герцога. Регентша тоже не беспокоилась об этом и не спрашивала у Николы отчёта, давая понять, что он и должен относиться к воспитанию спустя рукава. 

 

В таких условиях юный герцог мог избаловаться и действительно превратиться в марионетку. Однако у герцога Мартина оказались хорошие природные задатки Предоставленный сам себе он проявил себя как очень любознательный и вдумчивый ребёнок. Он рано выучился читать (во многом сам, интуитивно, почти без помощи взрослых), любил слушать чужие рассуждения и сам с увлечением разгадывал разные головоломки и ребусы, которые находил в старых книгах.

 

 

Мартин тянулся к знаниям, а его воспитатель Николо старался отделываться поверхностными повествованиями или зачитывал пространные, скучные лекции. На это обратил внимание ещё один влиятельный придворный - епископ Эммануэль, поскольку епископ Сицилии по своему положению обязательно входил в любой регентский совет при местном правителе.  

 

Эммануэль не критиковал власть Виоланты, а осторожно указывал, что воспитатель герцога некомпетентен. Виоланта отмахивалась, но позволяла Эммануэлю время от времени передавать Мартину книги, которые тот с упоением проглатывал.  

 

Мартин никогда не сидел на месте и не довольствовался тем, что получал в распоряжение. Он мог бы, подобно другим детям, бесконечно играть и гулять, тем более что воспитатели не особенно обращали внимание на занятия юного герцога. Но Мартин всё время занимался чем-то полезным - читал, смотрел за тем, как работают слуги при дворе, как живёт замок, как тренируются солдаты и рыцари гарнизона. Всех он засыпал вопросами, желая узнать, как что устроено и как что работает. Придворные не могли отказать любознательному герцогу и старались всё объяснить.  

 

Юный герцог проявлял завидное усердие и вскоре стал знать больше, чем его незадачливый воспитатель.  

 

В сентябре 1283 года умер Лодовико Паганелли, граф Россано, дедушка герцога Мартина и единственный человек, который потенциально мог ограничить амбиции Виоланты.  

 

Регентша стала чувствовать себя полновластной правительницей Сицилии и не только рассылала указы и распоряжения от своего имени, но и тратила деньги из казны на личные нужды, сколотив огромное состояние.

 

Епископ Эммануэль следил за деятельностью регентши и составлял на неё компромат, стараясь одновременно сделать всё возможное, чтобы герцог вырос умным и самостоятельным человеком, способным однажды обуздать распоясавшуюся регентшу.  

 

Снова пышным цветом расцвела коррупция. Торговые монополии, права гильдий, посты шерифов, сборщиков податей и судей покупались и продавались едва ли не открыто. Человек, который был знаком с регентшей или её мужем мог обеспечить благоприятные условия для любого дела и в то же время уничтожить, пользуясь этими связями, конкурентов.  

 

В центральной Сицилии орудовали горные разбойники, а в Палермо и Сиракузах возникли организованные группировки воров.  

 

При всём при этом нельзя было сказать, что государство находилось в упадке. Рассматривая казну как свой кошелёк, регентша Виоланта старалась поддержать постоянный уровень дохода. Сицилия заключала удачные сделки с генуэзскими и венецианскими купцами, которые боролись за контроль над торговлей острова и в конце-концов поделили его - генуэзцы контролировали Палермо, а венецианцы - Сиракузы. 

 

Взятки обеспечивали экономику острова от вмешательства государства и те предприимичвые люди, которые умели извлечь выгоду от такой свободы, обеспечивали экономический рост.  

 

Тем временем епископ Эммануэль, продолжая интриговать против герцогского воспитателя, добился в начале 1285 года его смещения. В мае 1285 года сам герцог Мартин настоял на том, что хочет стать воспитанником опытного воина и полководца Ареламо Ларзоне, в чём был поддержан епископом и Виоланта не смогла отказать.  

 

Ареламо, почувствовав, что обладает для юного герцога огромным авторитетом за счёт своего опыта и знаний, стал использовать это против Виоланты. Он убедил герцога настоять на его перемещении в должность тайного советника и так получил контроль над безопасностью герцога, а заодно над стражей, телохранителями и шпионами.  

 

Коннетаблем вместо Ареламо, при его поддержке и согласии епископа Эммануэля стал Джанфранко Сиена, мэр самого развитого города на Сицилии - Кефалу, что на пути между Палермо и Мессиной. Джанфранко выражал интересы городского нобилитета, который рвался к власти, до сих пор прочно перекрытой Виолантой и её друзьями.  

 

Одновременно герцог Мартин, на примере Ареламо, стал становится всё более самостоятельным, волевым и амбициозным человеком, хорошо понимающим своё положение и свои интересы как правителя. Фактически Ареламо стал герцогу тем отцом, которого у него почти никогда не было. 

 

В октябре 1285 года случился скандал, когда выяснилось, что канцлер Сицилии Доннукан Альпин, муж регентши Виоланты, продал за взятки права на окрестности Мессины людям герцога Калабрии Адриану II Оппиццхинги, что дало ему право претендовать на сюзеренитет над этой территорией.  

 

Епископ Эммануэль настоял на расследовании, которое провёл Ареламо. В ходе этого разбирательства Доннукан заработал нервное истощение и под предлогом заботы о его здоровье регентша отстранила его от должности канцлера, замяв расследование. Новым канцлером стал придворный дипломат Пандольфу, который раньше заведовал герцогской перепиской. Он лишь номинально подчинялся регентше, но фактически был человеком, лояльным римской церкви, епископу Сицилии и через него - римскому Папе.  

 

В феврале 1286 года герцог Мартин, которому шёл уже двенадцатый год, впервые открыто выступил против регентши, осудив её неудачные меры по борьбе с вспышкой новой болезни - «Романской болезни», почти несмертельной, но заметно ухудшающей качество жизни формой чахотки.

 

Герцог начал сам подписывать государственные документы, которые до того подписывали от его имени.  

 

В августе 1286 года была заключена помолвка Мартина с принцессой Генуи Флорой, дочерью короля Амедео III.

 

Регентша Виоланта, хотя и потеряла своё былое, почти абсолютное влияние в Сицилии, всё ещё сохраняла пост регента, обладала правом издавать указы и хранила герцогскую печать, без которой государственные документы были недействительны. По всей Сицилии ещё было много связанных с ней или зависимых от неё людей.  

Даже после того, как герцог Мартин 20 июня 1289 года отпраздновал своё шестнадцатилетие и объявил себя полновластным правителем Сицилии, регентство формально не закончилось. Фактически на Сицилии сохранялось двоевластие.  

 

Своё положение герцог Мартин решил доказать успешной внешней политикой, которую проводил лично.

 

В 1290 году он воспользовался дипломатическим конфликтом с Калабрией из-за Мессины и начал серию претензий, обвинений, обращений в Рим и разбирательств, формально требуя от герцога Калабрии отказаться от претензий на Мессину, фактически готовясь выдвинуть собственые.

 

На Сицилии начались военные приготовления, герцог Мартин проехал весь остров, всюду отдавая распоряжения, следя за подготовкой войск, сборами, строительством кораблей и заготовкой различных припасов.

 

Попутно он отстранял шерифов, бейлифов, начальников местных милиций и гражданских чиновников, назначенных правительством Виоланты.  

 

Это значительно ослабило её положение как регента, потому что на местах почти не осталось её сторонников.  

 

В начале января 1292 года герцог Мартин почувствовал себя настолько уверенно, что вызвал Виоланту в тронный зал и, сидя в окружении своих советников и рыцарей, поблагодарил её за службу, тут же объявив о прекращении регентства.

 

Виоланта не смела возражать.  

 

В конце февраля был смещён и казначей Бохдан Налец, последний человек Виоланты в верховной власти Сицилии.  

 

Началось полностью самостоятельное правление герцога Мартина. 

 

 Войны герцога Мартина

 

18 марта 1293 года герцог Мартин прибыл в Палермо и при большом стечении войск и народа объявил войну герцогу Калабрии, повторив при этом традицию объявления войн в Древнем Риме: он взял копьё, наконечник которого был смазан кровью, и метнул его в сторону Калабрии.

 

Войска, собранные в Палермо, (восемь тысяч бойцов, в том числе 400 арбалетчиков и 200 тяжёлых пехотинцев, с лучшей в Италии бронёй, купленной в Неаполе), возглавил коннетабль Джанфранко Сиена. 

 

Одновременно в поход выступили и две тысячи профессионалов - наёмная «Сицилийская банда» во главе с капитаном Оберто Понзоне.  

 

Вместе с войсками двигался и пушечный наряд - 20 бомбард на повозках.  

 

Всего, таким образом, сицилийские войска насчитывали чуть более десяти тысяч воинов.

 

Сицилийские воины прошли по северному берегу Сицилии, переправились через Мессинский пролив и 1 мая 1293 года начали осаду Реджо-ди-Калабрии.  

 

Положение войск, вторгшихся в Калабрию, осложнялось эпидемией оспы, вспыхнувшей там с началом войны. Именно поэтому эпидемию в Калабрии назвали «Оспа Мартина».

 

Герцог Калабрии Адриану II Оппиццхинги не мог выставить в поле более трёх тысяч воинов. Его земли были бедны и казна не позволяла нанять наёмников. Тем не менее, он смог заключить союз с Венецией и в июне 1293 года семь тысяч венецианцев высадились в Россано. На венецианских кораблях прибыли и пушки, не меньше пятидесяти бомбард, которые венецианцы стали размещать на валах напротив стен.

 

Сицилийские командующие под Реджо решили совершить поход на север и снять осаду Россано, поскольку падение крепости, которая была древнейшей стоолицей семьи Наддор в южной Италии сказалось бы не только на ходе войны, но и на репутации.

 

Мощная венецианская артиллерия обещала совершенно снести стены Россано и так бы получилось, если бы венецианцы вовремя не узнали о приближении с юга семитысчной сицилийской армии. Хотя численно силы были примерно равны, венецианский командующий словенец Тврдомил предпочёл не принимать сражения и отстутпил в сторону Салерно. 

 

Манёвры сицилийской и венецианской армий продолжались до 27 сентября 1293 года, когда Джанфранко Сиена, благодаря маневренности передовых отрядов наёмников, смог навязать венецианцам бой у Потенцы.  

 

Со стороны венецианцев сражалось почти семь тысяч бойцов и примерно столько же было у сицилийцев. Численность армий несколько сократила эпидемия оспы, которая по иронии носила имя человека, начавшего эту войну. 

 

Преимуществом венецианцев были сильные отряды профессиональных пикинёров и арбалетчиков. На стороне сицилийцев была профессиональная наёмная тяжёлая пехота и небольшой (всего 200 бойцов), но превосходный отряд бронированной конницы.  

 

Сражение шло с переменным успехом. Несколько раз атаки сицилийской тяжёлой пехоты и конницы, казалось, могли привести к прорыву венецианского фронта, но венецианские командующие всегда умели сплотить и воодушевить своих солдат, снимая опасность паники и отступления. С наступлением темноты войска разошлись по лагерям.  

 

Утром следующего дня (28 сентября) сицилийцы попытались устроить внезапную атаку, но венецианцы вовремя заняли позиции на лагерных укреплениях и отбили нападение.  

 

Произошла неразбериха. Командующий коннетабль Джанфранко Сиена рассчитывал на внезапность и в случае неудачи атаки предполагал отвести войска и дать полевое сражение. Но бой на лагерном валу завязался упорным, отряды сицилийцев то и дело подходили на помощь уже ввязавшимся в бой товарищам, поэтому штурм пришлось продолжать, и он обернулся большими потерями. 

 

Когда же удалось отвести войска, венецианцы предприняли контратаку и уже этого удара сицилийцы не выдержали. Немногим сохранившим порядок отрядам удалось прикрыть беспорядочное отступление остальной армии.  

 

В Палермо герцог Мартин узнал о поражении под Потенцей, велел нанять ещё отряд наёмников с Сардинии и отправил их в подкрепление осаждавшим Реджо.

 

Артиллерия сицилийцев делала своё дело и стены Реджо были во многих местах пробиты. Тем не менее осаждённые соорудили баррикады напротив брешей, выставили ловушки и готовились оборонять город до последнего. Гарнизон в 1800 человек оставался ещё очень силён.  

 

 

Командующий осадой капитан Ланфранко не собирался штурмовать город, но, узнав от подошедших солдат, разбитых при Потенце, что с севера к Реджо идёт венецианская армия, решил 1 декабря 1293 года начать штурм и попытаться взять город до подхода противника.  

 

Штурм дорого обошёлся осаждающим и продолжался несколько дней. Жители Реджо и городской гарнизон бились за каждое укрепление, за каждый дом. Пехоте сицилийцев приходилось продвигаться квартал за кварталом, с передышками и перегруппировками. Только убитыми четырёхтысячна армия осаждающих потеряла восемьсот человек.  

 

Тем не менее, благодаря упорству капитана Ланфранко, город был взят 13 декабря 1293 года - до подхода венецианцев. В Реджо победителям досталась городская казна. Командующий обороной Реджо, племянник герцога Адриану Марко Оппиццхинги попал в плен.  

 

Венецианцы подошли к Реджо и могли дать бой, но, когда передовые отряды доложили командующим, что над городом уже видны флаги сицилийцев, а перед стенами стоит войско, готовое дать бой на выгодной позиции, военачальник Тврдомил решил отступить и повёл войска назад к Россано.  

 

Пока венецианцы возвращались к Россано, сицилийцы под Реджо и Мессиной отдохнули и восполнили потери. В начале марта они снова выступили на Россано, однако осаждавшие крепость венецианцы тоже предприняли штурм - и более успешный, взяв замок Россано 13 марта.  

 

Тогда коннетабль Джанфранко Сиена решил перехватить венецианцев в Россано, не давая им отступить или погрузиться на корабли. Сицилийские войска были разделены, наступая на Россано с юга, через Катанзаро, и с запада, через Козенцу.

 

Венецианцы решились дать оборонительный бой под Россано.  

 

31 мая 1294 года в упорном сражении десять тысяч сицилийцев смогли разбить семитысячную армию венецианцев и козенцев. С обеих сторон погибло почти по две тысячи человек.  Семь сицилийских рыцарей-командующих были ранены. 

 

Герцог Калабрии Адриану Оппиццхинги получил ранение, сражаясь в первых рядах.  

 

Рыцарь Арам Лангах выбил из седла, обезоружил и взял в плен полководца венецианцев Тврдомила. Он, однако, получил тяжёлое ранение и, несмотря на помощь, скончался к полуночи.  

 

Полностью восстановив контроль над Россано к 29 июля, сицилийцы пережидали до конца августа, пока венецианцы и калабрийцы попытались отбить Реджо.  

 

Но сам по себе Реджо был крепким орешком в любых руках, поэтому венецианцы не смогли быстро отбить крепость, а отдохнувшие сицилийские войска выступили на них из Россано и смогли навязать решающий бой 3 ноября 1294 года. В этот раз венецианцы и калабрийцы дрались стойко, герцог Адриану II лично вёл войска в бой и ранил троих сицилийских рыцарей, включая лучшего бойца - армянского наёмника Арама. Но превосходство сицилийцев в численности, прежде всего - профессионалов-наёмников, решило дело в их пользу. Потеряв более тысячи человек, венецианцы и калабрийцы отступили.  

 

Сицилийцы начали осаду последней крепости Калабрии - замка Козенца. Его гарнизон, исчерпав запасы продовольствия, капитулировал 2 июля 1295 года.

 

После этого сопротивление стало явно бесполезным и 11 июля послы герцога Мартина заключили с послами герцога Адриану II и представителем Венеции мирный договор. Реджо и его окрестности переходили под власть герцога Мартина Наддора.  

 

Присоединение Реджо значило, что теперь весь Мессинский пролив переходит под контроль Сицилии. Раньше торговые корабли могли взять ближе к берегу Калабрии и заплатить пошлину герцогу Калабрии. Калабрия, более бедная, чем Сицилия, иногда демпинговала и предлагала торговцам более низкие пошлины за проплыв, особенно когда при регентше Виоланте сицилийцы их повысили для всех, кроме генуэзцев и венецианцев. Теперь же все торговые пути, проходившие в водах вокруг Сицилии, оказались под контролем сицилийского герцога. 

 

Это привело к значительному росту доходов казны. 

 

Кроме того, графство Россано, которое до сих пор было полу-анклавом дома Наддор в Италии, получило общую границу с территорией владений герцога Мартина.

 

Но сам герцог Мартин был недоволен ходом войны. За время боевых действий стало ясно, что многие постоянные отряды на герцогской службе на самом деле подготовлены плохо, их доспехи и снаряжение были в целом хуже противостоявших им венецианцев, а особенно Сицилия отставала по артиллерии. Армия страдала от проблем с коррупцией и поставками - оказалось, что многие гражданские поставщики отправляли на склады негодную продукцию, пользуясь договорами, заключёнными ещё чиновниками Виоланты. Мартин даже подумывал над репрессиями против виновных и показательным судом над Виолантой, но его в целом уравновешенный нрав в конце-концов взял верх. Кроме того бывшая регентша оставалась его родственницей, что для сицилийцев было немаловажно. Виоланта отделалась публичной критикой, а недобросовестные чиновники и подрядчики просто потеряли свои должности и контракты.

 

Герцог Мартин принялся за системную военную реформу, пытаясь создать на Сицилии сословие профессиональных воинов, которые получали бы содержание от государства и от своего хозяйства, свободного от налогов. Но сицилийцы, многие из которых служили наёмниками и участвовали в войнах по всей Италии, Испании и Африке, плохо шли на государственную службу, предпочитая торговлю или содержание таверн. Сицилийские крестьяне также в целом были людьми, плохо поддающимися дисциплине. Поэтому герцог вынужден был больше полагаться на привлечение безземельных переселенцев и наёмников.

 

 

Следующую большую войну Мартин задумывал против Неаполя, а до того планировал покорить остатки Калабрии и герцогство Салерно.

 

По совету юристов, Мартин знал, что захват этих территорий, при уже удерживаемой Сицилии, позволит ему заявить о возрождении Сицилийского королевства. Род Наддор, некогда - захудалый и обедневший, приблизился к возвращению королевского статуса. У молодого герцога Мартина захватывало дух от того, что именно у него появился такой шанс.

 

Победа над Калабрией была отмечена свадьбой герцога Мартина с шестнадцатилетней генуэзской принцессой Флорой. Поэтому, кроме подготовки новых войн, герцог старался побольше времени проводить с новой женой, надеясь поскорее укрепить своё династическое положение рождением наследника.

 

 

Принцесса Флора и герцог Мартин Наддор

 

Одновременно он поощрял рождаемость на острове, создав фонд, из которого всем новобрачным, планирующим вести своё хозяйство, выплачивалась единоразовая государственная субсидия.

 

Герцог Мартин вкладывал большие средства в развитие портовой инфраструктуры, поддерживал строительство и ремонт мощённых дорог, помогал ремесленным и шахтёрским гильдиям, а также добивался продвижения интересов сицилийских купцов в Италии и Африке.

 

Если во времена Виоланты значительная часть сицилийской торговли бла под контролем венецианцев и генуэзцев, то в 90-е годы усиливается и расширяется самостоятельный сицилийский торговый класс.  

 

Герцог Мартин не отказывается принимать состоятельных представителей бюргерства и купечества, не стесняясь общения с «чёрными людьми». Он даже позволил правительствам крупных городов - Палермо, Мессины и Реджо, утверждать в пределах городов такие законы по части хозяйственных отношений, которые противоречили бы законам герцогства.

 

В мае 1296 года герцогиня Флора забеременела, а 3 января 1297 она родила девочку, наречённую Элеонорой. После этого герцог переехал со всем двором в Палермо и перенёс туда столицу.

 

Мальта была передана кузену герцога Джироламо Дефушену (сыну Виоланты). 

 

Находясь в Палермо, герцог смог лично наблюдать за многими процессами в своей стране. Он возглавлял выездные суды в разных частях острова, принимал депутации, устраивал обходы и инспекции, никогда не сидел, сложа руки.

 

Это активное участие герцога в жизни острова заслужило ему уважение в народе и вскоре Мартина стали называть «Способным герцогом» или «Умелым герцогом». Сицилийские хронисты назвали его «Мартин Усердный».  

 

Тем временем герцог Салерно Стапан Кундуш, пользуясь слабостю герцога Калабрии Адриану II Оппиццхинги, который владел только Козенцой, напал на него и в короткой войне за семь месяцев полностью захватил Козенцу и присоединил её к герцогству Салерно.

 

Герцог Мартин, который претендовал на Козенцу, воспринял это как вызов, считая, что Козенцу у него увели из-под носа.  

Новую войну, которую герцог Мартин уже готов был объявить герцогу Салерно, острочила эпидемия возвратного тифа, которая поразила Сицилию и юг Италии в 1298-1299 годах.

 

15 сентября 1300 года герцог Мартин объявил войну герцогству Салерно, выдвинув претензии на Козенцу. 

 

В Россано была собрана большая армия - около десяти тысяч воинов, которую возглавил коннетабль Джанфранко Сиена. Чуть позже для обеспечения подавляющего превосходства в Россано были стаянуты ещё до трёт тысяч наёмников из Сицилии и Мальты. 

 

Эти войска осадили Козенцу и прикрыли Палермо, когда салернцы попытались переплыть море и захватить в столице двор герцога Мартина, чтобы принудить его к капитуляции.  

  

Осада Козенцы была долгой, поскольку салернцы построили там дополнительные укрепления и установили на стены артиллерию. Канонада с обеих сторон не прекращалась ни на день и несколько артелей каменщиков на Сицилии постоянно работали над заготовкой новых и новых снарядов для поставок каменных ядер в осадный лагерь.  

 

Салернцы призвали на помощь венецианцев и те прибыли, из-за чего герцог Мартин вынужден был призвать на войну отца своей жены, короля Генуи Амедео III.  

 

Земли от Салерно до Козенцы и Камарды стали ареной сражений генуэской и венецианской армий. Оба войска массово применяли артиллерию - около ста тяжёлых бомбард были в обеих армиях и над полями сражений стоял пушечный грохот, словно шли боевые действия XVIII или даже XIX века.  

 

Обе стороны во множестве применяли и наёмников, некоторые из которых уже экспериментировали с ручным огнестрельным оружтием. 

 

Тем не менее, после нескольких сражений с переменным успехом, генуэзцы победили и вытеснили венецианскую армию за пределы герцогства Салерно.  

 

20 марта 1301 года Козенца была взята, а 29 июля генуэзцы и отряд сицилийцев взяли Салерно. Герцог Стапан вынужден был заключить мир, признав Козенцу за герцогом Мартином.  

 

Однако мир заключали уже в мрачной атмосфере начавшейся в Италии «Веччяновой чумы» (вспыхнувшей в городе Веччано) - формы оспы, которая была чрезвычайно смертельной и заразной. Человек, поражённый этой чумой, покрывался отвратительными оспинами и умирал через день после появления симптомов.  

 

Эта болезнь совпала с эпидемией «Египетской оспы», которая была завезена на торговых кораблях.

 

 

В несколько недель обе болезни охватили всю Италию, Сицилию, Сардинию и Корсику.

