Пермякиды

[Эрвин 26]

AAR по CK2(ver 1.101 )

Игра без сейв-лоадов, за пермяков играю впервые.

Буду рад любым отзывам и комментариям.

Пермякиды.

Часть 1. Великий Вождь Бурморт.

Многие племена были под его началом, многие земли. Пермь, со столицей в Перыме, Челябы, Коми, Ямал далеко на востоке. Земли пустые, лесные, горные, необжитые, редко заселенные, племена охотников и следопытов. Долгие дни пути по этим землям, а вот армии большой не собрать…

Да кроме них, два вождя подчинялись Бурмоту. Паруш-вотяк, державший под своей властью вотяков и зырян, да Торуг из далеких земель хантов и сургутов.

Они хотя и признавали Бурморта Великим Вождем, однако воинов давали по своему разумению, а дани и вовсе не платили. Поговаривали всякое, но уж точно ясно было, что вожди копили силы, случись умереть неженатому и бездетному Бурморту – схватятся в свирепой схватке за власть в Перми.

Управлять Бурморт не умел и не любил, а потому собрав Совет, разделил земли. Коми – своему лучшему воину Арво, Челябы – Бурморту Бурмотиду, а на далекий Ямал отправил Вараку – вернейшего из своих людей.

НачалоНажмите здесь!

 

[Cкрыть]

Без земли остался Нилог, хитроумный, умеющий говорить и слушать, правая рука Великого Вождя. Его Бурморт отправил к вотяцкому вождю, дружбу с ним водить и в сторону Перми поворачивать.

Бурморт Бурмотид был назначен собирать дань с охотников и учитывать ее, свозимую в Перым.

- Женись, Великий Вождь – весь Совет был единодушен, - пока кровь Пермякидов дальше не пойдет, все племена неспокойны будут.

Бурморт думал. Жениться давно хотел, но не мог по невесту по вкусу найти.

Обсуждали невест. Советовали. Спорили. Низкородные пермячки, жрицы или совсем девчонки.

Бурморт Пермякид привязал бы к себе вотяков или хантов через брак, но, ни у Паруша, ни у Торуга дочерей не было, да и сами они почти ровестники Великого Вождя, всем им и 30 лет не было.

Спорили. Бранились. Застольничали. Так ничего и не решали.

Одиноким Бурморт не был, взял в наложницы Параву, молодую пермячку из служанок. Парава бегала к нему ночами, жарко любила, потом шептала ему в ухо. Много шептала, прижавшись горячим телом.

Не прогоняй меня, я буду тебе всегда верна. Тебя сберегу и род твой, буду служить тебе и детям твоим, от кого бы они ни были. Не прогоняй меня Великий Вождь, только не предавай...

От ее Бурморт знал все, что делается в Перыме и других землях. Через жен, служанок, наложниц, через многие женские глаза и уши узнавала Парава, о словах, о делах, даже о мыслях мужчин, вождей и воинов.

Но о тайной советчице и тайной наложнице долго никто не знал, продолжали твердить о роде Пермякидов. Наконец, вызнали о юной жрице из племени Мещера, из храма Солотча, далеко за Волгой и Окой, недалеко от Рязани. Потом и не вспомнили, кто первый ее имя назвал на Совете. Да и Бурморт вспоминал, но так и не смог выискать в памяти. Несмотря на свои 18 лет, Кунава в Мещере была известна и почитаема. Местный вождь в Рязани прислушивался к ее пророчествам и речам. Бурморт отправил сватовство, вызнать ее род и кровь, но послы получили ее ответ, даже не успев рта отрыть.

Пусть Великий Вождь смотрит в будущее, а не в прошлое. Будет смотреть на отцов и дедов – будут Пермякиды вождями, будет смотреть на детей и внуков, будут Пермякиды богами.

Ответ толковали по-разному, но Бурморту он понравился – весной Кунава приехала в Перым.

Она была холодна, словно изо льда сделана, и была раздражена на мужа за его ежедневное застольное обжорство и за его несдержанность к женскому полу. Великого Вождя восьми племен она ожидала увидеть совсем другим. Выполнив супружеский долг, сказала ему: «Сына жди, и всем объяви. Пусть знают - будет у Перми наследник», и вскоре уехала в свои рязанские Солотчи.

Бурморт не поверил, и ничего никому не объявлял. А остановить ее не смог – сам не понял почему. Задурманила, холодная мещерская ведьма.

Да едва она скрылась, словно наперегонки забеременела Парава. Узнав об этом, Бурморт взял ее в свои хоромы, не таясь.

Пермяки ждали наследника.

Нилог прислал весть от вотяков, что их вождь теперь Великого Вождя славит, кубки за него поднимает. Бурморт в ответ отправил Парушу кривой меч, кованый тюркскими кузнецами, оружие большой цены и красоты. А оттуда взял себе еще одну наложницу, совсем еще юную вотячку Упругу, жил с ней, пока другие его женщины были тяжелы.