 

Дом, в котором появился хоть один заражённый, был обречён - к утру там все оказывались мертвы. Врачи боялись помогать пациентам, в народе распространялись самые дикие слухи о причинах болезни - поэтому начались погромы сначала евреев, потом - мусульман и славян, которых попеременно обвиняли в распространении болезни. Подозревали также ведьм, духов и восстающих из мёртвых, которые заражали своих живых росдтвенников. Из-за таких настроений даже те люди, которые ещё были живы и здоровы, считали себя обречёнными, если кто-то из их родственников умер от этой болезни.

 

Весной 1304 года заболел и сам герцог Мартин, над которым придворный лекарь Эрменгарда провела операцию. Герцог выздоровел, но операция обезобразила его внешность, и он скрыл своё лицо под серебрянной маской.

  

Вскоре, заботясь о больных, умерла и сама Эрменгарда.

 

Люди стали впадать в панику, в истерику, считая, что от болезни нет спасения. Многие убивали себя, поверив, что никакого шанса на спасение нет и лучше быстро умертвить себя, чем умирать в муках. 

 

Другие непрерывно молись и каялись, вся Италия пережила всплеск религиозного фанатизма. Сотни флагеллантов ходили по городам и сёлам, бичуя себя и каясь за грехи. Герцог Мартин запретил флагеллянство, но этот запрет почти никто не поддерживал и флагеллянтов не преследовали нигде, кроме Палермо. 

 

Епископ Эммануэль разрешил сжигать трупы умерших от болезни. Вокруг сицилийских городов и сёл постоянно поднимался дым от погребальных костров.  

 

В апреле 1306 года в Россано целая семья заболевших была убита впавшими в панику местными жителями. Виновных бросили в темницу. Этот случай привёл к взрыву - разнёсся слух, что власти сами распространяют болезнь, чтобы извести «честных католиков». Кто-то говорил, что герцог заодно с этими заговорщиками, кто-то верил, что герцог стал жертвой обмана. Взбунтовавшиеся крестьяне и городская беднота нападали на стражников, жгли налоговые ведомости, документы со списками жителей, описями имущества и земель.  

 

От Палермо до Россано взялись за оружие около двеяти тысяч человек.  

 

Мятежников возглавил Самуил ди Кальтанизетта - безземельный рыцарь огромного роста и физической силы. Его сторонники говорили, что он способен пробить рыцарский доспех одним ударом копья.

 

Герцог Мартин сам возглавил армию и повёл её против четырёх тысяч повстанцев, осадивших Палермо.

 

23 июля 1307 года в сражении при Палермо лучше вооружённые и подготовленные герцогские войска опрокинули и рассеяли численно превосходящих мятежников. Пленных тут же предавали суду и казнили. Герцог лично предотвратил несколько расправ над женщинами и детьми, сопровождавшими мятежников.  

 

Самуил попал в плен и был приговорён к казни, но герцог Мартин помиловал и его, оставив доживать в темнице.  

 

После поражения восставших, к ноябрю 1307 года «Веччянова чума» и «Египетская оспа» пошли на спад.  

 

Герцог щедро раздавал деньги пострадавшим городам и сёлам. Герцогиня Флора возглавила попечительский совет, который брал на содержание сирот, оставшихся после болезни. За счёт государства они получали кров, питание и обучались ремёслам до совершеннолетия. Если они вступали в брак, государство выплачивало им приданое.

 

В начале 1308 года умер генуэзский король Амедео III, отец принцессы Флоры, зять и союзник герцога Мартина. Союз с могущественным генуэзским королевством распался.  

 

Герцог Мартин нашёл нового союзника, помолвив своего сына и наследника Исаака с Мартиной де Каглиари, дочерью герцога Сардинии Фреско. 

 

10 марта 1309 года герцог Мартин снова объявил войну герцогу Салерно - на этот раз уже за Салерно, город, который был первой столицей Сицилийского королевства.

 

Герцог Салерно снова сумел заручиться поддержкой венецианцев, которые направили ему в помощь восемь тысяч

профессиональных воинов. 

 

В ответ герцог Мартин призвал своего союзника герцога Сардинии, который тоже прислал восемь тысяч солдат, в том числе превосходных сардинских арбалетчиков.

 

Пока герцог Мартин и его армия пытались поймать и навязать бой салернскому войску, венецианцы снова высадились на Сицилии, чтобы отвлечь и распылить силы герцога, а также взять Палермо, что обеспечило бы им решающую победу.  

Герцог вынужден был постоянно отводить войска на помощь Сицилии.  

 

Война вылилась в череду долгих, изнурительных манёвров и маршей от Салерно до Палермо.  

 

12 августа 1310 года венецианцы сумели взять замок Мазару в Сицилии, опередив герцога Мартина, который задержался под Салерно.  

 

18 ноября 1310 года в битве под Реджо герцог Мартин смог заманить венецианцев в ловушку, заставив их поверить, что они успеют высадиться на незанятый берег Калабрии и устроить засаду его армии. Переправляющиеся венецианцы были застигнуты врасплох отрядом наёмников капитана Марзарана, который связал их боем и обстрелом с берега утопил многих противников, которые плыли на лодках и паромах.

 

В разгар этих боевых действий на рождество 1310 года Папа Римский Георгий VII объявил о новом, уже седьмом по счёту крестовом походе, который должен был освободить Иерусалим от мусульман. 

 

В Европе это не вызвало былого энтузиазма. Провал шести прежних походов, когда Палестина и Иерусалим оставались в руках арабов или турок, общее падение авторитета римского Папы, рост относительного благосостояния в Европе делали саму идею крестового похода непривлекательной. Мало кого уже увлекало даже обещанное Папой отпущение грехов или возможность начала новой жизни в Святой Земле.

 

Даже герцог Мартин, человек набожный, искренне верующий, ответил папскому легату, что слишком занят войной и не может отправится на священную войну. Хотя сицилийская казна и поддержала организацию похода щедрым взносом в золоте, но ни один сицилийский воин не присоединился к крестоносцам.

 

25 мая 1311 года под Козенцей состоялась новая битва, когда сицилийцы и сардинцы атаковали осаждающую венецианско-салернскую армию.

 

На этот раз венецианцы и салернцы заняли прочную оборону, укрепили свои позиции валами и палисадами, выставили арбалетчиков на важных возвышенностях.  

 

Но Расул Халеем, капитан машрикского отряда наёмников «Союз мечей», показал герцогу Мартину уязвимое место в обороне противника, которое можно было прорвать внезапным ударом и ворваться во вражеский лагерь.

 

Герцог доверил наёмникам атаку и они на рассвете успешно пробились в тыл позиций противника.  

 

Венецианский предводитель дож Энрико Лоредано, тем не менее, сумел не допустить паники в своих рядах, перестроил воинов и дал упорный бой, в котором дело решила не численность, а мастерство воинов с каждой стороны.

 

К исходу дня венецианцы и салернцы, понеся тяжёлые потери, начали оставлять позиции и организованно отступать. Около 1700 человек было убито и ранено с их стороны и примерно 700 человек потерял герцог Мартин.  

 

После этого сила венециано-салернской армии была сломлена и герцог Мартин смог приступить к осаде города Салерно, который сдался 27 февраля 1312 года.  

 

1 марта 1312 года дож Энрико Лоредано и герцог Салерно Клименти Андриа, который оказался в плену, подписали мирный договор, признав за герцогом Мартином не только его новые владения, но и обязавшись признать титулы, которые он примет в будущем.  

 

23 марта 1312 года герцог Мартин провозгласил себя герцогом Калабрии. 

 

К этому времени ещё не сгладились все последствия недавних эпидемий. В землях герцога Мартина не хватало шерифов, надсмотрщиков и других представителей администрации, многие из которых раньше стали жертвами болезней. Многие крестьяне, ещё боящиеся возвращения чумы, не желали контактировать с чиновниками. Поэтому послевоенная перепись провалилась и невозомжно было установить постоянную и повсеместную систему налогообложения.  

 

Во всех землях герцога жители были недовольны обязательным предписанием насаждать цветочные сады, чьё благовоние должно было разгонять миазмы, которые, по повериям тех лет, и служили причиной распространения всяких болезней.

 

Особенно радикальны были в этом жители Реджо, где в неприятии цветочных насаждений были согласны и простолюдины, и местная знать. 

 

И почти в каждой области владений герцога действовали многочисленные апокалиптические культы - объединения людей, которые отказывались от собственности, жили в молитвах и постах, ожидая скорого конца света, предвестием которого, по их убеждению, и были недавние эпидемии. Множество хороших ремесленников, пахарей, даже воинов и рыцарей вступали в такие союзы и оставляли свои профессиональные занятия, что не могло не сказываться на общем состоянии хозяйства. Было немало заброшенных деревень как в Сицилии, так и на вновь захваченных земель - такие поселения становились приютом для воров и разбойников.

 

Помешало процветанию хозяйства и решение самого герцога ограничить ввоз товаров, особенно предметов роскоши, из Африки и Ближнего Востока, что создавало почву для деятельности контрабандистов.

 

Многие считали несправедливым запрет флагеллантам практиковать свои способы «умерщвления плоти». Для большинства подданных герцога это были почти святые люди, которые наказывают греховную плоть ради искупления грехов и помогают показать смиренность человечества, за что Бог может смягчить эпидемии. В то время южную Европу охватила своего рода эпидемия флагеллантизма и даже придворные королевских дворов гордо выставляли напоказ раны и шрамы от самобичевания.

 

Не обошло это и семью герцога - его жена принцесса Флора была открытой флагелланткой и своими силами помогала единомышленникам по всей Сицилии. Ненадолго она смогла приобщить к этому и свою дочь Элеонору, которая, впрочем, в силу собственного самолюбия и скептицизма, не продержалась долго. Флагеллянтский опыт ещё более усилил её неприязнь к религии. Однако шрамы от самобичевания она заработать успела. 

 

Вскоре королева Флора стала популярнее в народе, чем герцог - её отвержение мирскими удовольствиями хвалили простолюдины и священники.  

 

В семье герцога Мартина стали вспыхивать ссоры на почве такой явной оппозиции герцогини. Двор разделился на сторонников Флоры и сторонников герцога, причём очень скоро влияние Флоры стало превосходить власть герцога, поскольку сам Мартин занимался преимущественно военными и дипломатическими вопросами, готовясь к будущим завоеваниям в южной Италии. Народ, тем временем, легко уверился, что все успехи герцога - это результат милости божьей благодаря набожности герцогини Флоры.

 

Влияние Флоры подкреплялось и обеспечивалось ещё и новым всплеском религиозности, который начался в Европе после того, как в ноябре 1312 года мусульмане в Палестине были разбиты, а крестоносцы из южной Франции, Испании и Италии провозгласили там новое христианское королевство. Последний крестовый поход оказался неожиданно успешен и многие увидели в этом возвращение благословления божьего европейским христианам, что ставилось в заслугу Папе Григорию и таким подвижникам как Флора.

 

 

Первый христианский король Палестины Юср Леон

 

Трейт короля-крестоносца, которым был отмечен король отвоёванной Палестины

 

Герцог Мартин и война за корону, обновление дома Наддор

 

 

Герцогиня Флора, впрочем, не злоупотребляла своим влиянием. Она всегда умела смягчить гнев Мартина и склонить его к уступкам. Он не разрешил флагелланство, но процессы над флагеллантами прекратились, а дочь Элеонору герцог в 1314 году под влиянием Флоры назвал своей наследницей, как старшую, в обход прав сыновей - Исаака и Антонио.

 

В 1316 году Элеонору выдали за Адроино ди Мотьё, дальнего родственника графа Болоньи Ансельмо Торино, что установило формальный союз Сицилии с Болоньей.  

 

Впрочем, Адроино был «седьмой водой на кисиле» в своей семье и на мог надеяться унаследовать что либо, поэтому и согласился на матрилинейный брак.

 

Герцог Мартин надеялся, что муж немного уймёт Элеонору, которая благодаря своему положению наследницы стала открыто высказывать презрение к старым традициям и порядкам. Она и раньше была по-юношески оппозиционна, выражая сомнение в традициях и даже вере, но теперь она перестала соблюдать посты и, ссылалась на своё обучение теологии, высмеивала христианскую веру, занимая уже открыто атеистическую позицию. Раньше она вела себя сравнительно тихо, но её новый высокий статус словно развязал ей руки и, особенно, язык.

 

Придворные отводили глаза, если Элеонора заводила разговоры о вере. Герцог Мартин запрещал дочери публично выражать свои взгляды и даже однажды заставил её извиниться перед епископом Коскрахом, но она продолжала вести полностью светский образ жизни, даже для приличия не нося крест и не появляясь в церкви.

 

Герцогиня Флора слепо любила дочь как свою первеницу и считала, что со временем она исправится, поэтому не придавала большого значения её демонстративно непокорному поведению.

 

В 1317 году герцог, чтобы избежать новых скандалов и конфликтов при дворе, отправил дочь в Россано, сделав её мужа графом.

 

Тем временем в южной Италии поднялись крестьяне, наиболее недовольные порядками в герцогстве. В основном это были радикальные христиане, которые считали, что власти не принимают должных мер к спасению души своих подданных, а вместо этого преследуют подвижников-флагеллянтов. Многие были недовольны тем, что герцог Мартин не участвовал в крестовом походе, попрекая его памятью предков, которые присоединялись к войнам за Иерусалим в прошлом. Слухи о безбожности герцогской наследницы тоже подлили масла в огонь. При этом все почитали герцогиню Флору, сетуя, что герцог якобы не слушается и не следует примеру своей набожной супруги. 

 

Около двух тысяч вооружённых мятежников - в основном бывших поденщиков, пастухов и воинов, под водительством безземельного рыцаря Сарватури ди Сан Луциду, переправились на Сицилию, встречая массовую поддержку остального населения, которое не решилось взяться за оружие.

 

Они дошли до Трапани, пока герцог собирал силы в Палермо. Мятежники собирались переправиться в Африку и воевать с алмохадами - радикальным движением сторонников реформированного суннизма, которые создали огромный эмират Тахерт на землях Марокко, Алжира и Туниса. Восставшие считали их теми полчищами язычников, с которыми праведникам надлежит выдержать последний бой перед концом света. 

 

Это могло спровоцировать большую войну.

 

Герцогские войска во главе с Джанфранко Сиеной окружили мятежников и потребовали сложить оружие, а когда те отказались, вступили в бой. Большая часть повстанцев погибла, остальные были казнены вместе со своим вождём.

 

 

Сарватури был публично обезглавлен, но для народа он остался героем. Ещё долго о нём рассказывали истории - якобы он спасся во время казни и мстил разным несправедливцам на Сицилии, защищая народ.

 

Восстание показало всю непрочность внутреннего положения государства, но герцог Мартин считал, что ссорящийся и беспокойный народ образумится, когда он призовёт его на новую войну.

 

Сицилийские священники, а также люди тайного советника Петру Фоджа стали распространять слухи и читать проповеди, убеждая народ в том, что все беды, с которыми сталкиваются люди - от падения Сицилийского королевства. Бог-де гневается потому, что у законного короля юга Италии нет короны, а под властью законного монарха все будут процветать.  

 

На фоне этой «идеологической подготовки» (впрочем, не слишком успешной - народ больше откликался на апокалиптические пророчества) герцог Мартин увеличивал численность военнообязанных. Сицилийская армия всё более приобретала черты постоянного войска - появлялись помещики, которые владели землёй не по праву происхождения, а за службу государству. Сотни людей, приписанные к разным родам войск (пикинёрам, лучникам, тяжёлой пехоте, артиллерии, флоту), продолжали жить гражданской жизнью, но получали жалование от государства и время от времени собирались на учения, где вооружение и снаряжение также поступало от государства. Полки арбалетчиков после 1300 года превратились в регулярные - они постоянно проживали в казармах, проводя около двадцати пяти лет на службе, после чего отправлялись на пенсию с большой разовой выплатой и, если начинали заниматься ремеслом, торговлей или сельским хозяйством, освобождались от налогов на пять - десять лет.

 

 

Герцог старался использовать и тех сицилийцев, которые уже много столетий служили в разных постоянных отрядах наёмников, сражавшихся на стороне разных правителей по всему Средиземноморью. Три отряда итальянских наёмников получили постоянно обновляемые контракты на службу герцогу, превратившись фактически в постоянную армию.  

 

Значительное военное усиление позволило герцогу Мартину без сопротивления принять несколько законов, которые делали его власть абсолютной - по ним сицилийский правитель считался первым собственником всей земли в своих владениях, мог когда угодно назначать или смещать графов и баронов, даровать и отбирать поместья, пожалования, монополии, титулы и звания. Вассалы герцога становились своего рода чиновниками, которые получали свои владения и титулы как приложение к своей службе. Они не могли проводить никакой самостоятельной политики и утверждать никаких собственных законов в своих владениях.  Переход на службу другому правителю теперь считался государственной изменой, а начало междоусобной войны - преступлением наравне с мятежом.  

 

Действовали только суды, подчинённые герцогу - от местных до высшего суда, верховным судьёй которого считался сам герцог - суды вассалов был распущены, как и их собственные сборщики налогов. Все пошлины и налоги теперь собирались герцогской администрацией и поступали в Палермо, откуда потом каждый феодал получал свою долю, словно зарплату.  

 

Некоторой автономией от герцогской власти пользовались только монастыри, а также епископ Сицилии имел собственную администрацию. Крупные города, такие как Палермо или Салерно, могли получить от герцога право самоуправления, но такое случалось редко.  

 

Подкрепляя собственные амбиции по восстановлению Сицилийского королевства, герцог Мартин начал чеканить свою монету (для чего использовали старый монетный двор в Салерно), на которой ставили надпись «Dei Gratia Rex Siciliae» - «Милостью Божией король Сицилии». При этом обходился тот факт, что Мартин официально всё ещё титуловался герцогом Сицилии и Калабрии. Титул короля указывался словно без ссылки на его носителя - на этих монетах не было портрета Мартина, только два герба - с одной стороны герб Сицилийского герцогства, с другой - герб дома Наддор.  

 

Сам герб дома Наддор был изменён - герцог Мартин хотел, чтобы он лучше отражал историю его рода и был больше похож на гербы христианских правителей.

 

Если раньше семья Наддор использовала золотой орнаментальный рисунок, характерный для северян-язычников, то с 1319 года герцог Мартин ввёл новое изображение - теперь в красном поле располагалась золотая ладья, идущая под парусом - намёк на предков-викингов, которые приплыли к берегам Сицилии с Фарерских островов. Над ладьёй же висел золотой христианский крест - знак принятия новой веры северянами-завоевателями.

 

Старый герб дома Наддор

 

Новый герб герцога Мартина Наддора

 

Пока герцог Мартин был поглощён военными приготовлениями, правовыми основаниями своих претензий на корону и тщательным соблюдением христианских обрядов (герцог стал очень набожным, будучи уверен, что возвращение его рода к власти над Сицилией и королевскому статусу зависит от милости Бога), Сицилия и вообще юг Италии наслаждались миром, что оборачивалось ростом доходов от торговли и ростом налогов в герцогскую казную. Несмотря на щедрые траты герцогская казна постоянно росла. А герцог Мартин был очень щедр - кроме обычных расходов на содержание администрации и войска герцог любил раздавать подарки и всегда давал деньги по просьбам придворных и своей семьи, если они покупали что-то полезное - книги, оружие, приглашали учёных, архитекторов, художников, талантливых мастеров. Герцог часто путешествовал по Сицилии и, если узнавал о чьих-то нуждах - то давал деньги с избытком - то лишившимся кормильцев семьям, то купеческой компании, которая хотела организовать затратное предприятие, то обедневшей деревне или местечку, то способным молодым людям, у которых не было денег на учение.  

 

Обстановка была такой благополучной, что герцог почти забыл о собственных воинственных планах. Этому способствовало то, что его семья постоянно росла - герцогиня Флора родила ещё двух детей - Иакова (27 февраля 1322 года) и Юдифь (12 июля 1325 года). Герцог Мартин часто, словно сам впадая в детство, любил нянчится со своими младшими детьми и внуками - от Элеоноры и старшего сына Иакова.  

 

В конце двадцатых и начале тридцатых годов Сицилию и юг Италии поразили две эпидемии - пришедшая из Африки «чума Кемалуддина», названная в Италии «Африканской болезнью» - вспышка тифа (1327-1328 годы) и «Венецианская оспа», которая опустошила южную Италию в 1329 году. А в 1322 началась эпидемия возвратного тифа, который называли «Морской лихорадкой», потому что завозили её моряки. Герцог постоянно объявлял карантины и это сказывалось на торговле и хозяйственной жизни.  

 

От этих болезней умер старший сын герцога, Исаак Наддор (в 1328 году) и его наследница Элеонора (в 1332 году).

 

Наследником всех земель и титулов стал второй сын герцога, Антонио Наддор. Это устранило возможный будущий конфликт, поскольку сама личность безбожной Элеоноры вызывала у многих негодование, а мужчина-наследник воспринимался всеми подданными как более преемлемый будущий правитель.

 

Антонио получал обучение не как рыцарь, а как будущий хозяин огромного поместья, которое надо уметь администрировать. Во владениях герцога роль управляющего, который лучше владеет пером и счётами, чем мечом и копьём, уже не считалась недостойной мужчины знатного происхождения. Став наследником, он был назначен верховным казначеем и главным управляющим Сицилии. Герцог поощрял его вникать во все тонкости хозяйственной и торговой жизни страны.

 

Смерть детей, особенно любимого сына Исаака, очень расстроила герцога и он долго не мог найти себе утешения. Он считал, что эти смерти - следствие какого-то гнева Бога. Под влиянием своей жены Флоры он отменил запрет на флагеллянство и сопровождал супругу в монастырь Калатафими, каясь в рубище, словно простой грешник. 

 

Но если Флору общение со священниками, проповеди и молитвы успокаивали, то герцога Мартина требование смиренного принятия судьбы, какой бы жестокой она ни была, не устраивало, хотя он и пытался себя убедить, что это истинный путь. 

 

Трудолюбивая и деятельная натура герцога отторгала смирение.

 

Владения герцога Сицилии и Калабрии Мартина Наддора в 1333 году

 

 

На Сицилии снова начались сборы и смотры войск и герцог, посещая их, почувствовал, что желанное отвлечение принесёт ему новая война. Сохранялись его претензии на Неаполь и Камарду, которыми владел неаполитанский дож Даниил Кузенца, недавно заключивший союзный договор с Венецией. По старому соглашению с покойным неаполитанским дожем Клименти, Неаполь обязывался не заключать военных союзов ни с Венецией, ни с Генуей. Придравшись к этому как к поводу, герцог Мартин публично заявил о своих территориальных претензиях.

 

7 июня 1334 года герцог Мартин объявил войну Неаполитанской республике. У сицилийского герцога появилась возможность отомстить за поражение, которое неаполитанский дож Сигисбранд нанёс его бабушке - герцогине Анастасии в 1277 году.  

 

Неделю под Палермо стягивались герцогские войска. Это уже было не войско феодальных князьков и городских ополчений, не вооружённые крестьяне, а регулярные или полурегулярные отряды хорошо вооруженных и обученных пикинёров, арбалетчиков, пехоты в тяжёлых доспехах. Артиллерийский парк, сопровождавший герцогскую армию, насчитывал уже пятьдесят орудий - уже не только тяжёлых осадных бомбард, но и разных более мобильных моделей.  

В герцогской армии были недавно созданы и отряды сапёров, оснащённые инструментами для возведения земляных укреплений, рытья траншей, создания подкопов и устройства артиллерийскийх валов, с которых артиллерии было удобнее стрелять по крепостным стенам.

 

От Палермо во главе двенадцатитысячной армии герцог выступил в долгий переход к Неаполю по суше, не торопясь и понимая, что венецианцы снова попытаются высадиться на его землях.  

 

26 августа, когда он был возле Салерно, герцог узнал, что двенадцатитысячная венецианская армия высаживается в Россано. Отправив для осады Неаполя войско с тяжёлыми бомбардами во главе с Цилистину Напули, мэром города Трапани, герцог повернул одинадцать тысяч воинов назад на юг, планируя встретиться с венецианцами в решающей битве.

 

Венецианцы не стали осаждать хорошо укреплённую крепость Россано, а подошли к Козенце. Сто сорок венецианских осадных орудий стали быстро разрушать укрепления Козенцы.  

 

Герцог Мартин рассчитывал, что войска, осталвенные им на Сицилии для защиты Палермо, подойдут с юга, а он, с главными силами, обрушится на осаждающих с севера и нанесёт им решительное поражение у стен Козенцы. Но Козенца очень быстро оказалась на грани падения и герцог приказал выступать немедленно.  

 

Венецианцы, узнав о движении герцогских сил, неожиданно оставили осадный лагерь под Козенцей, видимо не желая попасть в герцогские «клещи».

 

Четырёхтысячный отряд из Сицилии и герцогская армия с севера долго маневрировали с венецианцами, пытаясь навязать друг другу битву в выгодных условиях.  

 

Наконец, венецианский полководец Дамаску 1 декабря 1334 года сумел спровоцировать герцога атаковать венецианцев на холмах у Катанзаро. Поверив в возможность разбить якобы отставшую часть венецианского войска и захватить драгоценную артиллерию, герцог неожиданно для себя оказался вовлечён в бой со всей венецианской армией и тут сказалось превосходство её тяжёлой пехоты. Венецианские пикинёры и алебардисты отразили натиск герцогских пехотинцев, а полторы тысячи тяжёловооруженных мечников под знамёнами Святого Марка стали медленно но неуклонно теснить сицилийцев по всему фронту. С венецианцами была лёгкая конница, которая то и дело имитировала обходы с флангов и тыла, заставляя герцога отвлекать часть воинов для прикрытия.

 

Завязалась упорная битва в которой равные по качеству войска долго сражались друг с другом. Наконец левый фланг герцогской армии, на котором было много сицилийской пехоты, подался назад и стал терять порядок, а венецианцы усилили натиск. Венецианские всадники снова симитировали атаку на лагерь и герцог, опасаясь быть отрезанным от своего обоза, начал отступать. С наступлением сумерек бой утих, но поле осталось за венецианцами, а герцогские войска очевидно потерпели поражение. Герцог Мартин потерял около пяти тысяч человек убитыми, раненными и пленными. Венецанцы потеряли две тысячи. 

 

Пока герцог отступал на Сицилию, пытаясь навести порядок в деморализованных войсках, венецианцы не стали возвращаться к осаде Козенцы или Россано, а поспешили к Неаполю, который безуспешно осаждал Цилистину Напули. Последний, узнав о движении венецианцев, решил сыграть Фабия Кунктатора и стал отводить войска из осадного лагеря, надеясь увлекать за собой главные силы венецианцев по всей Италии, пока герцог собирается с силами.

 

Поначалу ему это удалось и венецианцы действительно пустились в погоню. Однако Цилистину предпочёл отступать по возвышенностям центральной Италии, где его очень замедлили пушки. Венецианцы смогли нагнать его и легко уничтожили его отряд, взяв в плен самого Цилистину. Его воинам удалось лишь уничтожить бомбарды, не позволив венецианцам захватить драгоценные пушки.

 

 

Венецианцы двинулись на юг, где три тысячи герцогских наёмников под началом капитана Руджеру осадили Камарду.

 

Руджеру тоже применил стратегию Кунктатора и отступил от Камарды, увлекая за собой стремительно надвигающихся венецианцев. Ему удалось отойти к Козенце, в окрестностях которой венецианские всадники 10 апреля 1335 года смогли отрезать ему путь к отходу и навязать бой. Руджеру ждало неминуемое поражение, оданко к побережью Козенцы подошли корабли Герцога Мартина, которые высадили тринадцать тысяч воинов. Наёмники капитана Руджеру, неся потери, смогли пробится к герцогским силам. С обеих сторон завязалась упорная битва, которая продолжалась до сумерек. Ни одна сторона не одержала победы. Обе стороны расположились укреплёнными лагерями друг против друга, каждый день заявзывая стычки, предпринимая попытки штурмов и атак. Дважды завязывался общий фронтальный бой и дважды обе стороны расходились без решительного результата.

 

Наконец, 21 апреля 1335 года, герцог Мартин и дож Венеции Ареламо вывели свои войска для решающей битвы. Фланги обеих армий состояли из арбалетчиков и пикинёров, центр образовывали тяжёлые пехотинцы, а вторую вспомогательную линию составляли сицилийские и венецианские ополченцы.

 

Венецианцы смогли оттеснить герцогскую армию к побережью и она была близка к поражению, когда капитаны наёмников Руджеру и Ариости со своими двумя тысячами бойцов неожиданно ударили по венецианцам с тыла. Прошлым днём они покинули расположение герцогской армии и сообщили венецианцам черз перебежчиков, что у герцога нет денег на дальнейшую оплату наёмников.  

 

Несмотря на неожиданность, венецианцы, хоть и расстроили ряды, смогли собраться и дали упорный бой. До вечера исход сражения оставался не ясен. Все предводители сицилийской армии получили ранения, сын и наследник герцога, Антонио Наддор, был так изувечен, что после боя врачи опасались его смерти.  

 

Наступление темноты сделало исход боя не ясным, однако утром венецианцы покинули свой лагерь и сицилийцы смогли оценить результаты сражения. Хотя с их стороны погибло почти четыре тысячи человек, а венецианцы потеряли только две тысячи, они были дезорганизованы, а дож Ареламо получил тяжёлое ранение. Венецианцы оставили в лагере множество раненных и всё их войско сократилось до шести тысяч человек. Капитан наёмной кавалерии Мустафа Нафти, оставленный в лагере среди раненных, попал в плен, также как и неаполитанский военачальник Леопольд Лорци.

 

Герцог Мартин объявил сражение при Козенце своей победой.

 

В герцогской армии тоже было много раненных, она страдала от плохого снабжения, был велик риск эпидемии, когда на таком сравнительно небольшом участке скопилось столько людей.

 

Только 4 мая герцог выступил из Козенцы на Камарду с шестью тысячами своих воинов и двумя тысячами наёмников. Ещё восемь тысяч герцог во главе с наёмным капитаном Абдулом-Азеемом отрядил для прикрытия своего движения и создания угрозы Неаполю. 

 

Венецианцы, передохнув под Неаполем, погрузились на корабли и отправились к Реджо, где высадились 10 июля.  

 

Герцог, узанв об этом, постарался ускорить штурм Камарды. С ним было десять осадных бомбард, которые доставили под Камарду из Сицилии. 29 апреля его войска пошли на приступ и, потеряв около тысячи человек, смогли захватить город. На следующий день герцог выступил на юг к Реджо, оставив в Камарде всех заболевших и раненных. 

 

Наёмное войско капитана Абдула-Азеема также получило приказ двигаться к Реджо.  

 

Венецианцы решили не ждать сражения с главными герцогскими силами, а предпочли отстутпить на Сицилию, переправившись через Мессинский пролив. Они рассчитывали переплыть к Салерно и оттуда быстро добраться до Камарды, которую было нетрудно отбить обратно, благодаря венецианскому превосходству в артиллерии. 

 

Тем временем герцог продолжал двигаться на юг и уже был возле Россано. 

 

Венецианцы, начавшие было погрузку на корабли, узнав о том, что герцог продолжает двигаться на юг, а наёмники Абдула-Азеема уже под Реджо, решили принять бой на месте и начали осаду Мессины, чьи укрепления не могли выдержать долгого обстрела.  

 

Венецианцы рассчитывали, что пролив надёжно защитит их, если герцог рискнёт ударить их с этой стороны, а пока он будет сам переправляться для высадки в более безопасном месте, Мессина уже падёт.  

 

Но герцог Мартин решил атаковать с риском и переправился через пролив.  

 

12 октября 1335 года в сражении при Мессине армия герцога Мартина, обладая уже подавляющим численным превосходством за счёт привлечения новых наёмников (всего около шестнадцати тысяч человек) разбила семитысячную венециано-неаполитанскую армию.

 

В этом бою уже не было никакого воинского искусства - большая герцогская армия просто затопила противника. Венецианцы и неаполитанцы потеряли две тысячи человек убитыми, раненными и пленными, а герцог Мартин - около восьмисот бойцов.

 

После этого сражения у дожа Ареламо осталось около трёх тысяч боеспособных солдат.  

 

Герцог Мартин отправил столько же воинов во главе с Абдулом-Азеемом для прикрытия захваченной Камарды, а сам с двенадцатью тысячами воинов, сапёрами и бомбардами выступил на Неаполь 4 ноября 1335 года. 

 

 

Венециано-неаполитанская армия, немного восстановившись под Неаполем, поспешила к пока беззащитной Камарде, под стенами которой появилась 1 декабря. Однако герцог Мартин, который в то время уже проходил Поликастро, отрядил в сторону Камарды шесть тысяч воинов и туда же ещё четыре тысячи с юга вёл капитан Абдул-Азеем.

 

Сам же герцог с шеститысячной армией продолжал двигаться к Неаполю, который осадил шестого декабря 1335 года. 

 

17 января 1336 года венециано-неаполитанская армия была разбита под Камардой - снова подавляющее численное превосходство решило дело в пользу сицилийцев - против одинадцатитысячной армии (преимущественно наёмной) сражались всего около четырёх тысяч венецианцев и неаполитанцев. Венецианский полководец Сильвестру, приближённый дожа Ареламо, попал в плен. 

 

Неаполь был первоклассной крепостью и шеститысячная герцогская армия могла только блокировать город, не расситчывая на его штурм или добровольнцю сдачу. Три тысячи солдат гарнизона и неизвестное число вооружённых горожан могли даже рискнуть дать бой равной по численности армии Мартина.  

 

Только 28 февраля 1336 года, когда к стенам Неаполя подтянули двадцать пять осадных бомбард и подошли подкрепления, доведя общую численность войска до десяти тысяч человек, осада пошла по-настоящему.

 

29 марта 1336 года две тысячи венецианских солдат попытались прорваться к позициям сицилийской артиллерии и уничтожить пушки, сорвав таким образом осаду. Благодаря хорошо подготовленной и неожиданной атаке венецианцы почти смогли осуществить свой замысел, но по неизвестной причине поднялась тревога и герцогские войска вступили в бой, отбросив противника.  

 

Осада Неаполя продолжилась и город стойко держался, отказываясь сдаваться, помня своё славное прошлое, особенно победы дожа Сигисбранда Алашида.  

 

Через шесть месяцев стены города были пробиты во многих местах, жители голодали и страдали от болезней, особенно свирепствовала дизентерия. Однако никто не помышлял о сдаче.  

 

Только после того как один из военачальников, Жирарду ди Айеллу, специалист по осадным машинам и военный инженер, смог найти способ разрушить источники, обеспечивавшие город чистой водой, положение неаполитанцев стало невыносимым, а капитуляция - неизбежной. 

 

4 августа 1336 года Неаполь сдался герцогу Мартину и выплатил контрибуцию.  

 

8 августа посол герцога Мартина Сильвестру Косса, венецианский епископ Бальдр и Тиреса Камарда, избранная городским советом Неаполя временным главой города, подписали мирный договор. Герцог Мартин становился владельцем Неаполя и Камарды, а также Амальфи и Стиглиано. 

 

После заключения мира герцог Мартин тут же распорядился поставить неаполитанцам еду и воду, восстнановить нормальное водоснабжение и объявил, что под его властью город будет на десять лет освобождён от всяких налогов и пошлин.

 

 

Из лагеря под Неаполем герцог выступил со всей армией назад в Палермо, останавливаясь в больших и малых городах, празднуя победу, вознося молитвы и раздавая подарки.  

 

Льстецы сравнивали этот марш с возвращением Александра из Индии, как оно описано у Плутарха. Сицилийские воины шли в парадных одеждах, с венками на головах, оставив груз доспехов на повозках, провозглашали тосты и заставляли всех встречных пить за победу герцога.

 

Только 10 ноября 1336 года эта процессия добралась до Палермо и здесь герцог был провозглашён победителем при огромном стечении народа. Здесь же его публично объявляли королём Неаполя и Сицилии, хотя он ещё не принял корону и не провозглашал восстановление королевства.

 

5 декабря 1336 года герцог Мартин провозгласил себя герцогом Салерно, став, таким образом, обладателем трёх герцогских титулов - Сицилии, Калабрии и Салерно.

 

Владения герцога Мартина перед провозглашением королевства Сицилия

 

10 января 1337 года герцог Мартин был объявлен королём Сицилии, приняв корону из рук архиепископа Пио Боккаделли.  

 

При этом получилась небольшая неразбериха - в истории первого сицилийского королевства было два короля по имени Мартин, однако герцога Мартина сначала объявляли как короля Мартина I.

 

Сам король Мартин настоял, что он, как продолжатель своих предков, должен считаться королём Мартином III.

 

Король Мартин III Наддор и его жена королева Флора в тронном зале нового королевства

  

Мартин считал, что его новый королевский статус - следствие милости Бога, которую он не заслужил, поэтому он старался ещё больше подчеркнуть, что является верным и скромным слугой Всевышнего. Он отказался от предложенных пышных регалий и одежд, облачился в рубаху простолюдина и предписал остальным придворным одеваться столь же просто.  

 

При короле Мартине не проводили придворных праздников и балов - только богослужения и чтения Библии, реже - житий святых.

 

При дворе в качестве официального придворного языка был введён древний и уже почти забытый язык северян-язычников, который действовал при раннем сицилийском дворе. Герцог Мартин таким образом хотел отдать дань своим предкам-королям и продемонстрировать преемственность.  

 

При этом языка северян почти никто не знал, поэтому фактически при дворе говорили на итальянской версии вульгарной латыни. 

 

Время от времени проводя приёмы и выслушивая просителей, король так и проводил время - в молитвах, постах и исповедях, вспоминая грехи за всю свою жизнь. Ходили даже слухи о том, что король Мартин составляет собственную «книгу грехов», в которой записывает всё, что сделал предосудительного за всю жизнь.

 

Кроме того, Мартин позаботился об устройстве хороших браков для своих дочерей и внучек, выбирая им тех женихов, о которых можно было собрать свидетельства как о добрых, набожных, терпеливых и благородных людях. 

 

Во владениях короля Мартина, под стать монарху, установилась атмосфера набожности и нетерпимости к проявлениям греха. Например, в Камарде по просьбе местных просителей, были сожжены все еретические книги, а все неверные - местные мусульмане и евреи - изгнаны.  

 

По всему сицилийскому королевству от Неаполя до Палермо запылали костры, в которых по приказу короля или распоряжениям местных священников сжигали неугодную литературу.

 

Раньше в этом отношении южная Италия была довольно свободной страной - никто особенно не обращал внимания на то, что писалось и публиковалось. Даже во времена правления герцога Мартина государство не обращало на это внимания и стало вмешиваться только после того как было провозглашено королевство Сицилия.

 

Сам король Мартин однажды застал придворных за чтением некой книги и, убедившись, что она полна итальянской эротической поэзии - велел не только сжечь книгу, но найти автора, подвергунть церковному наказанию, а всё, что он ранее написал - уничтожить.  

 

В апреле 1341 года, пользуясь слабостью короля Сардинии и Корсики Джованни Пико ди Мирандола, король Мартин объявил ему войну, опираясь на право короля Сицилии владеть Капуей и Гаэтой, которыми владели его предки, носившие этот титул.  

 

Королевство Сардинии и Корсики было сильной державой, но король Джованни оказался в тяжёлой ситуации - против него одновременно воевали королевство Генуя, республика Анкона и греческий деспот острова Крит, а в северной Африке, которую сардинцы также захватили, бушевало восстание альморавидов. 

 

 

20 апреля король Мартин объявил войну, а 21 апреля к Палермо стали стягиваться королевские войска.

 

Неожиданно для короля Мартина, который был уверен, что война будет не трудной, король Сардинии и Корсики Джовании появился у берегов Италии со своим флотом и высадился под Неаполем с двенадцатитысячной армией и 200 орудиями. Началась осада города.  

 

Король Мартин, вместо высадки в Гаэте, как он планировал, вынужден был срочно плыть в Салерно, чтобы оттуда ударить по осаждающим. 

 

Сражение под Неаполем состоялось 25 сентября. 

 

Сардинцы оказались очень сильным противником - их лёгкая кавалерия отгоняла сицилийских арбалетчиков, а сицилийскую тяжёлую пехоту надёжно отражали сардинские тяжёлые пикинёры. 

 

Очень долго сражение шло на равных, когда войска вели фронтальный бой, только подводя подкрепления и почти не маневрируя.  

 

Обе стороны дрались упорно и умело. В разгар боя, когда противник уже подался назад, королевский сын Иаков, принц Сицилии, возглавляя атаку тяжёлой пехоты, был проткнут копьями сардинских пикинёров.

 

Герцог Мартин воззвал к солдатам, говоря им, что это потеря не их, но его личная и потребовал сражаться ещё более упорно, видя как королевские сыновья умирают в одном ряду с ними.

  

Победа в бою была одержана, однако, не благодаря воодушевлению сицилийцев, а прежде всего численному превосходству, поскольку кроме собственной армии он подтянул к Салерно ещё восемь тысяч наёмников.

 

В упорном сражении сардинцы потеряли пять тысяч человек убитыми, раненными и пленными, а король Мартин - четыре тысячи восьемьсот четыре воина. Особенно тяжёлые потери понесли сицилийские арбалетчики и лучники. Погиб советник сардинского короля граф Людфредо Камино, правитель Ашира.  

 

Отличился мэр города Трапани Цилистину Напули, который смог восстановить порядок на правом фланге, который уже начал было отступать. Он дважды вынужден был покидать место сражения, чтобы сменить износившееся оружие. 

 

Устрашающе показал себя королевский конюший Жирарду ди Айеллу, который со своим отрядом уничтожил около ста шестидесяти вражеских пехотинцев. Этот свирепый человек не брал пленных и не знал пощады. После боя он лично зарубил сдававшихся ему сардинцев и объявлял при этом, что мстит за сына короля.  

 

Барону сицилийской Мазары Алисандру Монтилонку после сражения ампутировали ногу.

 

Королевская армия была потрясена потерями и ещё долго оставалась под стенами Неаполя, оправляясь от этого страшного боя.  

 

Только 20 октября король Мартин отправил к Капуе пять тысяч воинов со всей артиллерией во главе с маршалом Галибом Фарайидом. Король Мартин остался в лагере под Неаполем, проводя время в молитвах за сына и посещая поминки по погибшим. 

 

 

26 октября сицилийцы начали осаду Мальты, а 4 ноября к ним с ещё пятью тысячами воинов присоединился и сам король. 

Осада продолжалась до 28 марта 1342 года, когда Капуя сдалась, исчерпав запасы продовольствия. 

 

После этого король Мартин перевёл армию под Террачину и взял её 17 июля, после того как сицилийская артиллерия сравняла с землёй все городские укрепления. 

 

Заняв Терркачину король Мартин принял оммаж от мэра Гаэты Фары Албоининга, объявив на этой церемонии, что теперь северные границы Сицилийского королевства восстановлены.

 

Война, однако, формально продолжалась, хотя боевых действий никто не вёл. Король Мартин вернулся с армией под стены Неаполя и расположился лагерем там.

 

В конце ноября король Мартин устроил новый поход - на этот раз к замку Тиволи, правитель которого был вассалом короля Сардинии. 

 

В декабре 1342 года Папа Римский Александр II объявил о новом крестовом походе, целью которого стал мусульманский маликат Ал-Андалус - огромное государство, которое удерживало земли южной и центральной Испании до самой Сарагосы.  

Король Мартин объявил, что присоединяется к этому походу, хотя и намеревался сначала звершить войну за Капую. 

 

8 мая 1343 года крепость Тиволи капитулировала. Представители короля Сардинии, который укрывался в Африке, пока ещё отказывались от мирных переговоров. 

 

Только 15 января 1344 года, через месяц после того как король Джованни Пико ди Мирандола умер, в Риме состоялись переговоры между послами короля Мартина и регента Сардинии, Мартино Венециа.

 

Разгромленная другими врагами Сардиния согласилась уступить королю Мартину графство Капуя. Король Мартин отпустил всех пленных и вывел войска из графства Тиволи.  

 

Смерть короля Мартина III и результаты его правления

 

Хотя король Мартин распустил воинов, дома он занялся тщательной подготовкой к крестовому походу и созвал войска, когда в апреле 1344 года Папа Римский Александр II призвал крестоносцам выступать. 

 

Дело борьбы с мусульманами в Испании казалось многим европейским христианам гораздо более близкой, своей, насущной целью, чем далёкая Палестина.  

 

Поэтому на свящённую войну выступили, кроме испанских, французские, немецкие, английские, шотландские, норвежские, датские, хорватские, боснийские и даже польские феодалы. Даже правительница далёкой Самогитии Наста Винч прислала семь тысяч воинов. 

 

Участвовали и все рыцарские ордена - тапмплиеры, тевтонцы, госпитальеры, испанский орден Калатравы. 

 

Однако, когда сицилийские войска уже собрались под Палермо и отправились в Трапани для погрузки на корабли, король Мартин, которому было уже семьдесят лет, слёг от усталости и проспал почти весь день, после слуги, которые попытались его разбудить, обнаружили, что король мёртв.  

 

Король Мартин Наддор успел стать выдающимся правителем в истории вообще и в истории своей династии особенно. С ним род Наддор вернул королевский статус и отвоевал большую часть Сицилийского королевства.  

 

Все - родственники, сицилийские феодалы, горожане, крестьяне, духовенство - все запомнили Мартина как человека сделавшего что-то важное, значительное для них.

 

Родственники знали его как доброго и любящего главу семейства, который умел прощать и помогать. Вассалы видели в нём справедливого сюзерена, который никогда не нарушал их прав. Сицилийское бюргерство и купечество были благодарны за умеренную налоговую политику, возможности торговли и предпринимательства, которые открывались во время довольно спокойного правления, за то, что конкуренты-венецианцы были вытесены с юга Италии. Крестьяне радовались, что в правление Мартина они оказались под защитой государственного закона и были выведены из под произовла их хозяев-феодалов, помнили, как Мартин лично проезжал по многим землям и вершил справедливый суд. Духовенство уважало набожность короля и было благодарно за щедрые пожертвования церквям и монатсырям, за то, как Мартин и его супруга помогали церковным общинам в строительстве и хозяйстве.

 

 

Воины, как призванные, так и профессиональные, получали щедрые пожалования землёй и деньгами, а если гибли или получали увечья - государство содержало их и их детей.

 

Наёмники, особенно сицилийского происхождения, могли рассчитывать на долгосрочные контракты. Все военные знали, что Мартин умело командует и особенно ценили, что он всегда прислушивался к мнению других знающих военачальников.  

 

А народ вообще видел и помнил, что Мартин не пытался спасти ни себя, ни своих взрослых сыновей от участия в войнах, но сам всегда готов был подвергнуться риску.

 

Почти у всех слоёв населения были основания любить короля Мартина и скорбеть по нему. Сам Папа Римский Александр упомянул о короле Мартине во время одной из проповедей, назвав его смерть большой потерей для христианского мира. 

 

Даже враги Мартина знали его как человека, который всегда милосерден, когда вкладывает меч в ножны.  

Пожалуй, в его правление плохо приходилось только еретикам, иноверцам и вольнодумцам, особенно писателям которых становилось всё больше по мере расширения доступности образования (которое, по иронии, тоже происходило благодаря Мартину). 

 

За одинадцать войн, которые в разное время провёл Мартин Наддор, его государство усилилось, разбогатело и почти достигло тех же границ, что и старое королевство Сицилия. В его лице род Наддор, некогда почти забытый и разорённый, вернулся к былому величию. А сам король Мартин III заслужил в истории место, равное своим самым успешным предкам.

Изменено 28.11.2024, 06:53:52 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Король Антонио Наддор

 

Антонио Наддор, второй сын короля Мартина, рождённый 19 ноября 1305 года, всегда был в тени своего старшего брата Исаака и старшей сестры Элеоноры. 

 

Такое положение почти никогда его не раздражало (кроме, может быть, самого раннего детства, когда дети стихийно завистливы и ревнивы). Он привык знать своё место и держаться в стороне, а в итоге это ему даже стало нравится. Он считал, что именно такая «тихая» стратегия в итоге и сделала его королём, когда его старшие родственники постоянно “высовывались” и скончались (хотя смерть и Элеоноры, и Исаака никак не связана с тем, что они были на виду).

 

Дети дома Наддор - Антонио, Исаак и Элеонора со своим отцом герцогом Мартином

 

В отличие от сестры, которую обучали философы, и старшего брата, который учился военному делу под надзором отца, Антонио учился математике, потом - алгебре, геометрии, слушал лекции по естествознанию и был, благодаря этому, более приземлён, практичен и рационален. Набожность отца и атмосфера строгого, скромного двора, педантично следющего христианским принципам, всегда вызвали у Антонио скептицизм, но он никогда не критковал и не пренебрегал верой открыто, как это делала его сестра Элеонора.

 

Воспитание и обучение Антонио проходило не при дворе, а в городе Калтариджоне - центре торговли зерном и скотом в юго-западной Сицилии, провинции, где почти никогда ничего значительного не происходило. Здесь будущий король жил под надзором градоначальницы Росы - простолюдинки, жены покойного состоятельного крестьянина, который своим трудом разбогател и завёл наёмных работников, которые пасли его стада. Роса была, своего рода, «кулаком в юбке», грубоватой, не лезущей за словом в карман хваткой и циничной предпринимательнице, которое на всё смотрела с точки зрения практической выгоды. В делах финансов и торговли она оказалась настоящим гением, за что её и выбрали горожане, а слава о её таланте и богатстве шла по всей Сицилии.

 

Многие хотели взять её в жёны, поскольку муж Росы умер, когда она была ещё достаточно красива, но она пренебрежительно отвергала все предложения, задавая один и тот же вопрос: «Что я с этого получу такого, чего у меня нет?».

  

Говорили, что когда тогда ещё герцог Мартин решил отправить к ней в обучение сына, Роса не обрадовалась такой чести, считая, что на неё сваливается лишняя обязанность. Но отказывать герцогу было невозможно и она приняла Антонио, поселив его в спартанских условиях.

 

Мальчик с первых дней в Калтариджоне жил, словно сирота в госятх у дальних родственников. Его заставляли самостоятельно убирать комнату и Роса строго отчитывала мальчика, елси он допускал какую-либо неопрятность. Она нанимала хороших учителей, но была строгой экзаменаторшей. Она не спрашивала у герцога можно ли ей наказывать его сына и своего будущего повелителя розгами, считая, что имеет такое право и без спроса, как воспитательница.

  

За строгость и наказания Антонио не любил воспитательницу и мечтал однажды ей отомстить, но позднее, уже когда был королём, приезжал на могилу Росы, словно она была его покойной матерью. 

 

Их отношения складывались так, словно они были партнёрами по предприятию, каждый со своими обязанностями - и каждый должен был их ответственно выполнять. Подход Росы к воспитанию выработал и у Антонио умение принимать ответственность на себя.

    

Проблема для Антонио была только в том, что Роса как главная женщина в его детстве, фактически заменила мать и он, словно сын, хотел хоть иногда получать от неё немного материнской любви, чего холодная Роса никогда не допускала.

  

Но если Роса не давала своему воспитаннику любви, она давала ему ценный опыт. Антонио видел, как Роса общается со своими горожанами, работниками, партнёрами по торговле, городскими чиновниками, как ведёт переговоры и составляет бухгалтерию. Когда мальчик обращал внимание на то, что Роса или её собеседники не всегда честны и искренни, воспитательница не оспаривала это, а объясняла, что именно так и следует себя вести с чужими людьми. В общении с купцами, управляющими, счетоводами и казначеями Антонио сам рос как расчётливый делец.

 

21 ноября 1321 года Роса вызвала к себе шестнадцатилетнего Антонио и объвила, что его воспитание и обучение полностью завершено, а слуги уже собирают ему вещи для отправки домой.

 

Юноша, расстроенный холодностью прощания, вернулся в Палермо, где снова почувствовал себя чужим - уже в кругу родной семьи, которая почти не вспоминала о нём за всё время обучения в  Калтариджоне. Поэтому Антонио не завязал прочных отношений с отцом и матерью и уже не жалел об этом. При дворе он сблизился с баронессой Бургогной, которая была по характеру схожа с Росой, но она не часто посещала Палермо, как и тётя Леонида, также похожая на Росу по деловой хватке и прагматизму, но более открытая и дружелюбная. Она иногда приезжала в Палермо из Генуи и Антонио всегда радовался её визитам, но в 1330 году она умерла от оспы, подхватив её именно на Сицилии. Через некоторое время двор покинула и Бургонга, оставив принца Антонио без близких друзей. Но это одиочество принц заполнил, погружаясь с головой в работу.

 

При дворе в Палермо Антонио быстро заслужил призание отца как хороший администратор, знаток финансов и торговли, поэтому получил назначение на пост королевского казначения и управляющего. На этом посту Антонио действовал, как его воспитали в Калтариджоне - ответственно, исполнительно, профессионально. Он реорганизовал систему герцогской администрации, упразднил лишние, по его мнению, должности, завёл строгую отчётность, а в 1320-х провёл большую работу по переписи всех земель королевства и составил полный земельный кадастр.

 

Своему отцу он предоставлял доклады как исполнительный чиновник, то и дело расстраиваясь, что Мартин - ни как герцог, ни как король не уделяет тщательного внимания вопросам хозяйственной жизни своих владений, прощает недоимки и неуплаты и часто раздаривает накопленные средства.

  

Но, давно привыкнув, что действительность не должна соответствовать его ожиданиям, Антонио принимал это как есть, послушно списывая долги или выдавая Мартину любые запрошенные средства.  

 

Так же послушно Антонио принял решение отца женить его на франконке Амалии Сегеберг-Шмалькальден, внучке графа Фолькмара, правителя Клингенберга. 

 

Любви между ними не возникло, но оба супруга были людьми послушными своим отцам и так же послушно исполняли супружеский долг - в их семье родилось четверо детей, хотя Амалия не любила интимной близости, о чём прямо говорила мужу. Она не допускала ни ласк, ни поцелуев - а её муж и не стремился к ним.

 

29 мая 1337 года Антонио получил под свою власть Мессину и титул герцога Сицилии. В своих владениях он наладил хорошие отношения с местными гильдиями - торговыми и ремесленными, поощрял развитие торговли и местных промыслов, старался защитить сицилийских купцов от конкуренции со стороны венецианцев и генуэзцев.

 

Когда набожный король Мартин стал принимать меры против ростовщиков, поскольку такая деятельность осуждалась отцами церкви, герцог Антонио выполнял соответствующие распоряжения отца, но принимал ростовщиков в своих владениях и там позволял им вести свои прежние дела под вывесками «благотворителей».

 

Как верный сын и вассал, Антонио участвовал во многих походах своего отца, возглавлял мессинские отряды в сражениях и 21 апреля 1335 года при Козенце, во время войны с венецианцами, был ошпарен горючей смесью, похожей на «греческий огонь», который венецианцы иногда применяли в сухопутных боях. 

 

Антонио был на грани смерти, но смог выжить, хотя ему и пришлось закрыть лицо серебрянной маской - так же как и самому Мартину.

  

Лицо короля Мартина было обезображено во время болезни, а герцог Антонио пострадал на войне, что в глазах подданных, особенно воинов, рыцарей, феодалов, было особенно почётно. 

Однако сам Антонио не гордился своим участием и вообще считал войны вредными для торговли и процветания хозяйства.

  

Приняв корону в апреле 1344 года, когда сицилийские войска уже выступили в крестовый поход, Антонио остался в Палермо и похоронил отца, а войско доверил придворному рыцарю Ардиццоне, способному и храброму полководцу, который, однако, никогда не получал шанс выдвинуться.

  

Антонио велел ему беречь воинов и не ввязываться ни в битвы ни в штурмы, считая, что священная война не дело Сицилии, но понимая, что публично откреститься от крестового похода совершенно невозможно.

 

Граф Кастроджованни Ганс Витте созвал для самостоятельного участия в крестовом походе две тысячи собственных воинов и король Антонио, говоря о нём, сказал «Пусть такие сами и воюют», хотя Ганс был его вассалом. По законам короля Мартина, вассалам было запрещено вести самостоятельные войны, но граф Витте явно это игнорировал, а король Антонио предпочитал закрывать на такое неподчинение глаза, не желая раздувать внутренний конфликт. С остальными вассалами король Антонио старался укрепить отношения, проявляя участие и внимание к их делам, к их обращениям и нуждам, скоращая некоторые их вассальные обязательства, прежде всего по выделению войск для королевской службы. При этом власть короны по вопросам суда и закона, налогов и внешней политики оставалась абсолютной.

 

Король Антонио и его жена королева Амалия в тронном зале

(На стене - трофейное знамя Сардино-Корсиканского королевства)

 

Тем временем полководец Ардиццоне с армией высадился на Балеарских островах и начал осаду Майорки (или Маюрки, как её называли арабы), столицы местного малика Хамида Омейяда.  

 

Как и приказал король Антонио, Ардиццоне воздерживался от штрума и не ввязывался в бои на соседней Минорке, но 30 декабря 1344 года сорокатрёхтысячная армия испанских арабов напала на прибрежные укрепления крестоносцев и, прорвав их, окружила всю сицилийскую армию. В безнадёжном бою все двенадцать тысяч сицилийских крестоносцев были убиты или взяты в плен. Это был самый тяжёлый разгром в сицилийской истории. 

 

Король Антонио напоказ негодовал и слал проклятия иноверцам, но на самом деле использовал эту катастрофу как повод отказаться от дальнейшего участия в крестовом походе. Он занялся только выкупом пленных из Испании и Африки, хотя спустя годы многие сотни пленных сицилийцев так и остались в рабстве у арабов Северной Африки.

 

В остальном Антонио продолжал мирно править своим королевством, оставаясь в Палермо. Он не путешествовал по своим владениям, лично разбирая дела, и по его предпочтению столичный двор превратился в центр администрации, которая контролировала все аспекты жизни государства. Вместо священников, учёных и богословов эпохи короля Мартина, королевский двор теперь наводнили чиновники разного ранга. 

 

В отличие от Мартина, Антонио не отказывал себе в удовольствиях, любил пиры, конные прогулки, завёл первого постоянного шута при дворе (к****ка Луциу).  

Король поощрял браки и заботился, чтобы каждый известный ему молодой мужчина или женщина обзавёлся семьёй. Он мог встретить придворного и спросить, как дела в семье и если выяснялось, что придворный не женат, котороль Антоио лично подискивал ему супругу.

 

В отличие от Мартина, Антонио не отказывал себе в удовольствиях, любил пиры, конные прогулки, завёл первого постоянного шута при дворе (к****ка Луциу, который, впрочем, отличался довольно язвительным юмором). Король поощрял браки и заботился, чтобы каждый известный ему молодой мужчина или женщина обзавёлся семьёй. Он мог встретить придворного и спросить, как дела в семье и если выяснялось, что придворный не женат, котороль Антоио лично подискивал ему супругу.

 

Относительное благополучие Сицилии прервалось началом эпидемии новой болезни - «Чёрной смерти», чумы, которая пришла с Востока и очень быстро охватила Сибирь, Поволжье, Северное Причерноморье, Кавказ, Анатолию, Ближний Восток, Балканы и так - добралась до Италии.

 

Первые вести о новой болезни стали поступать в начале 1347 года, но уже к октябрю того же года эпидемия в полную силу бушевала по всей Италии.

  

Королевский придворный врач Магнус фон Нассау хорошо просветил короля Антонио об особенностях и опасностях новой болезни. Поэтому король велел установить по всем землям строгий каранти, изолировал столицу и сам заперся вместе с двором на загородной вилле.  

 

По всей Италии уже действовала хорошо налаженная сеть больниц, было много подготовленных врачей, а прагматичный и рациональнй король Антонио прислушивался к ним и делал всё, что рекомендовал доктор Магнус фон Нассау для остановки эпидемии.

  

Флагеллянство снова пережило всплеск популярности и было снова запрещено - на этот раз по настоянию короля Антонио за него карали строже. Строго пресекали также создание разных апокалиптических культов. Стража запрещала людям собираться вместе и разгоняла их, для какой бы цели они не сошлись. За повторное нарушение полаглось изолировать в одиночной камере, что, впрочем, часто не соблюдалось.

 

Королевский двор также был под плотной защитой. К королю не подпускали никого, кроме ближайших советников и родственников. Никто из оставшихся при королевском дворе слуг, стражников и придворных не заболел. Казалось, самая тяжёлая и опасная эпидемия проходит для королевской семьи безопасно. 

 

Тем не менее в феврале 1347 года король Антонио, вместе со своим сыном принцем Абелино был убит неизвестными прямо в тронном зале. Кто-то сумел преодолеть все меры безопасности, которые, казалось, делали короля и его ближайших родственников совершенно недоступными. 

 

Неизвестно, что именно привело к такому неожиданному и трагическому концу. Сохранились лишь неясные сведения о том, что король опасался чего-то, но ни с кем не говорил откровенно, лишь увеличивая меры предосторожности.  

 

Единственная выжившая при этой трагедии, Ипполита Наддор, графиня Россано, утверждала, что убийцы - несколько закутанных в чёрное людей, появились из ниоткуда и исчезли в окнах, выпрыгнув в вечернюю темноту. Никого из них не поймали и причины случившегося остались неизвестны. Многие сицилийские подданные верили будто король умер от чумы, хотя всем было объявлено, что он стал жертвой нападения неких «заговорщиков», якобы подосланных «врагами христианства».

[Gaenkelti 115]

Регентство графини Ипполиты

 

Графиня Россано и регентша Сицилии Ипполита Наддор

 

Смерть короля Антонио была столь внезапной, что королевство Сицилия было совершенно потрясено. Никто не готовил передачу власти, не было никакого завещания, никаких инструкций возможному регенту.

  

Многие думали, что король погиб от чумы и не верили, что он мог стать жертвой убийства. Все, как высшие чиновники, так и простолюдины, были потрясены и растеряны. Неясностей было тем больше, что свидетелей происшествия не осталось. Кроме графини Ипполиты. По стране поползли самые разнообразные слухи о том, что на самом деле произошло.

 

В такой ситуации графиня Ипполита, которая была в Палермо на момент смерти короля, объявила себя регентом. Выяснилось, что заранее о назначении регента никто не позаботился и король Антонио не отдавал на этот случай никаких распоряжений.

 

Поэтому действовало ещё распоряжение короля Мартина, согласно которому регентом была именно его племянница Ипполита. 

 

Король Антонио не вспоминал об этом, поскольку был ещё достаточно здоров, никуда уезжать не собирался и полагал, что его наследники дорастут до совершеннолетия при его жизни и регент просто не потребуется.  

 

Король Мартин хорошо относился к своей племяннице Ипполите, хотя и редко её видел. Она была дочерью его сестры Элеоноры - непутёвой атеистки, которая, по мнению Мартина, была обречена адскому огню. Он сокрушался по поводу судьбы Элеоноры (которая умерла от тифа в 35 лет) и поэтому её потомство (Элиза, Ипполита, Лукреция и Алфосинда) казалось ему особенно уязвимым, особенно нуждающимся в защите и опеке. Поэтому он закрывал глаза и не верил слухам о, так сказать, «особенностях» характера своей родственницы, о которых речь пойдёт дальше.

 

Именно благодаря благосклонности короля Мартина регентами Сицилии на случай смерти, отсутсвия или несовершеннолетия короля должны были стать последовательно - Элиза, после её смерти - Ипполита.

 

Графство Россано, которое Мартин подарил мужу Элеоноры, Ардоино Мотьё, мелкому швейцарскому дворянину, перешло по наследству его дочерям и получило от короля Мартина широчайшую автономию. Оно имело право не платить в королевскую казну никаких взносов, оставлять все собранные налоги себе, могло издавать законы, отличающиеся от законов королевства, принимать изгнанников, которые объявлены преступниками в остальном королевстве и даже не отправлять королю военные отряды.  

 

Именно благодаря такой свободе, когда король Мартин стал преследовать писателей и мыслителей, чьи идеи отклонялись от одобренного католической церковью курса, в Россано стали бежать многие италийские интеллектуалы, сектанты и просто странные люди со странными взягладами.

 

Так юная Ипполита, под надзором своей матери, получила необычное образование - смесь греческой натурфилософии, логики и восточной мистики. В числе учителей, допущенных к ней, был и какой-то арабский гностик. Ходили слухи, что и сама графиня Элеонора, и её дочь Ипполита, были ведьмами.

 

Про детство Ипполиты рассказывали, что она очень любила развлекаться, ловя всяких мелких зверей и насекомых и предавая их разным казням, о которых прочитала в разных книгах. Позднее, встретив купца или путешественника, который побывал в разных странах, она распрашивала, как там принято наказывать преступников. Жестокие способы казни она хвалила и называла мудрыми обычаями, а мягкие, вроде простого тюремного заключения, высмеивала как недостаточные.

 

По части науки Ипполита не была усердна, зато очень инетерсовалась всяким запретным и тайным. Она всегда была неуёмно любопытна, а её мать, атеистка Элеонора, воспитывала её в духе гордости, вседозволенности и скептицизма к любым запретам. Такая обстановка вела к формированию эгоцентричного характера, который не терпит никаких ограничений своим желаниям.

 

Детство Ипполиты пришлось на то время, когда Россано несколько раз поражали эпидемии чахотки и тифа. От этих болезней умерли её родители, умерла её старшая сестра Элиза, унаследовавшая графство от матери, умерли многие окружавшие её придворные, слуги, но сама Ипполита словно оставалась неуязвимой для смерти. Это лишь подкрепляло впечатление о том, что она словно защищена неким колдовством.

 

Некое мистическое впечатление производила и сама внешность Ипполиты - она родилась альбиносом и, как говорили очевидцы, когда она появлялась, людям казалось, словно вошло существо из иного мира.

 

В Россано, пользуясь полной свободой как графиня, вдали от глаз короля и церкви, Ипполита заняалсь изучением мистической литературы. Как далеко зашли её интересы в этом деле - неизвестно, во всяком случае, как человек она была довольно скрытна и даже застенчива, поэтому редко появлялась на людях, всегда прикрывая лицо краем полотняной вуали.

 

Она сама выбрала себе мужа - французского графа Ардоино Клавелли, владельца графства Бомон, но виделась с ним не часто, хотя и родила от него двух детей.

 

Как правительница, Ипполита мало инетерсовалась делами графства, но когда принимала какие-то решения - всегда действовала наиболее жестоким, даже свирепым способом.

 

Преспуников, осуждённых на смерть, она приказывала садить на кол, вопреки традиционной практике отрубания головы. О таком наказании она узнала от одного рыцаря, побывавшего в землях турок. Вскоре всем стало очевидно, что это её любимый вид казни.

 

За воровство в Россано стали рубить руки и графиня Ипполита велела выставлять отрубленные руки вокруг рынков и на площадях, чтобы никто не смел думать о краже.

 

Крепостным, рабам или слугам, которые были в Россано, за бегство от господина отрезали ступни ног. То же самое делали и с учениками, если они сбегали от мастеров или от священников-учителей.

 

Однажды Ипполите сообщили, что в Россано собралось много бедных, нищих и увечных людей. Ипполита велела им всем сойтись к одному большому складу, где обещала всем дать помощь. Когда же они собрались, она, появившись с отрядом воинов, предложила собравшимся избавить их от всех бед, после чего велела сжечь здание и убить всех, кто пытался бежать или выбраться из огня.

 

Всем, кто был уличён в лжесвидетельстве на судах или хуле на графиню, рвали языки раскалёнными щипцами. При этом хулой на графиню считалась даже шутка, в которой упоминалась её имя или сон о ней.

 

Как-то раз Ипполита узнала, что в городе Катанзаро на неё делают эротические карикатуры, которые расходятся по соседним землям. Она окружила город войсками и велела выдать автора карикатур, угрожая иначе сжечь город и убить всех от мала до велика. Горожане выдали нескольких авторов и Ипполита велела запытать их до смерти.

 

Когда один из советников Ипполиты осмелился сказать, что ему горько видеть, в каком страхе стал жить народ Россано, она велела изготовить очень высокий кол и посадила несчастного на него, сказав, что теперь он будет сидеть достаточно высоко, чтобы не видеть всего, происходящего внизу.

 

После восшестивя на престол короля Антонио, в Россано приехал королевский представитель, который должен был жить в графстве и наблюдать за деятельностью графини. В отличие от короля Мартина, Антонио допускал, что про графиню Россано рассказывают правду и хотел установить над ней наблюдение. Ипполита приняла королевского посла, но во время приёма по её сигналу слуги внесли длинный позолоченный кол, который положили вдоль приёмной залы.

 

- Для кого, по-твоему, этот кол? - спросила она королевского посла.

- Ваше высочество, - ответил посланник короля, - он, наверняка, для кого-то знатного, кто прогневил вас.

- Ты сейчас самый знатный в нашем графстве, - сказала графиня. - Значит тебе и быть на этом колу.

- Ваше высочество, вы хозяйка и судья в своём владении - согласился посланник, - если сочтёте, что я провинился - казните, как вам будет угодно.

 

Графиня, до того приняв грозный вид, рассмеялась и ответила, что если бы он сказал как-то иначе, то она бы действительно велела посадить его на кол. Посланник получил богатые подарки от графини и остался в графстве, но с тех пор жил в страхе и боялся написать королю что-либо кроме одобрения Ипполиты.

 

Когда шла перепись всех земель королевства, Ипполита пустила королевских переписчиков, но приставила к каждому из них по палачу с топором, утверждая, что сделала это для их охраны.

 

Не по обычаю своего времени Ипполита интересовалась оружием и хорошо владела ножами разных типов, подарив один и королю Мартину. Позднее он достался и королю Антонио, который сказал, что этот подарок выглядит подозрительно.

 

Итак, репутация у Ипполиты и без того была зловещей, но, многие, включая короля Антонио, думали, что эти истории преувеличены, а если нет - что она ограничена пределами графства Россано. Сам король Антонио, хорошо знавший историю дома Наддор, как-то сказал, что Ипполита - не первая свирепая женщина в семье и такой была ещё великая Ингеборга, а также мать Ипполиты. Он ограничился лишь отправкой своего представителя в Россано и в остальном почти не обращал внимания на проделки своей племянницы.

 

Поэтому Ипполиту принимали при дворе, полагая, что она для королевской семьи не опасна и что у неё нет самостоятельных амбиций. Ничего подобного Ипполита никогда и не высказывала, а с близкими родственниками вела себя подчёркнуто дружелюбно и ласково.

 

Именно поэтому в тот вечер, 11 февраля 1348 года, король Антонио принял Ипполиту, пропустил через все кордоны стражи, полностью доверяя и ничего не подозревая.

 

Именно поэтому король и погиб, когда Ипполита неожиданно выхватила кинжал и метнула его в своего монарха, после чего перерезала горло единственному свидетелю - своему семилетнему племяннику принцу Абелино.

 

Такова была настоящая причина смерти короля Антонио и ещё долго никто, кроме Ипполиты, об этом не знал.

 

Итак,  Ипполита Наддор, дочь Элеоноры и внучка короля Мартина III, стала регентшей королевства при маленьком короле Витторе. Это означало, что как регент она получает почти безраздельную власть.

 

Король Витторе Наддор на троне, рядом - регентша графиня Ипполита 

 

Некоторую конкуренцию Ипполите могла состсавить тайная советница Стана, но её муж Ардиццоне оставался в плену у мусульман и она была зла на короля Антонио, который отправил её супруга в безнадёжную экспедицию. Во многом она считала, что король Антонио виноват и, видимо, поэтому не пыталась тщательно расследовать обстоятельства его убийства. Впрочем, Ипполиту она подозревала.

 

Неизвестно, знала ли Ипполита о настроениях Станы заранее или они договорились позднее, уже после убийства короля, но друг другу они с тех пор не мешали. Во всяком случае только Стана могла разоблачить Ипполиту и она этого не сделала.

 

Тем временем в пределах королевства Сицилия, как и во всей Европе, продолжала бушевать «Чёрная смерть». Ипполита принялась разбираться с ней по-своему: велела предавать смерти флагеллантов и членов апокалиптических культов, усилила меры карантина, переведя города на осадное положение, так что всякое сообщение между ними прекратилось.

 

Корабли останавливались на рейдах портов для длительного карантина, некоторые стояли месяцами.

 

Были запрещены полевые работы и жители всей страны оказались на грани голода.

 

Напуганные болезнью и голодом люди пытались прорваться в города - их беспощадно разгоняли. Ипполита распорядилась, чтобы все полагались только на собственные запасы зерна.  

 

Вокруг городов и замков запылали костры, на которых по приказу Ипполиты жгли трупы умерших от чумы.

 

Король Ви был добродушным ребёнком и предполагал, что подданным надо как-то помочь, спрашивая Ипполиту, нельзя ли им выдать что-то из королевских запасов и послать к ним лекарей. Но Ипполита смеялась над этим и вообще говорила, что юный монарх растёт слишком мягкотелым.  

 

На словах она признавала верховенство короля и стояла перед троном на официальных церемониях (которые во время эпидемии проходили только по большим католическим праздникам), но все понимали, что король Витторе стал её ширмой. Она и называла его по-итальянски «re piccolo» - «маленький король» или даже reino - «корольчик», «королишка».

 

В начале 1349 года она отправила его в Милан, ко двору Марии Наддор, королевы-регента Италии (её муж, за которого она была сосватана при короле Мартине, православный деспот Италии Прокопий II Фока, умер в самом начале эпидемии «Чёрной смерти»).  

 

Ипполита утверждала, что это было сделано ради заботы о безопасности короля, который якобы будет лучше защищён от чумы под присмотром собственной тётки.  

 

Но, удаляя короля из Сицлии, Ипполита оставалась единственным человеком, обличённым властью действовать и говорить от имени монарха.  

 

Разумеется, не все были довольны самовластием Ипполиты. Её противниецей была мать короля Амалия Сегеберг-Шмалькальден. Врагом Ипполиты был бывший маршал Сицилии, граф Неаполя Паскуале Брунфорте. Её ненавидел граф Кастроджованни Ганс Витте, который, впрочем, был сепаратистски настроен к любой власти. 

 

Граф Неаполя Паскуале Брунфорте

 

Но у них было мало возможностей противостоять Ипполите, поскольку она сосредоточила в руках всю власть, все полномочия и не назначала никаких новых советников. 

 

Разумеется, так она одна не могла контролировать всю страну, но она и не пыталась - многие дела оставались без решения, потому что Ипполите не хватало на них времени. 

 

Сама Ипполита пользовалась любой возможностью, чтобы увеличить свои богатства и власть - продавала монополии, права на откуп, титулы, земли. Расцвела коррупция и для решения любого серьёзного вопроса надо было дать взятку Ипполите. Администрация, так хорошо налаженная при королях Мартине и Антонио, превратилась в коррупционную сеть. 

 

Про Ипполиту ходили зловещие слухи уже по всему королевству - о том, что она демон, ведьма или вампир, что она поддерживает свою молодость, купаясь в крови молодых девушек. 

 
Придворный-караванщик Маури Салерну чем-то прогневал Ипполиту и она подала ему кувшин отравленного питья, якобы в знак признания, а когда узнала, что он не притронулся к нему, заставила выпить яд силой. 

 

Ипполита деспотично правила Сицилийским королевством, при этом сама, чувствуя всю полноту власти, любила предаться таким извращениям, в которых оказывалась подчинённой и униженной. Впрочем, кто этим с ней занимался так и осталось неизвестным. Во всяком случае её муж, Ардоино Клавелли, уже давно жил во Франции.

 

Королева-мать Амалия Сегеберг-Шмалькальден, которая ещё продолжала критиковать регентшу и вела переписку с графом Неаполя, обсуждая, как нейтрализовать Ипполиту, в апреле 1350 года была пострижена в монахини.

 

В 1351 году Папа Римский Адриан II объявил о провале крестового похода в Испании. Наряду с бушевавшей «Чёрной смертью», Европу накрыло отчание, многие верили, что Бог снова отвернулся от христианского мира.

  

Снова силу получили всякие ереси и реформаторские настроения. Общим настроением было то, что либо в существующем исповедании христианства что-то не так, либо в тех, кто возглавляет церковь и христианские государства.  

 

Регентша Ипполита была в этой ситуации особенно уязвима - её коррумпированость и жестокость были всем известны, а Сицилийское королевство формально участвовало в крестовом походе. Многие простолюдины думали, что именно злодейства Ипполиты стали причиной гнева Бога, который повлёк страшную эпидемию и провал крестоносцев.

 

Кроме того, в Сицилию стали возвращаться некоторые пленные,  которые были захвачены во время похода Ардиццоне. Их рассказы усиливали недовольство тем, как верховная власть бросила собственных подданных, пошедших воевать за христианскую веру.

 

Подобные настроения в юго-восточной Италии привели в 1351 году к восстанию местных католиков против правителей Апулии и Беневенто, которые были православными, подчиняясь королю Сербии. 

 

Ганс Витте, граф Кастроджованни, вернувшись из крестового похода с остатками своего войска, уже почти открыто готовил восстание против Ипполиты, объявив, что не будет выполнять приказы регентши. Многие видели в нём лидера, который возглавит сопротивление несправедливой власти.  

 

Всё плохое, что было или возникло в Сицилийском королевстве, связывалось в массовом сознании с Ипполитой, которая, якобы, обманывает и манипулирует юным и несмышлёным королём. 

 

Ипполита отвечала на это привычными ей репрессиями. Порядки наказания за «хулу» на регентшу установились те же, что и в Россано - обвинённым рвали языки раскалёнными щипцами. Вскоре появился и закон о недонесении, направленный против тех, кто знал про «преступные разговоры», но не сообщил властям. Таких, что примечательно, казнили смертью, так как недонесение в глазах Ипполиты было более существенным проступокм, чем «хула на облечённых властью». Впрочем, распространить практику сажания на кол за пределы Россано графиня опасалась. Тем не менее, в королевстве установилась тревожная атмосфера слежки и доносительства. Говорили, что самыми выгодными, престижными профессиями в королевстве стали занятия шпиона и палача. 

 

Регентша Ипполита, получая донесения о таком положении дел, повторяла фразу императора Калигулы - Oderint, dum metuant - «Пусть ненавидят, лишь бы боялись».

 

В ноябре 1351 года эпидемия «Чёрной смерти» стала отступать из южной Италии столь же неожиданно, сколь и началась. Первой землей, освободившейся от болезни, стало Салерно и графиня Ипполита решила перенести столицу королевства туда, покинув беспокойный Палермо.

В мае 1352 года Ипполита получила сюзеренитет над графством Козецна, которое дотле принадлежало дому Сарауса. По словам Ипполиты якобы более благотворно было бы его объединение с соседним Россано. Это было воспринято как сильнейшая несправедливость - благородная семья, чей основатель был дружен с королём Мартином, оказалась лишена владений. Поскольку указ был от имени короля, многие считали, что Ипполита обманом или даже насилием вынудила юного государя узаконить такую несправедливость.  

 

Передача Козенцы стало поводом к восстанию, которое поддержали не только недовольные простолюдины, но и знать. Лидером мятежников стал мелкий рыцарь Гнацциу ди Андриа.  

 

В Салерно, Камарде, Реджо, Палермо, Козенце и Россано взялись за оружие более 12 тысяч человек. Ещё больше людей им сочувствовало. Священники отказывались их анафемствовать и прислали на этот счёт коллективное послание со множеством подписей, в том числе и влиятельнейшего архиепископа Сицилии. Регентша Ипполита впервые не решилась применить против этого демарша репрессии, опасаясь восстановить против себя ещё и церковь.  

 

Гнацциу Андриа координировал восставших и смог собрать под Салерно около десяти тысяч человек. 

 

Регентша Ипполита не растерялась и смогла созвать столько же воинов, поставив их под начало сенешаля Джетхатиссы Калинга, выходца аж с Цейлона, который был чужим при сицилийском дворе и поэтому больше зависел от того, кто оказывал ему милости.

 

6 октября 1352 года при Салерно состоялась решающая битва и повстанцы были разгромлены - около девяти тысяч из них оказались убиты, ранены или плененны. Сам предводитель повстанцев, Гнацциу ди Андриа, укрывался в разных местах, но был выдан и арестован 25 октября. Через месяц он был публично обезглавлен и регент Ипполита заставила короля Витторе присутствовать на казни, что произвело на десятилетнего мальчика очень тяжёлое впечатление.

 

Восстание никак не изменило жажду власти Ипполиты, наоборот, теперь она, уверенная, что справится даже с силовым выступлением, начала ещё больше расширять свои полномочия и приобрела формальные претензии на графства Катанзаро и Неаполь.

 

Граф Ганс Витте, правитель Катанзаро, начал войну против графини Россано, оставаясь подданным короля.

 

Началась феодальная война так, словно не была ещё королём Мартином установлена абсолютная власть короны, запрещавшая такие войны. 

 

А в Неаполе Ипполита смогла направить гнев местного населения против другого враждебного ей феодала - графа Паскуале. Она передала лидеру местных недовольных, Ружеру Греку, деньги и оружие и его силы захватили провинцию, заблокировав графа Паскуале в Неаполе.  

 

Занятая войной с графом Гансом, Ипполита не обращала внимания на эту ещё одну внутреннюю войну, никак не препятствуя повтсанцам фактически завалдеть землёй от Аверсы до Амалфи. Граф Паскуале вынужден был в конце концов нанять наёмников, которые разгромили неаполитанских повстанцев. 

 

Тем временем войска Ипполиты, собранные в графстве Россано, во главе с её придворным рыцарем Бакку, способным полководцем, но садистом и параноиком (и, по слухам, любовником графини), в упорных боях разгромили силы графа Ганса при замке Кастроджованни к 9 ноября 1353 года. Сам граф Ганс попал в плен. 

 

Бакку, рыцарь графини Ипполиты

 

В темнице замка Россано граф Ганс под угрозой пыток уступил Ипполите и признал её новой графиней Кастроджованни. А Ипполита чуть позже легко добилась такого же признания у короля, равно как и указа об изгнании потерявшего земли графа Ганса.  

 

Граф Ганс Витте в плену у графини Ипполиты

 

В 1354 году королева-мать Мария Наддор потеряла регентство над Италией и новый регент князь Фотий Фока изгнал её. Воспитанник Марии, король Витторе, был возвращён в Палермо, где Ипполита передала его воспитание своей подруге Лукреции Наддор, назначенной королевским антикваром.  

 

Лукреция, впрочем, хотя и была привязана к Ипполите, сама по себе была добродетельным человеком, воздержанным, честным, исполнительным, обязательным. Эти же качества она старалась привить своему воспитаннику.  

 

Во время обучения в Милане Витторе получил хорошее обучение по классическим правилам своего времени, но жил в тепличных условиях, никогда не сталкиваясь с настоящими вызовами. Мальчик проявлял живой ум, знакомясь с азами наук и философии, но рос тихим и послушным. Королева Мария окружила его постоянной заботой, и поэтому, когда он вернулся в Палермо в возрасте двенадцати лет, то тяжело переживал разлуку с воспитательницей и даже плакал, словно ребёнок. 

 

На робкого Витторе Ипполита произвела подавляющее впечатление и он боялся её, покорно слушая всё, что она говорит. Ипполита очень скоро перестала даже посвящать короля в дела государства, лишь иногда принося ему на подпись документы, заверяя при этом, что читать их не нужно, достаточно лишь подписать.  

 

Король Витторе уже, всё-таки, достаточно вырос, чтобы понимать, что всё идёт не так благополучно, как рассказывает Ипполита, но боялся хоть в чём-то ей возразить. 

 

 

Вскоре Ипполита  постаралась, чтобы Витторе подружился с её дочерью Элеонорой и, когда это случилось, она помолвила их, становясь уже не только кузиной короля, но и его будущей тёщей. Уже не было никого, кто мог бы возразить регентше о том, что королю пристало выбрать невесту из достойных иностранных принцесс. 

 

Впрочем, рассчитывая манипулировать Витторе через свою дочь, Ипполита несколько просчиталась, поскольку юный король по-настоящему сблизился с Элеонорой, а она стала ценить его больше, чем свою деспотичную мать и вскоре превратилась в союзницу своего жениха. А Элеонора смогла убавить страх своего мужа перед своей грозной матерью, рассказывая о ней всякие скандальные истории. Внучка вольнодумной сестры короля Мартина, она словно унаследовала её бесстрашный харктер и никому не покорялась, даже своей беспощадной матери. 

 

Тем временем Ипполита, ободрённая победой над графом Гансом Витте, решила уничтожить другого своего врага - графа Паскуале, сфабриковав претензии на Неаполь. Завладев этим богатейшим городом, она рассчитывала обеспечить себе положение, которое уже никто не мог бы оспорить. Граф Паскуале не уступил и в королевстве началась новая внутренняя война.  

 

 

Это противостояние графа Паскуале с регентшей Ипполитой приобрело государственный размах. Все, кто был недоволен правлением Ипполиты - а таких было немало среди феодалов, бюргерства и духовенства, поддерживали графа Паскуале и видели в нём героя, борца с несправедливостью. Ипполита же представлялась воплощением зла, которое поддерживают только бесконечно жадные откупщики и другие богачи, способные за взятки купить какие-либо льготы и привилегии у продажной регентши.  

 

Война эта затянулась, поскольку у Ипполиты, как и у графа Паскуале, было достаточно денег на сбор наёмников. Для «солдат удачи», особенно итальянских, это время снова стало «золотым веком» - их услуги были востребованы обеими сторонами. 

 

Пространство от Неаполя до Бельведера превратилось в зону боевых действий между наёмными отрядами Ипполиты и Паскуале - сицилийцами, сардинцами, немцами, сербами и швейцарцами. Решающего успеха не было ни на чьей стороне. 

 

 

Между прочим, ко времени этой войны доспехи достигли такого уровня развития, что случались столкновения, в которых не было убитых и раненных, поскольку холодное оружие не могло пробить защитное снаряжение.

 

Большую помощь графу Паскуале оказал король Витторе, с позволения которого тайная советница Стана переправляла неаполитанцам огромные денежные средства.

 

Стана, как уже было сказано, осталась единственной советницей, которая не потеряла должность, заключив с Ипполитой негласное соглашение. После 1352 года Стана по какой-то причине становилась всё более враждебной регентше - то ли из зависти перед её неограниченной властью, то ли из страха, что однажды Ипполита устранит её. Возможно, Стана узнала, что Ипполита за время своего безраздельного регентства начала питать и королевские амбиции. Если бы Ипполита получила корону, она наверняка бы попыталась собрать новый совет из лично зависимых от неё людей, где Стане места не было. 

 

В любом случае, тайная советница начала действовать против регентши, а видимой стороной этого противодействия стал граф Неаполя.  

 

Король Витторе при этом был благосклонен именно к Стане, во-первых, потому что боялся Ипполиты, во-вторых, потому что испытал к сорокавосьмилетней тайной советнице некую смесь стыда и влюблённости, когда случайно увидел её обнажённой. 

 

16 декабря 1357 года королю Витторе исполнилось шестнадцать лет. Регентша Ипполита не объявила, как положено, о совершеннолетии своего подопечного, поскольку была в Россано. Вместо неё это сделал архиепископ Фредери. Регентша Ипполита дала понять, что не собирается уступать бразды правления, поскольку, по её словам, в государстве ещё много проблем, а король ещё слишком молод. Тем не менее король Витторе начал сам принимать посетителей и выслушивать доклады, а также начал собирать собственный совет.  

 

В мае 1358 года он назначил графа Паскуале Брунфорте - главного противника Ипполиты, коннетаблем королевства, то есть главным военачальником - и таким образом в правительстве Сицилии оказались два самых влиятельных феодала, которые вели войну друг с другом. Это был очевидный ход против Ипполиты.

 

 

Король Витторе Наддор в шестнадцать лет

 

В июле 1358 года король Витторе сделал щедрое пожертвование католической церкви как на Сицилии, так и в Риме, что обеспечило ему поддержку римского Папы. Вскоре Папа Адриан II прислал в Салерно легата с письмом, в котором королю Витторе выражалось признание и одобрение, добрые пожелания и гарантии дружбы от римской курии. При этом в папском письме никак не упоминалась регентша Ипполита, хотя по правилам сицилийского королевства во времена регентства во всех официальных документах и переписке имя регента шло следом за королевским. В этот раз Папа обращался только к королю Витторе. Это символически указывало на то, что высший авторитет в христианском мире признаёт короля Витторе единственной властью в Сицилийском королевстве.

 

В январе 1359 года король Витторе объявил, что война между Ипполитой и Паскуале продолжается слишком долго и настоял, чтобы Ипполита отказалась от своих претензий на Неаполь и заключила мир. Ипполита сначала отказывалась, утверждая, что война слишком дорого ей обошлась и почти разорила её казну, но король Витторе предложил ей компенсацию и после королевской субсидии Ипполита согласилась на мир 3 февраля 1359 года.  

 

27 сентября 1359 года семнадцатилетний Витторе сыграл свадьбу со своей невестой Элеонорой Клавелли. Это был на редкость счастливый союз, потому что Витторе уже давно был дружен с Элеонорой и они прекрасно ладили задолго до помолвки.

 

Король Витторе и его жена королева Элеонора в тронном зале

 

Уже в мае 1360 года колокольный звон по всему королевству дал знать всем, что королева ждёт наследника. Эта беременность протекала тяжело, однако 6 января 1361 года королева Элеонора благополучно родила девочку, которой дали двойное имя Августа-Амелия - в честь первой королевы Сицилии и в честь матери короля Витторе.

 

Регентша Ипполита рассчитывала, что через Элеонору она сделает короля более покорным и зависимым. Однако Элеонора очень любила мужа и хорошо понимала его интересы, кроме того, она никогда не была послушной исполнительницей чужой воли. Она стала убеждать мать, что держаться за власть дальше бессмысленно, ведь король Витторе фактически уже самостоятельно управляет королевством, поддержан церковью, имеет сильную армию, а за Ипполитой остаётся лишь титул, который утратил своё значение.

 

 

Тем не менее Ипполита продолжала упорствовать и от титула регентши не отказывалась, хотя её реальная власть действительно фактически улетучилась. К примеру король Витторе, не отменяя закон регентши о клевете, фактически запрещавщий критиковать её деятельность, распорядился автоматически давать королевское помилование всем обивнённым в «хуле» или недонесении. Чиновников и судей, назначенных при Ипполите, смещали, а выданные ей права на торговые монополии, освобождения и льготы пересматривали. При этом в городах происходили столкновения между сторониками короля и людьми регентши, которые ещё держались за приобретённые привелегии. Всё это указывало, что время единовластия регентши кончилось и в стране уже фактически установилось двоевластие.  

 

При дворе короля Витторе установилась обстановка постоянного праздника и жизнелюбия. Придворные, чувствуя либеральные настроения своего короля, стали вести себя свободнее. Некогда сдержанный и строгий стиль сицилийского двора стал меняться, появились подражания моде королевства Лийун (Леон), чей двор считался самым пышным и шикарным в Европе. Даже король Лийуна Салмун Меллет разбирался в моде и получил прозвище «Элегантного».

 

Сам король Витторе потакал этому поведению, поощряя подданных выглядеть как можно более стильно и красиво. «Если нашим женщинам, как добрым христианкам, положено покрывать головы, - говорил Витторио, - то почему же эти покрывала должны быть невзрачными? Пусть будут разнообразными, приятными взору и даже роскошными, если дама может себе это позволить». Получив такое явное позволение, сицилийские придворные дамы принялись соревноваться в красоте головных уборов. Сменялись расцветки и фасоны, правила ношения вуалей, атуров, барбет, капиротов, шапелей, риз и крузелеров. 

 

Примеру придворных дам стали подражать жёны высокопоставленных чиновников, баронов, не допущенных ко двору, за ними - жёны богатых горожан, а там и остальные женщины - кому и на сколько хватало достатка.

 

Королева Элеонора (в центре) и придворные дамы сицилийского королевского двора

 

За модницами следовали и мужчины, несколько сдержанные остатками былого консерватизма - они «мерялись» береттами, капоттами и мужскими шаперонами, а некоторые не гнушалсь заимствовать мусульманские тюрбаны. 

 

Вскоре при знатных и даже просто богатых женщинах завелись модистки, которые специализировались на разработке и подборе новых платьев и аксессуаров. 

 

Такие интересы богатых классов подстегнули появление целой индустрии моды - мастерских, которые специализировались на пошиве платьев для взыскательных клиентов, портных, которые объединялись в особые гильдии, торговцев, которые занимались только доставкой дорогих тканей и украшений с Востока. В Неаполе, Капуе, Салерно и Палермо возникали свои мастера по выделке роскошных тканей. Даже такие небольшие города как Гаэта и Амалфи стали центрами ткачества, в том числе и элитного.

 

Вольность в моде сопровождалась и послаблением в нравах. Если при короле Мартине III «непристойную» литературу жгли, то при короле Витторе никто уже не стеснялся откровенной любовной лирики и даже эротической поэзии. Большую популярность приобрели и обычные светские сюжеты - комические истории и повествования о приключениях путешественников. Образ предприимчивого, смелого, находчивого купца потеснил образы рыцаря и святого подвижника. 

 

Всё это сопровождалось оживлением и распространением живописи, скульптуры, ювелирного искусства.  

 

Жители королевства Сицилия, а также всей южной Европы стремились сделать свою повседневную жизнь как можно более приятной и комфортной, украсить, разнообразить, превратить в подобие праздника. Как будто недавняя эпидемия «Чёрной смерти» напомнила людям, как хрупка, ненадёжна и коротка жизнь, мотивировав их ценить и украшать каждый день.

 

16 апреля 1365 года королева Элеонора родила долгожданного наследника - на свет появился мальчик, наречённый Людовиком (Лодовико). Рождение сына делало положение семьи короля Витторе и его наследия более прочным в глазах подданных. Словно король окончательно подтвердил свою дееспособность и, возможно, поэтому торжества по поводу рождения принца сопровождались сожжениями чучел регентши Ипполиты.

 

В 1366 - 1368 годах Сицилийское королевство пережило эпидемию чахотки, которую назвали «Кашель Витторе», хотя, по иронии, сам король Витторе ей никогда не болел. Болезнь была не тяжёлой и умирали от неё редко. Король Витторе не изолировал двор и велел своему придворному врачу руководить борьбой с болезнью по всему королевству, щедро помогая в этой борьбе деньгами. Не отклонялся король Витторе и от традиции королевского исцеления, возлагая руки на заболевших.

 

Эпидемия не обошла королевский двор, несколько месяцев болел даже наследник Людовик и королева Элеонора (которая от болезни похудела едва ли не до истощения), но в конце концов все выздоровели.

 

Когда болезнь, по докладу придворного врача Кутеска, пошла на спад, король Витторе выплатил щедрые компенсации каждой семье, пострадавшей от эпидемий. От Капуи до Палермо прошло несколько крупных раздач денег и популярность короля очень возросла. Тем более что многие крестьяне и горожане считали, будто эти монеты несут на себе печать королевского прикосновения и сами по себе являются целительными или приносящими удачу.

 

На волне этой популярности король Витторе 1 августа 1369 года окончательно отменил регентство Ипполиты, предписав ей покинуть двор и вернуться в Россано.

 

Началось полностью самостоятельное правление короля Витторе Наддора.

 

Королева Элеонора и король Витторе с принцессой Авророй-Амалией

 

Изменено 16.12.2024, 08:06:52 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Король Витторе Наддор, самостоятельное правление

 

Двор короля Витторе в 1383 году

 

Если бы короля Витторе надо было охарактеризовать максимально кратко, то подошла бы такая фраза: «добрый человек, которого очень сильно напугали».

 

Витторе рос добродушным и любопытным мальчиком, который не любил даже, когда в его присутствии рвали цветы или рубили деревья. Он не любил ломать, разрушать, играть в войну, зато хорошо чувствовал себя во время прогулок на природе. Он рано научился читать и с восторгом слушал истории о дальних странах, путешествиях и чудесах природы.

 

Никто его не готовил к будущему правлению, а король Антонио благосклонно отзывался о том, что его младший сын может стать учёным мужем, богословом или священником.

 

Поэтому для него стало тяжёлым потрясением, когда белокожая, словно призрак, Ипполита разбудила его и объявила, что его отец и брат мертвы, а теперь он - король Сицилии. Он плакал, звал маму и повторял, что хочет вернуть папу и не будет королём. Отправка на учёбу в Милан помогла Витторе отдалится от места трагедии, которая надолго зарубцевалась в его памяти. Это отдалило его и от Ипполиты в то время, когда её эгоцентричный и жестокий характер мог плохо сказаться на его личности.

 

Получая образование в одном из главных центров культуры и науки, Витторе укрепил свои положительные наклонности. Он тяжело пережил возвращение в Палермо, расставаясь со своей заботливой воспитательницей Марией и юной королевой Италии, которая стала его хорошим другом.

 

Он боялся Ипполиту и не смел противостоять регентше напрямую, но тянулся к людям, которые могли стать ей противовесом - и нашёл такого человека в тайной советнице Стане. Ипполита хотела подчинить слабовольного короля, но совершенно не умела проявлять любовь и участие, была плохим манипулятором и поэтому Витторе оказался под влиянием других людей. Именно в это время он случайно раскрыл какой-то пикантный секрет советницы Станы и привязался к ней ещё сильнее смесью стыда и запретного чувства.

 

Одновременно Ипполита свела его со своей старшей дочерью Элеонорой, которая стала для него хорошей подругой и первой любовью (если не считать запретного интереса к Стане).

 

К своему совершеннолетию король Витторе подошёл, будучи милосердным и добрым человеком, полным желания принести мир и процветание своим подданным. Он хотел подражать императору-философу Марку Аврелию, надеясь, что на его правление не выпадет столько войн, сколько пришлось вести этому венценосному стоику. Он боялся ссорится с людьми и заводить врагов, боялся настаивать на своём, почти никогда не говорил «нет» и если что-то делал - то делал это словно в обход, ссылаясь не на свою волю, а на чьё-то мнение, авторитет или исторический пример.

 

Не умея и не желая настаивать на своём, король Витторе был склонен не навязывать подданым жесткого порядка. «Не будем слишком регулировать», - повторял он, когда речь заходила о налогах или каких-либо экономических ограничениях, которые могли быть выгодны короне.

 

Сицилийское королевство и вся Италия к этому времени подошли в очень процветающем состоянии. Эпидемия «Чёрной смерти» лишь немного задержала хозяйственное развитие страны, а после неё начался экономический бум - рост в торговле, сельском хозяйтсве, городском ремесле. Становилось больше богатых людей, которые, уверенно чувствуя себя в материальном плане, становились свободнее и духовно.

 

Король Витторе это поощрял, что приводило к распространению гедонистического, фестивального образа жизни и связанных с этим отраслей роскошных ремёсел и светской развлекательной культуры, о чём уже было сказано ранее.

 

Когда коннетабль Сицилии, неаполитанский граф Паскуале, указал королю, что складываются удачные обстоятельства для завоевания восточной части южной Италии - герцогств Беневенто и Апулии, король Витторе рассказал ему, что император Диоклетиан был самым счастливым в то время, когда занимался огородом, доживая дни в Далмации.

 

В другом случае, когда его убеждали начать войну за Сардинию, снова ставшую независимым архонатом, Витторе сказал, что чума (имея в виду недавнюю «Чёрную смерть») справляется с истреблением людей не хуже, чем королевские войны.

 

Уделом Витторе были дом и семья, чему способствовал его на редкость счастливый брак - ведь его супругой стала лучшая подруга, которую он знал с детства. Имея в виду то, как обычно заключались браки других королей, Витторе говорил, что уже в этом оказался счастливее других людей своего ранга.

 

Единственными недовольными правлением такого короля оказались лишь некоторые католические священники, которые стали сетовать, что сицилийцы, салернийцы, капуанцы и неаполитанцы начали слишком ценить «земную радость», забывая о подготовке к «царству небесному». Среди таких появлялись даже своеобразные экстремисты - босоногие, одетые в старые и драные монашеские рясы проповедники, которые напоминали о геенне огненной, ждущей всех, кто предпочитает ублажать свою грешную плоть. Они специально громко пели псалмы под окнами тех, кто праздновал что-то светское, опрокидывали статуи античного стиля, которому начали подражать скульпторы, обливали помоями картины, изображавшие счастливую светскую жизнь, разгоняли, щёлкая бичами, карнавальные шествия, утверждая, что тем самым подражают Иисусу, выгнавшему менял из Храма.

 

Один священник, читая проповедь, уподобил короля Витторе Адаму, который, покусившись за запретный плод, обрёк человеческий род вечно страдать, искупая вину перед Богом.

 

Но таких недовольных было немного, хотя они и становились довольно заметны благодаря своим скандальным акциям. В то же время верхушка церкви сама жила настолько роскошно, что становилась союзником и даже адвокатом такого образа жизни.

 

Архиепископ Сицилийский как-то сказал, что Бог осуждает богатство лишь тогда, когда оно мешает человеку войти в царство небесное и становится единственным смыслом жизни. А епископ Неаполя утверждал, что ничем не владеет, всё его роскошное имущество принадлежит Церкви и после его смерти достанется ей, ведь у него как священника нет наследников.

 

Наряду с экономическим процветанием, культурным благополучием и ростом личного богатства, Сицилийское королевство пожинало и плоды расцвета светской науки. Если раньше центрами науки в Италии были Болонья и Милан, то в правление Витторе прославился монастырь Кассино, где ещё во времена короля Антонио на основе огромного собрания рукописей и старой, заслуженной медицинской школы был основан университет. Кроме медицины, теологии и права, традиционных для высшей школы, там разрабатывали и точные науки - алгебру, геометрию, физику - в рамках основанного на средства короля Витторе факультета «Естественной философии». Преподаватели в этом университете содержались на королевские средства, сверх того университету были приписаны доходы с нескольких деревень.

 

Также действовали королевские стипендии для способных учеников. В совете университета состоял королевский представитель, обязанностью которого было путешествовать по Италии, находить талантливых молодых людей и предлагать им обучение в Кассино за королевский счёт.

 

В начале 80-х годов Кассино обзавелось своей обсерваторией и начало готовить астрономов.

 

Благодаря всему этому в Сицилийском королевстве на высоком уровне развивались ремёсла, требующие специальных научных  знаний - архитектура, инженерное дело, медицина, кораблестроение, литьё артиллерийских орудий, производство пороха, изготовление часовых механизмов, производство линз разного размера - для телескопов и первых очков.

 

Королевский двор пользовался благами ремесленного прогресса и король Витторе принял на содержание нескольких мастеров, которые изготавливали разные изделия для придворных - мебель, бытовую утварь, украшения, одежду, книги - всё под заказ, из драгоценных материалов - золота, серебра, чёрного и красного дерева, хрусталя, мрамора и шёлка.

 

Поскольку корона Сицилии ещё в 1170 году была подарена графом Тетбальдом Наддором герцогу Апулии, король Витторе приказал изготовить для себя новую корону - не вычурный золотой головной убор со множеством драгоценных камней, как у других европейских монархов, но элегантный серебряный венец, украшенный филигранью. Это была работа придворного мастера Амадея.

 

Другая придворная мастерица - Стефания, славилась изготовлением украшений для одежды - брошей, поясов, подвесок, цепочек, булавок.

 

Грек Варда Сканраннос был непревзойдённым специалистом по изготовлению элитных доспехов и создал для короля лёгкую и гибкую броню, которая носилась словно придворное одеяние, была украшена узорами из латуни, но обеспечивала надёжную защиту.

 

За несколько лет королевские придворные мастерские так расширились, что стали принимать заказы не только придворных, но остальной элиты королевства, даже богатых простолюдинов, а ещё позже стали создавать изделия для иностранных заказчиков.

 

Как уже было сказано, король Витторе избегал войн, но активной внешней политикой занимался и она втянула его, пусть и отдалённо, в несколько военных конфликтов.

 

Так, король Сицилии сосватал свою старшую дочь, Аврору-Амалию, за короля Франции Геральда Креси-Нойона и поддержал его, как зятя и союзника, в борьбе с герцогом Бургундии и герцогиней Савойи. Ни один сицилийский солдат не отправился для участия в боевых действиях, но французский король получил огромные денежные субсидии от сицилийской казны.

 

Младшая дочь короля, принцесса Мария, стала невестой Маджульфа де Меллета, внука короля Лийума (Леона) Салмуна Меллета - и ему сицилийская казна помогала в войнах за Барселону и против андалусийского маликата.

 

Принцесса Флора стала невестой принца Прокопия, сына и наследника королевы Италии Евдоксии Фоки, которая приходилась племянницей королю Витторе.

 

А своего сына и наследника принца Лодовико король Витторе помолвил с новорождённой сербской принцессой Дежаной Унрочигер-Пула, думая таким образом объединить королевства, лежащие на разных берегах Адриатического моря.

 

Несмотря на неагрессивную внешнюю политику, границы королевства Сицилия при короле Витторе расширились - в 1375 году Ида, регент графа Мальты Мариану Патерно, признала своего подопечного вассалом короля Сицилии.

 

Мальта вышла из-под сюзеренитета Сицилии в 1297 году, когда её законно унаследовал дальний родственник семьи Дефушен, бывший подданым короля Шотландии. С тех пор Мальта побывала в составе Шотландии, потом - герцогства Манн, а с 1348 года была независимым графством, пожалованным местному роду ди Саленту, от которого в 1352 году перешло роду Патерно.

 

Мальта жила относительно благополучно, только часто страдала от набегов африканских пиратов. Эмираты Северной Африки также время от времени пытались захватить остров, хотя этому мешали сильные укрепления.

 

Регент Ида, водва покойного графа Кустантину, посчитала, что судьба Мальты под сюзерентитеом короля Сицилии будет более безопасной. Помогло, разумеется, и то, что король Витторе покрыл личные долги Иды. После недолгих переговоров она приняла покровительство короля Сицилии и преклонила колено.

 

 

Король Витторе и его канцлер Андреа Миглиорати с регентшей Мальты Идой и её канцлером Зосиму Энна

 

В январе 1381 года вторая дочь короля Витторе, принцесса Флора, отправилась в Милан, где сыграла свадьбу с королём Италии Прокопием III Фокой, закрепив союз с монархом, который распоряжался сорокатысячной армией - одной из сильнейших в Европе.

 

16 апреля 1381 года королевство праздновало совершеннолетие наследника принца Людовика (Лодовико). Благодаря прекрасному воспитанию и образованию принц показал себя как прекрасный специалист - философ, причём, в том смысле, когда под философией понималась и наука. Он хорошо разбирался в истории и теологии, прекрасно обосновывал, ссылаясь на Фому Аквинского, почему Господь поощряет не только веру, но и знание, активное изучение окружающего мира, его законов, природы и географии. Лодовико умел чертить карты, знал математику, геометрию, латынь и выучил довольно сложный и почти уже мёртвый язык северян, которым пользовались основатели дома Наддор ещё на Фарерах.

 

Этот язык всё ещё формально был придворным языком королевства Сицилия, хотя его почти никто не использовал и никто не знал. Лишь некоторые придворные титулы и указы короля при дворе объявляли и зачитывали на этом языке. На этом же языке объявляли начало и окончание королевских приёмов. Принц Лодовико не только выучил его почти на уровне свободного владения, но и начал использовать при формальных придворных процедурах, даже исправил некоторые устоявшиеся ошибки в старых церемониальных выражениях. Благодаря принцу Лодовико и его отец, король Витторе, сам заговорил на языке своих древних предков.

 

Позднее принц Лодовико был назначен королевским воспитателем, и все придворные дети обучались у него азам всех известных наук.

 

В июле 1381 года Папа Адриан II объявил о новом крестовом походе. На этот раз папская курия объявила всему католическому миру, что поскольку Иерусалим освобождён (в это время христианское Палестинское королевство не только обеспечило свои границы, но и захватило новые земли на Синае и в Аравии), теперь необходимо освободить Константинополь - город первого христианского императора. 

 

Константинополь перестал быть столицей империи в 1048 году. С тех пор на месте Византии существовало много государств, соперничавших за имперское наследие. Это были различные греческие деспотаты, анатолийские султанаты или королевства балканских славян, страдавшие от войн и внутренней нестабильности - крестьянских восстаний и разрушительных движений богумилов. В 1381 году Константинополь принадлежал деспотату Эллада, столицей которого были Афины. Древняя имперская столица принадлежала герцогству Фракия и давно пришла в упадок.

 

Король Витторе, не желавший воевать, остался равнодушен к идее похода на Константинополь, которая некогда так увлекала короля Иакова и его наследника Константина. Он на словах одобрил идею Папы, но дал понять, что готов только финансировать организацию новой священной войны и выделил на это половину королевской казны. Также никто не мешал присоединяться к походу сицилийским добровольцам. Но собственных военных королевство не отправляло.

 

Позднее этот проект привёл к продолжительной и бесплодной войне на Балканах и окончился ничем после смерти папы Адриана II в 1383 году.

 

 

Сицилийское королевство становится Неаполитанским

 

Экономическая политика короля Витторе в 70-х и 80-х годах не сильно отличалась от политики королей Мартина и Антонио, но отличие её было ключевым. Если король Мартин и Антонио лишь поощряли развитие сельского хозяйства, морской торговли и городских ремёсел, не часто вкладываясь в строительство конкретных проектов, накапливая средства и больше тратя на вооружённые силы, то король Витторе начал активно тратить сицилийскую казну на поддержку конкретных хозяйственных проектов по всему королевству. Деньги, поступавшие от налогов и хозяйства королевских земель, королевских мастерских, не залёживались в казне, а шли на расширение портов, на новые верфи, на распашку новых полей и заведение новых промыслов - рыболовных, медовых, сыроварных, мыловарных, лесозаготовительных и тому подобное. Такое активное субсидирование способствовало увеличению и обогащению бюргерства, зажиточного крестьянства, которые, постоянно занимаясь разными предприятиями, приобретали всё большее значение и всё большее влияние. Даже большинство рыцарей в Сицилийском королевстве превращалось в хозяйственников, озабоченных мерами для роста урожайности, приплода скота, ценами на городских рынках и стоимостью фрахта кораблей.

 

Сицилийское духовенство тоже не стояло в стороне и сицилийские монастыри к 90-м годам XIV века стали важными хозяйственными центрами, ориентированными на продажу своих товаров - овощей и фруктов со своих садов, вина, мёда, яиц, воска.

 

 

Король Витторе, сам по себе человек открытых взглядов, с широким кругозором и прекрасно образованный, не был высокомерен и не чуждался общения с «чёрными людьми». В Сицилийском королевстве стали сглаживаться социальные границы средневекового общества.

 

Выходцы из сицилийских городов и раньше служили королевскими чиновниками и попадали даже на высшие должности. Канцлерами и казначеями почти всегда становились выходцы из бюргерства, и король Витторе слушал их советы и награждал их титулами, возведением в ряды аристократии. Это тоже размывало старые социальные границы.

 

Кроме того, в Италии давно существовало городское самоуправление и почти ни у кого не было понимания идеи абсолютной власти. Даже король был в глазах италийцев не абсолютным хозяином собственного поместья, а скорее исполнителем воли подданных, человеком, который должен работать ради Res publica - общего блага и которому можно сопротивляться, если он этого не делает.

 

 

Наконец, в пределах Сицлийского королевства процветало книгопечатание - в том числе благодаря инвестициям короля Витторе, за время правления которого число типографий в городах выросло кратно. Это способствовало распространению идей, в том числе таких «опасных», как учение Марсилия Падуанского (1280 – 1343), который впервые сформулировал концепцию разделения властей и народовластия. Большим поклонником его учения был принц Лодовико, который смог убедить и короля Витторе.

 

В результате всех этих процессов 8 октября 1391 года король Витторе учредил Сицилийский парламент, куда бюргеры, рыцари и духовенство могли направлять своих представителей. Этот парламент получил от короля право обсуждать положение дел в королевстве и предлагать королю меры по улучшению в виде новых законов или указов.

 

Учреждение Сицилийского парламента

 

При этом король пользовался абсолютным правом вето и мог распустить парламент когда угодно, а те указы или законы, которые принимал сам король, обсуждению не подлежали и приводились в жизнь без санкции парламента.

 

Кроме того, сицилийское крестьянство, даже его богатый слой, не получило права выбирать и направлять в парламент своих депутатов.

 

В Салерно для парламента не нашлось подходящего места, поэтому его решено было собирать в Неаполе, где уже было древнее здание совета Неаполитанской республики.

 

Одновременно и столица королевства была перенесена в Неаполь, а само королевство, по решению короля Витторе, стало отныне называться Неаполитанским королевством.

 

На первом заседании нового парламента герольды представили герб нового королевства, который, впрочем, не понравился королю Витторе. Он приказал изменить герб, чтобы он сочетал старую символику дома Наддор и Сицилийского королевства. Так появился новый и окончательный герб Неаполитанского королевства - разделённое красно-белое поле, в котором ладья викингов символизировала пришествие предков дома Наддор на берега Средиземноморья, золотая корона - принятие ими королевского титула, крест в белом поле - принятие христианства и чёрный двуглавый орёл - Сицилийское королевство - государство-предшественник.

 

Старый герб королевства Сицилия

 

Первый герб Неаполитанского королевства

 

Окончательный герб Неаполитанского королевства

 

 

За создание парламента король Витторе получил от хронистов прозвище «Законодатель» - и под этим именем вошёл в историю.

 

Неаполитанское королевство процветало и даже эпидемия оспы (которую снова прозвали именем короля - «Оспа короля Витторе») в 1395 – 1397 годах не слишком ограничила его экономический и демографический бум. Впрочем, во время распространения этой болезни умерло несколько придворных, в том числе королевский казначей и, к горю короля Витторе, его жена, королева Элеонора Клавелли.

 

Король признавался, что не верил, будто его сердце способно продолжать биться при той боли, которую он ощутил. Он стал более молчалив и не предавался тем удовольствиям, которые увлекали его раньше - шумным торжественным собраниям, пирам, концертам. Он чаще уединялся для чтения и собственных литературных упражнений, плоды которых, впрочем, никому никогда не показывал.

 

После этой эпидемии король Витторе больше и чаще вкладывал деньги в развитие медицины - учреждал королевские пенсии для врачей и студентов-медиков, строил и расширял больницы, приглашал способных врачей из других стран.

 

Также король больше внимания стал уделять духовным делам, поскольку, кроме смерти супруги, ему самому уже перевалило за пятьдесят, и он считал, что пора позаботится о душе и загробной жизни.

 

К заботе о делах, связанных с религией, был и внешнеполитический повод - в соседнем герцогстве Беневенто с 1386 года правила православная сербская династия, которая поощряла распространение своей веры в землях с католическим населением. У католиков отнимали храмы, им запрещали преподавать в школах, активно действовали православные проповедники. Король Витторе принимал католических беженцев и это вызывало протесты герцогов Беневенто, за которых вступался сербский великий жупан, что осложняло до сих пор дружественные отношения двух государств.

 

В 1401 году при дворе случился небольшой скандал, когда сын короля принц Лодовико поссорился со своей более консервативной супругой, сохранявшей православную веру. Понимая, что церковь развода не даст, он покинул Неаполь и уехал в Испанию, в королевство Лийум (Леон) - ко двору своей сестры королевы Марии, жены короля Майлуфа Меллета. Принцесса Дежана, супруга наследника, также покинула Неаполь и уехала в Сполетто.

 

Эта личная драма тоже способствовала охлаждению отношений между Сербским королевством и Неаполем.

 

Тем не менее, Неаполитанское королевство оставалось в мире, хотя вокруг стали чаще вспыхивать войны. С 70-х годов дважды вспыхивали войны между Генуэзским королевством (которое заняло почти всю северо-западную и часть центральной Италии), Итальянским и Сербским королевством, а также республикой Анкона.

 

Дважды африканские мусульмане из эмирата Идрисидов (территория Марокко) и султаната Габес (Алжир, Тунис, Ливия) объявляли джихады против Сардинии и Корсики, Гэнуэзского королевства.

 

А в 1400-м году королевство Лийум было атаковано Андалусийским маликатом и призвало на помощь Неаполь. Король Витторе согласился поддержать своего союзника, но снова отправлял только деньги, не желая терять своих подданных на войне. По этой причине его стали упрекать представители церкви и рыцарства, но здесь король Витторе проявил твёрдость, заявляя, что поднимает оружие только если Неаполь подвергнется непосредственному нападению.

 

После 1402 года король Витторе чаще уделял внимание домашним делам - лично воспитывал младшую дочь Юлиану, гулял в садах, совершал прогулки по окрестностям. В государственных делах его чаще замещал второй сын принц Григорио. Когда король совершил паломничество в Рим в 1404 году, Григорио ненадолго принял управление королевством в качестве регента.

 

Из паломничества в Рим король привёз подарки Папы Иоанна IX - гвоздь от креста, на котором был распят Спаситель и лодыжку святого Георга. Как величайшие святыни эти артефакты были выставлены в королевской приёмной зале. Многие гордились тем, что Неаполь стал обладателем таких святынь и воспринимали это, сугубо личное путешествие, как ещё одну дипломатическую победу короля.

 

В 1405 году король Витторе проигнорировал восстание в Россано и Козенце, где правил сын и наследник покойной графини Ипполиты Раймундо Клавелли. Не любя Ипполиту, Витторе не испытывал приязни и к её потомкам, кроме того, граф Раймундо продолжал пользоваться почти полной независимостью, которой владела Ипполита.

 

В июне 1405 года королю Витторе пришлось пережить весть о смерти своей дочери, королевы Франции Авроры-Амалии. Эта весть добила его, ведь он был уверен, что не переживёт своих детей. Совершенно убитый горем, он оставил все государственные дела, запретил себя тревожить и поселился на берегу моря, намереваясь встретить гроб своей дочери и лично сопровождать его, чтобы поместить в королевской усыпальнице.

 

Но королю не пришлось увидеть гроб своей дочери - во время ожидания он сам скончался, сидя в кресле и глядя на море. Это произошло на закате 9 августа 1405 года.

 

Король Витторе Наддор, пожалуй, был самым выдающимся человеком за всю историю династии. Он заслужил свою славу не завоеваниями, а мудрым государственным строительством, которое обеспечило будущее Неаполитанского королевства - делом гораздо более прочным, чем любая военная победа сама по себе. Формально проведя за время правления семь войн, он ни в одной из них не участвовал по-настоящему, не проливал крови и, как сам говорил: «Не сделал вдовой ни одну женщину». Траур по королю Витторе разеделяли все - простолюдины, рыцарство, духовенство, соседние правители, народ в Италии, во Франции, в Испании, где подданные дочерей короля Витторе также склоняли головы, поминая его смерть.

 

Как писал один из сицилийских хронистов: «До сих пор никакое италийское, а может быть и европейское королевство не знало такого процветания, такой свободы и такого продолжительного мира, как во времена покойного короля».

Изменено 17.12.2024, 07:30:16 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Король Лодовико и Неаполитанское королевство в последние годы Средневековья

 

Принц Лодовико (Людовик) был человеком своего времени - то есть, эпохи Возрождения - прекрасно образованным знатоком истории, философии, географии, математики, ценителем искусств и коллекционером древностей. Он всегда был восприимчив ко всякому новому знанию, даже если оно стояло на грани ереси. Он преклонялся перед античной культурой. Следуя учению Марсилия Падуанского он стремился так реформировать государство, чтобы оно окончательно ушло от средневекового военно-феодального порядка, основанного на фундаменте борьбы с внутренними (еретеки) и внешними (ислам, язычество) врагами христианства и превратилось в светскую сословно-представительскую монархию. Никто, разумеется, ещё не формулировал цели настолько чётко, но именно в таком направлении развивалось королевство при Витторе и продолжило развиваться при Лодовико.

 

Король Витторе и принц Лодовико

 

Такое развитие было и в духе личности самого Лодовико - в большей мере учёного, преподавателя и воспитателя, чем короля.

 

С такими взглядами Лодовико сильно не повезло оказаться замужем за сербской принцессой Дежаной, женщиной православной и более консервативной. Она была равнодушна к наукам и искусствам, считала философию ведущей лишь к «смущению умов», а теологию - уделом священников, но никак не мирян, свободное время проводила за шитьём, чтением молитв, Библии и житий святых. Мужа она считала едва ли не еретиком, а неаполитанских католиков - раскольниками. Она ставила в пример своих соотечественников-сербов и говорила, что любопытство итальянцев к римской языческой культуре и греческой учёности доведёт их до «преступного обожения человека» и погубит их души.  

 

Разумеется, при таких разногласиях между супругами не было мира. Брак, выгодный политически (дети Дежаны могли унаследовать Сербское королевство, владевшее землями и в Италии), оказался бедствием. После непродолжительных попыток ужиться, супруги стали ссориться, это происходило всё чаще, а в 1401 году они окончательно разругались, да так, что не могли оставаться в одной стране - Дежана уехала в Сполето, а принц Лодовико - в Испанию, в королевство Лийум, где его сестра была королевой.

 

Этот раскол длился не долго и закончился со смертью короля Витторе. Принц Лодовико и его супруга вернулись в Неаполь и были коронованы, хотя и встречались почти всегда только на официальных церемониях. Отношения между ними оставались прохладными. 

 

Королева Дежана и король Лодовико с дочерьми - принцессами Аусилией и Мартиной

  

Король Лодовико смотрел на короля как на мастера-часовщика, который применяет свою власть только если что-то идёт не так, а в остальное время стоит в стороне, пока государственный механизм исправно работает. Повседневное управление должно было остаться на ключевых государственных советниках и регулярно созываемом парламенте. А Лодовико тем временем собирался заниматься любимыми делами - чтением, исследованиями, общением с учёными мужами. 

 

Вступая на престол, король Лодовико объявил на торжественном собрании парламента, что верит в мудрость своих подданных и собирается доверить им судьбу своего королевства, призывая их вместе идти на пути к общему благу.

 

При этом, желая сохранять и развивать представительские органы власти, Лодовико видел опасных противников в феодальных лордах, которые оставались ещё в королевстве. По мысли Лодовико (подкреплённой историей злоупотреблений регентши графини Ипполиты), в королевстве не должно было оставаться никаких крупных феодальных лордов, распоряжающихся своими войсками и землями. Даже те ограничения, которыми они были скованы в условиях абсолютной власти короны, казались ему недостаточными и он желал совершенно лишить феодальную знать основы их могущества - крупных земельных владений, низведя до служилого сословия. В глазах Лодовико знатные люди должны были служить государству, обеспечивая себя только такой службой в качестве офицеров или чиновников, сохраняя от старых времён только гербы, историю и почётные титулы. Феодальных герцогов и графов должны были заменить королевские губернаторы провинций, назначаемые и смещаемые по воле короля.

 

Получив королевскую власть, Лодовико дал понять крупным феодальным лордам, что одного положения - родовитости, владений, старых привелегий, недостаточно, чтобы занять место при дворе и в правительстве. Как и король Витторе, Лодовико предпочитал составлять свой совет из придворных безземельных дворян, служивших королю за постоянное жалование, а также из незнатных чиновников-бюрократов.

 

Разумеется, эти планы короля расходились с ожиданиями крупнейших феодалов королевства.

 

Такие феодалы как герцог Капуи Атанасиу Миссина и граф Раймонд Клавелли, правитель Россано, Козенцы и Кастроджованни, рассчитывали на придворные должности и когда король твёрдо дал понять, что они ничего не получат, а в будущем даже лишатся своих старых привелегий и наследственных владений, они составили заговор, к которому примкнул и граф Камарды Гумберт Сальм.

 

Все эти люди проявляли недовольство уже в последние годы правления короля Витторе, но открыто выступать против него боялись. Королю же Лодовико пришлось почти сразу столкнуться с дворянской фрондой.

 

Фрондёры - граф Раймонд Клавелли, герцог Анастасиу ди Миссина и граф Гумберт Сальм

 

Сказалось и то, что Лодовико был совсем неопытен как политик - он считал, что время феодальных лордов прошло, что герцоги и графы - пережиток, а власть короля уже такова, что против неё невозможно успешное восстание. Кроме того, он верил, что дарование парламента сделало большинство знати, бюргерства и духовенства крепкими сторонниками королевской власти, которые не только не примкнут к мятежу, но всегда поддержат короля.

 

Отчасти положение короля было действительно прочным, поскольку в его распоряжении была сильная постоянная армия, но и феодальные лорды (прежде всего герцог Капуи и граф Россано) также распоряжались сильными феодальными ополчениями, владели большими денежными средствами, а Италия была богата профессиональными наёмными воинами, которые готовы были предложить свои услуги кому угодно.

 

Такие люди как граф Клавелли или герцог ди Миссина были не похожи на представителей старых феодальных фамилий, которых к началу XV века почти не осталось в Южной Италии. Это было уже «новое дворянство» - знать, которая не была чужда торговых и финансовых дел. Они считали себя законными лидерами нового общества и им было мало просто возможности участвовать в работе королевского  парламента, даже если им там были гарантированы почётные места. Зная свои возможности, они понимали, что вполне могут оказаться силой равной королю.

 

Во многом Лодовико был под влиянием впечатления от беспрекословного авторитета своего отца и считал, будто и против него никто не посмеет выступить, а отцовский авторитет достанется ему словно по наследству.

 

Наконец, новому королю было просто лень вникать в детали внутренней политики, которую он всецело доверил своему канцлеру барону Потенцы Оберто Оцри. Последний же, имея такой высокий пост, вызывал зависть у феодалов, владевших более высокими титулами и несравненно большими территориями. 

 

Как высшее лицо в государстве, после короля, барон Оберто был исполнителен, усерден, но лишён таланта политика. При короле Витторе, когда положение королевства было благополучно и мирно, он хорошо справлялся с повседневными обязанностями, но во времена феодальной фронды, когда требовались дальновидность и осторожность, он оказался слишком доверчив и не имел плана действий на случай восстания, в возможность которого не верил, как и сам король.

 

Кроме того, барон Оберто считал, что сам заслужил свою должность, поскольку был не амбициозен и верен королю, а феодальным лордам иногда указывал на их чрезмерное властолюбие, которое и вызывало недовольство монарха. В глубине души барон радовался, что люди более высоких титулов и большего богатства оказались ниже его на политической лестнице королевства. В свою очередь другие феодалы считали его высокое положение несправедливым, незаслуженным и чем дольше он занимал свой пост, тем сильнее его ненавидели. В их глазах он был предателем, перебежчиком, который за королевскую милость готов помочь лишить их законных владений и прав. 

 

Самого короля Лодовико феодалы считали скучным книжником, которому следовало бы возглавлять университетский факультет, а не править государством.

 

Меньше года потребовалось, чтобы пропасть, разделявшая короля и его знатнешийх подданных, стала непреодолимой.

 

Открытое восстание началось 8 января 1406 года, после того как король Лодовико отверг коллективный ультиматум с требованием ограничений королевской власти, гарантий владений, прав и статуса крупнейших феодалов - герцога Капуи, графа Камарды, графа Россано, Козенцы и Кастроджованни. Все три крупнейших  феодала жаловались, что новый король не уважает их прав, что намерен их отобрать и они, оберегая свои владения, вынуждены защищать себя.    

 

В короткое время ещё вчера процветавшая страна оказалась наводнена тысячами воинов, которые сражались, а заодно грабили, жгли и разоряли селения, поместья, склады, монастыри. За несколько месяцев были разграблены или даже разрушены почти все винодельни, пивоварни, маслодавильни, пасеки, мельницы, лесные хозяйства от Неаполя до Реджо - всё, чем была богата сельская местность итальянского юга. Внутренняя торговля прекратилась, большие города наполнились беженцами, что увеличивало риск голода и эпидемий.

 

Королевские войска начали осаду Капуи, но вынуждены были отойти, когда на них стали наступать превосходящие силы объединённой армии мятежников, собранной на юге.

 

8 июля 1406 года состоялась битва при Поликастро, когда 16-тысячная королевская армия во главе с военачальником Джулиани Пуггжа, оказалась разбита объединёнными силами Капуи, Россано и Камарды. Решающую роль в победе сыграл военчальник графа Камарды сицилийский рыцарь Япику, который проявил себя как гениальный полководец. Именно благодаря его советам войска мятежников несколькими манёврами обманули королевского командующего и смогли сосредоточить превосходящие силы.

 

Король Лодовико вынужден был прибегунть к сбору наёмников, потратив на это огромные средства. Численность войск под командованием королевских полоковдцев дошла до двадцати пяти тысяч человек. Благодаря этим силам удалось снять осаду с Неаполя.

 

Около года королевские и мятежные войска маневрировали, сражаясь только в незначительных стычках.

 

В битве при Кефалу 12 февраля 1408 года 20-тысячная королевская армия встретилась с 18-тысячным войском мятежников. Силы обеих сторон состояли в основном из наёмников. На этот раз королевские войска одержали победу благодаря командованию Захира Хейшарида, предводителя арабского наёмного отряда.

 

Несмотря на победу, обе стороны посчитали битву бедствием, потому что в ней погибло около 10 тысяч человек с обеих сторон. Сражение само по себе ослабило Неаполитанское королевство.

 

Этим воспользовалась герцогиня Беневенто Дубравка Музака, которая была вассалом генуэзского короля. Она выдвинула претензии на сюзеренитет над Капуей и лживо заявляла, что делает это, желая помочь королю Неаполя в борьбе с мятежниками. Хотя герцог Капуи был врагом короля, потеря целого герцогства и одного из богатейших городов королевства, разумеется, не могла нравится королю Лодовико. В мае 1408 года пятнадцатитысячное войско герцогини Дубравки вторглась в Капуанское герцогство и вынудило отступить от Капуи осаждавшую её часть королевской армии.

 

Захватив Капую, беневентцы пошли на Неаполь, который оказался беззащитен, потому что в это время главные силы короля потерпели поражение при Салерно, потеряв семь тысяч человек убитыми, раненными и пленными. Там же погибла большая часть королевской артиллерии. 

 

Перегруппировавшись, пополнив силы и отдохнув, королевские войска попытались снять осаду Неаполя, но беневентский военчальник Бертольдо смог разбить шестнадцатитысячную королевскую армию и продолжил осаду.

 

Тем временем войска мятежных феодалов успешно осаждали верные королю крепости - Реджо, Сиракузы, Салерно.

 

Когда в Неаполе осталось продовольствия не более чем на 20 дней, а в городе началась вспышка болезни, король Лодовико приказал начать переговоры с беневентцами и согласился уступить власть над Капуей, не видя для себя возможности сражаться против двух сильных противников.

 

1 сентября 1408 года между Неаполитанским королевством и герцогством Беневенто был заключён мирный договор, по которому Капуя, Гаэта и Кассино переходили под власть герцогини Дубравки и оказывались в составе Генуэзского королевства.

 

Герцог Капуи Анастасиу ди Миссина готов был даже присягнуть королю Генуи, но герцогиня Дубравка просто не пустила его назад в свои владения. Потеряв в одночасье всё самый знатный неаполитанский феодал превратился в безземельного скитальца. 

 

Война в Неаполитанском королевстве продолжалась и королевские войска терпели поражение за поражением. В октябре мятежники захватили Потенцу и взяли там в плен семью королевского канцлера барона Оберто.  

 

В декабре 1408 года началась осада Неаполя уже войсками мятежников. Королевская армия, получив отдых и пополнения под Маратейей, смогла в январе 1409 года заставить силы фрондёров отступить от столицы. Преследуя повстанцев, королевские силы смогли через несколько дней навязать им бой на равнине западнее Неаполя, но там снова сказалось воинское мастерство полководца Япику. Хотя королевская армия насчитывала 12 тысяч человек, а под началом Япику было чуть меньше 10 тысяч, он сумел мастерскими манёврами и умелой обороной свести на нет численное превосходство противника. Королевский командующий Джулиани Пуггжа был ранен, а командиры нескольких крупных наёмных отрядов попали в плен. 

 

В это время на Сицилии вспыхнула эпидемия оспы, которая быстро перекинулась на юг Италии. Королевскую армию, которая отступила до Катанзаро, эта болезнь тоже поразила.

 

Тем временем маршал Япику возобновил осаду Неаполя и, располагая 130 осадными пушками, смог взять город 25 апреля 1409 года.

 

Королевская семья находилась вдали от города, укрытая в монастыре Аверсы, но положение короля стало безнадёжным. В мае начали истекать контракты части наёмных сил, которые покинули королевскую армию.

 

11 мая 1409 года король Лодовико вынужден был пойти на уступки графу Раймонду Клавелли, который представлял на переговорах интересы повстанцев. Король выдал мятежникам хартию, в которой обязался советоваться с крупнейшими феодальными лордами и не принимать важных решений без их согласия. Та же хартия обещала всем подданным, что никто не может быть подвергнут наказанию без представления доказательств виновности на суде. При этом подразумевалось, что именно мятежные феодалы будут защищены от судебного преследования. Наконец, король гарантировал, что граф Раймонд и граф Гумберт получат важнейшие должности в королевстве.

 

Также король обязывался распустить войска и не набирать в армию наёмников.

 

Граф Раймонд стал главным королевским военачальником, а граф Гумберт Сальм - канцлером королевства.

 

Бывший канцлер, барон Оберто, был лишён власти и должен был навсегда оставаться в своём владении в Потенце, король вынужден был обещать, что больше никогда не вернёт его ко двору.

 

Также король официально даровал прощение графу Раймонду и графу Гумберту, а они взамен снова признали себя королевскими вассалами.

 

Хотя граф Гумберт формально получил высший титул в государстве, поскольку канцлер считался вторым человеком после короля, владел государственной печатью и возглавлял парламент, его реальное влияние было невелико. Гумберт ещё до войны соблазнился плотскими удовольствиями и стал известным завсегдатаем элитных борделей, нисколько не смущаясь этой сомнительной славой.

 

Поэтому главную роль стал играть граф Раймонд. Это был хитрый, подозрительный, осторожный и безжалостный человек. Под стать своей матери Ипполите он любил изуверские пытки и, как говорили, «владел палаческим ремеслом. В его собственных владениях установилась атмосфера страха и шпиономании. Он был от рождения косолап и за это, вкупе со зловещей репутацией, его прозвали «Страшный хромец».

 

Как политик он рассуждал и действовал в маккеавеллианском духе и в этом смысле тоже был человеком эпохи Возрождения, но по-своему. Когда он был вассалом - ему было всё равно, с кем воевать, лишь бы сохранить и расширить свою власть. Когда он стал королевским «серым кардиналом», он стал то же самое делать уже в интересах всего королевства.

 

При этом королю Лодовико он бестактно говорил что делать, хотя и соблюдал внешние формы почтительности.

 

Он предпочитал озвучить проблему, выслушать все мнения, после чего говорил своё решение и оно становилось заключительным. Если у кого-то возникали возражения, даже у короля, он снова выслушивал, уже демонстрируя нетерпение, после чего говорил: «Но сделаем как сказал я».

 

Из-за этого его особенно не выносила королева Дежана, которая, видя бессилие короля совладать с таким вассалом, который фактически стал «королём при короле», покинула двор, а в ноябре 1411 года и вовсе уехала домой в Сербию.

 

Сам же король стоически принял превосходство графа Раймонда и предался роскошному образу жизни, отдавая должное изысканной еде и редким винам. Обжорой король Лодовико не был, но из-за особенностей питания вскоре заработал себе подагру, которая в древности и средневековье считалась неизбежным спутником роскошного образа жизни.

 

Также король продолжал следить за развитием наук и искусств, спонсировал учёных, назначал персональные пенсии профессорам и студентам, в том числе зарубежным, а также не жалел денег на пополнение собственной библиотеки, которую начал составлять ещё в юности.

 

Граф Раймонд стал подталкивать короля к более агрессивному расширению границ, хотя Лодовико изначально собирался придерживаться миролюбивой политики своего отца.

 

Король Лодовико не считал, что положение, сложившееся после 1409 года должно оставаться неизменным. Он искал возможности упрочить своё положение и улучшить репутацию. Он стал щедро выплачивать выкупы за всех, кто был захвачен в плен во время войны - как графу Раймонду, так и герцогине Беневенто, вызволяя даже незнатных людей. Это повышало его популярность.

 

В ноябре 1410 года он помолвил свою младшую дочь Мартину с принцем Сербии Николой, сыном короля Вильфредо II. Это обеспечило союз с могущественным сербским королевством.

 

Когда в январе 1411 года королева Дежана родила третью дочь, принцессу Марию, и не было уже надежды на рождение сына-наследника, король Лодовико завязал переговоры с королём Генуи Каролем, о помолвке своей старшей дочери принцессы Аусилии с населдным принцем Генуи Прендотой.

 

Лодовико планировал, выдав замуж Аусилию, сделать наследником королевства своего младшего брата Джорджио, который был более приземлённым и даже циничным, больше подходя на роль политика.

 

Но переговоры с Генуей провалились, когда в июле 1411 года Сербское королевство начало войну с генуэзским королём и король Лодовико, выполняя союзнические обязательства, тоже объявил войну Генуе.

 

Поэтому Аусилия осталась наследницей и была выдана за Рауля Кардаиллака, внука императора Священной Римской империи.

 

Королевская армия во главе с Рэйно де Паноусом взяла Беневенто (9 ноября 1412 года) и Капую (15 мая 1413 года), но это было сделано в пользу сербского короля. Король Лодовико всё ещё не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы самостоятельно бороться за возвращение территорий, которые формально могли принадлежать его королевству.

 

Также двадцатитысячная неаполитанская армия приняла участие в битве при Фодже, 6 июля 1413 года, когда было разбито 23-тысячное генуэзская войско. 

 

В ноябре 1415 года война закончилась полной победой сербского короля и Генуя была значительно ослаблена.

 

Граф Раймонд занялся военной реформой и настоял, чтобы Неаполь был готов к отвоеванию своих законных владений, которые принадлежали беневентской герцогине Дубравке. Он постоянно устраивал манёвры, смотры, заботился о внедрении новых образцов огнестрельного оружия, справедливо предвидя за ним будущее в военных конфликтах. При нём в неаполитанской армии появились, хотя и не получили массового распространения, первые ручные аркебузы - как называлось ещё не огнестрельное оружие, а новые арбалеты, которые стреляли не болтами, но свинцовыми пулями.

 

Граф Раймонд наметил новую войну на 1417 год, но 1 января этого года неожиданно для всех скончался во сне, без всяких болезней и малейшего недомогания.

 

Неожиданное исчезновение всесильного «серого кардинала» вернуло королю Лодовико полноту власти. Граф Раймонд был силён во многом благодаря тому, что владел тремя графствами, в том числе богатым природными ресурсами Кастроджованни на Сицилии. Он сам мог выставить восемь тысяч воинов, а его богатая казна позволяла нанять вдвое больше наёмников. После смерти графа Раймонда король изменил вассальный договор его наследника, графа Симуни Клавелли. Теперь обширный домен дома Клавелли должен был быть разделён по новому закону наследования, установленному по приказу короля во владениях графа Симуни.

 

Весной 1417 года в Амалфи началась эпидемия оспы, которая очень быстро распространилась по всему югу Италии, перекинулась на Сицилию и достигла Рима. Король ввёл карантин, изолировал столицу, но оспа проникла даже в королевский двор.

 

Эту опустошительную оспу назвали «Оспой короля Лодовико». Впрочем, эта эпидемия закончилась уже через год, а вот болезнь, которая поразила Италию в 1419 году оказалась намного сильнее и продолжалась дольше.

 

Это была «Оспа короля Кароля», названная так потому, что началась сразу после отказа генуэзского короля Кароля участвовать в крестовом походе, который Папа Иоанн IX объявил против Андалусийского халифата.

 

Эта болезнь так быстро распространялась и так быстро убивала, что её считали самой страшной эпидемией даже по сравнению со сравнительно недавней «Чёрной смертью». Она поражала богатых и бедных, несмотря на строгий карантин проникла ко двору, где от неё умерло несколько придворных, в том числе муж наследной принцессы Аусилии, Рауль Кардаиллак, принцесса Флора и принц Сильвестро, племянник короля. Из Италии эта оспа перекинулась в Испанию и южную Францию. Снова возникли апокалиптические культы по всему королевству и не только отдельные бродячие проповедники, но даже священники в некоторых церквях говорили, что эта эпидемия - предвестник Апокалипсиа.

 

Король Лодовико вынужден был не только тратить огромные средства на врачей и поддержание карантинных мер, но и спонсировать учёных теологов, которые разъезжали от Неаполя до Палермо, объясняя крестьянам и горожанам, что эта эпидемия вовсе не означает наступления «конца времён».

 

Эпидемия, впрочем, помогла крестоносцам быстрее завершить войну в Испании, поскольку она произвела большое опустошение в рядах андалусийских воинов. В результате Андалусийский халифат пал и на его месте было создано христианское королевство во главе с избранной Папой королевой Одой из брабантской герцогской династии Швельц. Под власть Оды попало всё от Балеарских островов до Гранады и даже часть северного Марокко. Это был самый грандиозный успех христианства со времён завоевания Палестины в 1312 году.

 

В начале 1422 года эпидемия оспы в пределах Неаполитанского королевства пошла на спад, но король Лодовико получил передышку лишь ненадолго.

 

Уже в декабре 1422 года король Италии Прокопий III Фока объявил войну королю Лодовико, выступив в поддержку прав на Неаполитанское королевство своего шестого сына, принца Анатолия. Матерью Анатолия была неаполитанская принцесса Флора, дочь короля Витторе и сестра короля Лодовико, поэтому формальные права на престол он действительно имел, но был далеко не первым в линии наследования.

 

Интересно что король Прокопий признавал это, но обосновывал своё вмешательство политическими неудачами короля Лодовико, который якобы теряет собственное наследство и может совсем лишиться того, что должно принадлежать потомкам дома Наддор, в том числе и принцессы Флоры, его покойной супруги.

 

Италийский король в документе об официальном объявлении войны, переданном в Неаполь, утверждал, что готов немедленно прекратить боевые действия и вообще настроен мирно, если король Лодовико по доброй воле уступит корону принцу Анатолию. И позднее король Прокопий утверждал, что лишь вынужден продолжать войну из-за «злонамеренного упрямства» Лодовико.

 

Неаполитанское королевство оказалось в ситуации, когда у него нет союзников. Недавно от оспы умерла принцесса Мартина, чья помолвка с сербским наследником обеспечивала союз с могущественной Сербией. А переговоры о помолвке младшей дочери короля Лодовико, принцессы Марии, с наследником престола Андалусии только шли.

 

В то же время королевство Италия могло выставить пятьдесят тысяч воинов, а сверх того его союзники могли предоставить ещё сорок тысяч.

 

Король Лодовико обвинил в этом дипломатическом провале канцлера графа Гумберта и сместил его, вернув на канцлерский пост всеми уже забытого барона Оберто из Потенцы.

 

Италийская армия, численностью около 55 тысяч воинов, высадилась в Камарде 27 февраля. Королевские войска собрались только 4 марта, при этом даже с призывом наёмников не удалось собрать больше 24 тысяч.

 

Положение казалось безнадёжным, но 20 марта пришло предложение о помолвке принцессы Аусилии Наддор с принцем Дюи, сыном короля Бретани Гуэдата III. Помолвка должна была обеспечить и военный союз. Бретаньский король мог выставить 50 тысяч воинов и, зная это, король Лодовико просто не мог отказать, хотя принц Дюи не был наследником престола. До сих пор король старался выдавать своих дочерей за таких женихов, которым обеспечено наследование власти, но в этот раз было не до таких принципов.  

  

Помолвка была заключена и 27 марта король Гуэдат по призыву короля Неаполя объявил войну королю Италии.

 

Тем временем шли боевые действия. Все силы короля Италии не могли разместиться в окрестностях Камарды, поэтому, пока неаполитанская армия оставалась у столицы, части италийского войска двинулись в разные стороны - к Стиглиано, Потенце и даже на Реджо. За последней армией и двинулись главные силы неаполитанцев во главе с Джилиану ди Пуггжа. Они смогли навязать италийцами битву при Козенце, 7 июля 1423 года. В этом бою двадцатитысячная королевская армия обладала подавляющим численным превосходством над тринадцатью тысячами италийцев, которых вёл Исидор Пекюлес - храбрый воин, но слабый полководец, в большей мере организатор и администратор, чем стратег.

 

Тем не менее, он оказал упорное сопротивление - неаполитанцы потеряли почти две тысячи человек убитыми и раненными, пока не прорвали оборону противника и не начали преследование, во время которого италийцы и понесли большинство потерь. Около шести тысяч италийцев пало или было взято в плен в этой битве, но тем временем король Прокопий взял Камарду (23 мая) и уже спешил в тыл армии неаполитанского короля.

 

В начале июля о присоединении к войне объявили союзники короля Италии - граф Монпелье и деспот Крита.

 

Королевская армия попыталась отступить в сторону Сквиллаче, но не успела. На марше её перехватили передовые отряды главных сил короля Прокопия. Джилиану ди Пуггжа повернул армию на север, чтобы занять удобные позиции на холмах под Козенцей.

 

Неаполитанцы сумели выбрать выгодную позицию, но от битвы уклониться уже не могли.

 

Второе сражение при Козенце состоялось 6 августа 1423 года. Италийская армия короля Прокопия насчитывала пятьдесят три тысячи воинов, в том числе 1000 элитных катафрактариев - лучшей кавалерии в европейских армиях своего времени, 4000 лёгкой конницы и 2000 тяжёлой бронированной пехоты. У Джилиану ди Пуггжа было двадцать три тысячи человек.

 

Решающую роль в битве сыграли манёвры италийской лёгкой конницы, которая постоянно угрожала атаками с тыла и вынуждала отвлекать силы для прикрытия. Контратака тяжёлой пехоты, которую возглавил сам Джилиану ди Пуггжа, была отражена контратакой катафрактариев, а решающее общее наступление италийской армии хоть и вылилось в упорную схватку, но уже не могло быть остановлено.

 

В сражении погибли граф Камарды Гумберт Сальм и граф Россано Симуни Клавелли. Последний был сброшен с коня, сломал руку и готовился сдаться в плен, надеясь на освобождение за выкуп. Но италийские пехотинцы, не слушая просьб добили его, когда он уже не мог защищаться.

 

Командиры подразделений неаполитанской армии, рыцари Штефан, Синибальдо и Константин попали в плен.

 

С италийской стороны отличился придворный рыцарь Калман Селко - именно он возглавлял атаку катафрактариев и от его руки пал граф Гумберт.  

 

Италийцы потеряли девять тысяч убитыми и раненными, а неаполитанская армия лишилась одинадцати тысяч убитыми, раненными и пленными.

 

После этого поражения неаполитанская армия отступила к Неаполю, а италийцы принялись осаждать города. Тридцатого октября они взяли Козенцу, но крепость Россано оказалась для них более крепким орешком. Наследница погибшего в бою графа Симуни, Брунгильда Клавелли, оказалась способным организатором и так укрепила возвышенности на пути к замку Россано, что италийцы не смогли протащить туда пушки. Кроме того, началась осенняя распутица и тяжёлую артиллерию стало ещё труднее перемещать.

 

Вся италийская армия - около пятидесяти тысяч человек, оказалась прикована к Россано.

 

В начале декабря 1423 года стало известно, что король Бретани Гуэдат только недавно собрал войска и теперь лично плывёт в Италию на помощь своему союзнику. 

 

В январе 1424 года неаполитанские полководцы узнали о движении примерно 16-тысячной армии на помощь к главным силам короля Прокопия и смогли перехватить и разбить шеститысячный отряд наёмников из Швабии при Поликастро, 22 февраля 1422 года. Предводитель этих наёмников капитан Бернхард был взят в плен.

 

В начале марта в Салерно начали высаживаться войска короля Бретани.

 

5 марта объединённые бретоно-неаполитанские силы выступили в поход на Россано.

 

При подходе противника италийцы начали снимать осаду Россано и попытались отступить на юг, но когда 28 апреля передовые части бретонской армии вступили в бой с арьергардом италийцев под Россано, король Прокопий решил дать бой и приказал стягивать все силы в район Россано.

 

Стычки и манёвры бретонцев, неаполитанцев, италийцев и их союзников продолжались до 1 мая 1424 года, когда дело дошло до генерального сражения в котором 76 тысяч бретонцев и неаполитанцев сражались с 63 тысячами италийцев и киприотов.

 

Командовал италийской армией рыцарь Калман Селко, возвышенный королём Прокопием до поста главнокомандующего за свои былые подвиги. Калман был храбрым и опытным воином, прекрасно справлялся с организацией большой армии и снабжением, но не блистал именно полководческими талантами. Он не смог переломить ход битвы в пользу своего короля. (Это, впрочем, было главной слабостью королевства Италия в то время - при первоклассно подготовленной и снаряжённой армии, у короля Прокопия Фоки не было ни одного толкового полководца).

 

Решающую роль в пользу неаполитанцев и бретонцев сыграло преобладание в их армии профессиональных отрядов постоянных войск - 8 тысяч тяжёлых пехотинцев и 5700 арбалетчиков, против 4 тысяч тяжёлых пехотинцев и 4 тысяч арбалетчиков у италийского короля. Именно эти бойцы постоянных армий были главной ударной силой с обеих сторон при штурмах и обороне полевых укреплений, которыми изобиловала местность вокруг замка Россано.

 

Больше всех отличился Блак Крайовестилор, валашский рыцарь на службе у бретонского короля. Утверждается, что он лично сразил сто одиннадцать вражеских бойцов. Три придворных рыцаря с италийской стороны погибли и три попали в плен. Командующий Калман Селко был тяжело ранен.

 

Всего же в битве при Россано италийские войска и их союзники потеряли 23 тысячи воинов убитыми, раненными и пленными. Бретонцы и неаполитанцы потеряли 5613 человек.

 

Разбитые италийские войска отступили до Капуи, а тем временем неаполитанцы освободили Козенцу. Италийцы, перегруппировавшись и отдохнув под Капуей, возобновили наступление в июне и 1 июля осадили Неаполь, разместив на осадных позициях 230 бомбард.

 

Джилиану ди Пуггжа и король Гуэдат, которые собирались освободить Камарду, начали стягивать войска к Салерно, чтобы дать бой армии, осаждающей Неаполь.

 

3 сентября 1424 года под стенами Неаполя 70-тысячная бретоно-неаполитанская армия под общим командованием Джилиану ди Пуггжа разбила 40-тысячную италийскую армию, которой командовал придворный полководец графа Монпелье каталонец Иоанн Гуэру Кабренис.

 

Было взято в плен три италийских рыцаря, возглавлявших крупные отряды, а также сам командующий Иоанн Гуэру.

 

Андалусийский наёмник Сарур, служивший королю Неаполя, сразил герцога Фриули Пелагия Олинтеноса, который славился как хороший командующий и боец-фехтовальщик.

 

Более 14 тысяч италийцев и воинов из Монпелье были убиты, ранены или попали в плен. Неаполитанцы и бретонцы потеряли три с половиной тысячи человек.

 

Объединённая армия закрыла разбитым италийцам путь отступления на север, поэтому они вынуждены были отступать на юг, в сторону Маратейи, а потом к всё ещё удерживаемой ими Камарде.

 

Там, 21 ноября 1424 года, остатки италийских войск были снова разбиты и вынуждены отступать в Беневенто. После этого Джилиану ди Пуггжа оставил под Камардой отряд со 170 бомбардами, а главные силы отвёл через Потенцу к Салерно.

 

Камарда была освобождена 2 февраля 1425 года.

 

Джилиану ди Пуггжа придворный рыцарь и полководец короля Лодовико

 

Однако король Прокопий III не потерял надежды на реванш. Весной 1425 года он направил 35-тысячную армию на Сицилию. Этим войскам, при поддержке артиллерии, удалось взять Сиракузы (3 мая 1425 года), после чего её 5-тысячный отряд отправился осаждать Мальту.

 

Однако уже в июне на Сицилию прибыли главные силы неаполитанской и бретонской армий, которые 29 июня 1425 года разбили италийские войска при Катании.

 

30 июля Сиракузы были освобождены.

 

Война клонилась в пользу Неаполя, но в августе король Бретани Гуэдат объявил королю Лодовико, что вынужден отвести свои войска на родину, поскольку против него войну начал английский король Адемар II.

 

Король Лодовико лишился войск своего единственного союзника. А италийцы оставались ещё сильны. Исход войны снова стал неопределённым. Кроме того, королю Лодовико в апреле 1425 года исполнилось 60 лет, он стал чувствовать старческую немощь, отягощённую приступами подагры.

 

Поэтому через канцлера барона Оберто король Лодовико начал проверить, готов ли король Прокопий заключить мир на компромиссных условиях.

 

4 сентября 1425 года начались переговоры. С неаполитанской стороны их вёл архиепископ Сицилии Мурад, а короля Прокопия представлял его придворный Феодот Кросос.

 

7 сентября мирный договор между Неаполем и Италией был заключён - принц Анатолий Фока получал признание законности своих прав на неаполитанский престол, но король Прокопий III признавал законным королём Неаполя Лодовико Наддора и его потомков. Обе стороны не выплачивали никаких компенсаций и контрибуций

 

Война и предшествовавшая ей эпидемия сильно подорвали хозяйство Неаполитанского королевства. Кроме грабежа и разрушений, погибло много людей - крестьян, ремесленников, торговцев, которые до сих пор обеспечивали большинство налоговых поступлений. Многие люди переселились в соседние области - прежде всего в Апулию, которая была в составе сильного Сербского королевства и потому почти никогда не подвергалась нападениям. Дороги в Неаполитанском королевстве стали небезопасны из-за банд разбойников, а в городах выросла преступность.

 

Резкое снижение налоговых поступлений, при сохранении больших военных расходов и множества разных субсидий, льгот, пенсий, которые выплачивались ещё во времена короля Витторе, привели к разорению королевской казны ещё в начале 1425 года.

 

Долги стали расти, кредиторы охотно получали от короля Лодовико в качестве процентов и гарантий по кредитам права на откуп налогов и часть королевских налогов.

 

В то же время король Лодовико, чувствуя себя обязанным, помогал войсками королю Бретани и королю Андалусии - первому как союзник, второму - как зять. Неаполитанские войска участвовали в осадах Пуатье, Ангулема и Лузиньяна, принадлежавших англичанам, а также в боях с андалускийскими повстанцами от Гвадалахары до Севильи.

 

При этом и в Испании, и в Аквитании неаполитанцы стали известны как самые бессовестные грабители и убийцы, поскольку часто не получали жалования и компенсировали его грабежом.

 

У короля Лодовико тем временем всё больше ухудшалось здоровье - зимой и ранней весной он легко простужался, почти всё время ощущал нехватку сил, подолгу спал и, кроме продолжавшейся подагры, стал страдать забывчивостью, иногда не узнавая даже близких родственников.

 

Реальная власть в королевстве перетекала к канцлеру, которым после смерти барона Оберто стал мэр города Калтажироне Руфреджу Мальта, представитель интересов сицилийского торгового класса, а также граф Мальты Габбриэли Грот, ставший королевским генеральным казначеем, отвечавшим за финансы и хозяйство. Это был терпеливый, исполнительный и усердный человек, хорошо знавший своё дело (Мальта под его управлением процветала), но у него были связаны руки долговыми обязательствами и фактическим контролем кредиторов над частью королевских налогов.

 

Только к началу 1430 года неаполитанская казна освободилась от долгов и королевский управляющий смог начать восстанавливать администрацию в провинциях, которую раньше пришлось сократить из-за нехватки денег. Началось восстановление армии, также пережившей сокращения.

 

Рациональный и щадащий налоговый режим, который поддерживал Габбриэли Грот, позволял восстанавливать хозяйство и торговлю, что в будущем оборачивалось восстановлением благосостояния подданных и обеспечивало приток налогов даже при их сниженных ставках.

 

Король Лодовико тем временем, под влиянием наступающей старости и мыслей о неизбежной смерти, увлёкся медициной и теологией. Сицилийский архиепископ Мурад говорил, что король мог бы уверенно сдать экзамены на факультете теологии Сорбонны и на медицинском факультете университета в Болонье.

 

Эти увлечения короля привели его к приглашению нового придворного врача Кетту Ярвинена, прекрасно образованного и свободно мыслящего доктора, которому король позволял даже кощунственные в глазах большинства современных христиан исследования над трупами. Впрочем, когда подданные стали жаловаться королю на вскрытие могил сотрудниками придворного врача, король велел ему остановиться, но вместе с тем он разрешил вскрытие и исследование трупов казнённых.

 

Впрочем, медицинские штудии короля Лодовико приводили его и к неожиданным выводам - он посчитал, что частое мытьё является вредным для здоровья и он даже специальными указами запрещал придворным мыться чаще раза в месяц. Из-за этого пошли слухи, что двор короля Неаполя «попахивает».

 

При этом здоровье короля Лодовико даже улучшилось, поскольку искусство Кетту помогло ослабить симптомы подагры, которая сильнее всего мучила старого монарха. Он стал бодрее и активнее.

 

Перенесённые неурядицы несколько изменили взгляды Лодовико на то, как следует управлять королевством. Если в молодости он стремился превратить свою страну в светское сословно-представительское государство, теперь он стал более консервативен и меньше доверял собственным подданным. Он также стал более набожен, считая, что его королевство не могло сохраниться без божественного провидения. Теоретизируя насчёт связи божественной воли и королевской власти, король Лодовико пришёл к выводу, что никто, в том числе его подданные, не могут ограничивать и оспаривать королевскую власть, потому что источником её является дарованная Богом легитимность, которую отнять не может никто, кроме Бога.

 

Он стал отходить от радикальных идей Марсилия Падуанского, которых придерживался в юности. Неаполитанский парламент продолжал функционировать но король, пользуясь своим правом созыва представителей, стал срывать сроки собрания новых парламентских сессий, и депутаты подолгу не приступали к исполнению своих обязанностей.

 

Также король Лодовико стал адвокатом превосходства Папы Римского над светской властью и законности претензий церкви на политическое влияние.

 

Впрочем, здесь король не обошёлся без некоторого еретического уклона, считая, что церковь может претендовать на политическую власть и давать указания правителям, но сами священники должны быть выборными, поскольку перед Богом все верующие равны. Также Лодовико утверждал, что право на священство должны иметь и женщины, что было для XV века совершенно невероятно.

 

Однако такие взгляды короля не приводили к конкретным последствиям или решениям. При всей их оригинальности, король Лодовико подчинялся церкви такой, какая она есть и даже санкционировал в своих владениях самую широкую торговлю индульгенциями, распорядившись преследовать тех, кто её критиковал.

 

Папа Римский Иоанн IX назвал род Наддор славным за то, как истово и верно эта фамилия служила католической церкви.

 

По мере восстановления богатства Неаполитанского королевства, король Лодовико возвращался к своей практике щедрой раздачи пенсий и субсидий всем, кого он считал заслуживающими этого - прежде всего способным учёным, священникам, студентам, а также печатникам книг. На королевские средства открывались первые публичные библиотеки. Король восстановил фонды раздававшие милостыню, оплачивавшие достойные похороны и свадьбы для бедных людей с обеспечением приданого.

 

В 1436 - 1438 годах король Лодовико завершил строительство университета Мессины, который полностью содержался за счёт казны. Лично король вместе со своим младшим братом Джорджио присутствовал на торжественной лекции при открытии университета, которую вёл блестящий придворный философ Оттобоно ди Монтефелтро.

 

Несмотря на подагру, несмотря на старческую немощь и слабеющую память, король Лодовико продолжал участвовать в делах управления, хотя многое и переложил на графа Габбриэли Грота, которого назначил регентом королевства на случай своей тяжёлой болезни или смерти.

 

Король также продолжал поддерживать развитие науки, много и жадно читал, состоя в переписке с разными учёными мужами Европы и лично приглашая некоторых переехать в Неаполь на королевское содержание.

 

Он стал известен и уважаем в научном мире, даже получил почётную профессуру в университетах Парижа, Лондона и Кракова.

 

При этом король не был беспечен и принял меры, когда узнал о зреющем при дворе заговоре, организатором которого оказалась графиня Россано Брунгильда Клавелли. Она собиралась убить короля и захватить власть, помня как королевством фактически управлял её дед граф Раймонд. Она считала, что Лодовико нарушил обещания, данные ранее и верила, будто отстаивает свои законные права. Самому королю она дерзко заявила, что у его династии нет будущего, поскольку все его дочери родили детей под чужими фамилиями, а единственный потенциальный мужчина-наследник, принц Джорджио, тоже стар и у него не осталось живых детей. 

 

Впрочем, заговорщики отделались сравнительно легко - большинство было выслано за пределы королевства, а графиня Брунгильда, посидев некоторое время в тюрьме, получила ссылку в собственное графство, с запретом покидать его.  

 

Многих удивляло долгожительство короля Лодовико, которое считали божественным благоволением, хотя сам король говорил придворным, что уже устал ждать, когда Господь призовёт его.

 

Это случилось лишь в 1453 году, после того как король Лодовико отметил 88-летие.

 

Он правил 47 лет, пережил труднейшую гражданскую войну и упадок своего королевства, терпел поражения, рисковал потерять корону, был на грани полного банкротства, но смог выдержать все испытания, увидеть новое процветание своих владений, и заслужил своему роду высочайший престиж как в политическом, так и в церковно-духовном и даже научном мире.

 

Король Лодовико стал восемнадцатым правителем в истории династии Наддор, последним из череды вождей, ярлов, герцогов, графов и королей, которые пронесли свой герб через всю эпоху Средневековья.

 

Изменено 05.01.2025, 09:02:29 пользователем Gaenkelti

[Gaenkelti 115]

Послесловие

 

Итак, вот кампания и завершилась. Средневековье уложилось в неполных пять месяцев. Как видно, даже если вы, казалось бы, терпите крах и оказываетесь словно отброшены к тому, с чего начинали, это не повод считать себя побеждённым, а прохождение - безнадёжным - игра всё ещё может обеспечить интересную историю. Мне самому было наиболее интересно играть именно в то время, когда я снова остался с единственным графством, когда был под риском постоянного нападения сильных соседей и возможной аннексии. В какой-то момент я и сам поверил, что восстановление былого королевства невозможно и я останусь в маленьком графстве до 1453 года. Более того, я считал бы даже такой результат удачей - если бы получилось просто выжить. Поэтому возвращение короны оказалось какой-то фантастикой, от чего у меня захватывало дух. Ну, как и положено на "горках". 

 

Спасибо всем, кто читал и ставил лайки, особенно @Jean, @newalex @svetlovanton и His_Infernal_Majesty Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое. . Мой вам всем поклон:

 

 

Изменено 06.01.2025, 06:32:50 пользователем Gaenkelti

[Jean 1,314]

Сударь, это вам поклон за замечательный  полный падений и взлетов ААР