Но не новая наложница теперь занимала его, и не застольные вечера с друзьями.

В голове его стоял тихий холодный голос мещерской жрицы. Много дней звенел металл ее слов, много ночей шипел ее голос, пока она не уехала. Но ее слова в его голове остались…

О Тайвануле. О богах. О духах. О судьбе.

О чужих религиях.

О священных местах. О Равне, Хайумана, Тихвине, Солотче, Переме…

Ты – Перем, Я – Солотча. Два из трех храмов для перерождения Тайванулы.

Наш сын будет Великим Тайванула – он будет равным богам.

Судьба сама поведет его.

Но для этого надо ступить на путь Судьбы. И сделать это должен ты, Бурморт.

о чем говорила КунаваНажмите здесь!

 

[Cкрыть]

Долго думал он потом ночами, когда Кунава уехала, увозя в чреве семя Пермякидов. О ее пророчествах и о Перми Великой, такой большой и древней, почти сказочной и небывалой, когда под Перымом были Югра и Заволочье и даже вепсы прионежские.

А ныне в Югре давно уже жили самоедские племена, жили и правили по свом законам: в Устюге, в Сыре и в Угре. Но не зря собирались меха в клети, а монеты в тайные схроны, не зря Великий Вождь принимал у себя толстогубого тюрка Белека, жадными глазами шарящего вокруг. Хорошая у Белека была банда, хотя пехоты мало, да и та похожа на оборванцев, а не воинов, зато всадники, быстрые, горячие, поигрывавшие копьями или луками, были хороши.

Бурморту нужны были деньги и воины. Приказать вождям впредь присылать на войну всех своих мужчин под его знамя или обложить их данью, впревые на этих землях? Он выбрал второе, вожди хмурились, мялись, но согласились уплатить налог на войну.

А как только пришла весточка от Кунавы, он понял – пора…

Кунава, как и предсказывала, подарила ему сына, Нуянзу Пермякида. А вслед за ней родила и Парава – дочь, Параву-младшую.

СемьяНажмите здесь!

 

[Cкрыть]

Пора!

Отправились послы к Белеку, но тюркская банда была уже далеко, в какой-то неведомой войне далеко на юге.

Но нашлись и другие охотники ратных дел.

Саамы были пешие, вооруженные топорами с деревянными щитами, почти тысяча таких, да еще пол тысячи лесных лучников. Северяне деловито ощупывали шкуры, положенные за службу, считали и пересчитывали неторопливо и, наконец, дали клятву. Клялись по своему саамскому обычаю, потом по-пермскому, клялись служить верно, и без срока, пока за их службу будет плачено.

Бурморт отправил саамов к Кунгуру, на границу самоедских земель. А сам готовился собирать вторую армию. Он планировал отправить саамский отряд к столице, Усть-Сысоле, а сам, собрав еще несколько сотен воинов, пойти к Великому Устюгу. А все оттого, что разбить самоедов и взять их крепости нужно было быстро, через несколько месяцев саамов будет нечем кормить, а за их службу нечем платить.

Но не успел саамский отряд покинуть окресностей Перыма, как отрылись новые обстоятельства – заговор Паруша. Вотяк через тайных посланцев, через подарки и обещания, через возбуждение черных слухов о мещерской ведьме, родившей от болотного духа, через недовольство новым налогом, подбивал племена признать его Верховным Вождем. Воевать в открытую Паруш боялся, зато сеть заговора сплел большую… Вызнала все Парава-наложница, Парава-советница, Парава-скрытница. Откуда она, только вставшая после родов, все вызнала, одна Мастор-Ава, богиня земли, только знает.

Бурморт думал не долго. Пленить Паруша за его вину или оставить до поры? А покорится ли он? Или поднимет сових вотяков да зырян против Великого Вождя? Большой риск.

Но идти на самоедов оставляя за спиной змею еще хуже… А пока саамы недалеко ушли, их можно направить на вотяков…

Бурморт с личной стражей бросился прямиком к Ачиту, столице Паруша, спешно, пересаживаясь из седла в седло, да вперед приказал Нилогу, чтобы тот уговорил Паруша выехать навстречу гостю. Тот в предвкушении согласился – большая удача заполучить Великого Вождя, да без армии, у себя дома, на своей земле. Встретились влизи Ачиты, и тут же пленили предателя, в крепость, понятно, заезжать было нельзя. Множество глаз видело это со стен, множество рук схватилось за луки и копья, но Паруш промолчал, а его воины рисковать жизнью своего вождя побоялись. Так он сам стал гостем и залжником Бурморта, так несыгранные роли их поменялись. Так и приехал в Перым, верхом на собственном коне, но со связанными сыромятным ремнем руками и с арканом на шее.

Саамы продолжили путь к границе.

Бурморт три дня ходил из угла в угол – решал. На четвертый вызвал Паруша.

Казнить тебя могу. Забрать зырян у тебя могу. Оставить здесь на привязи навсегда могу.

Вези выкуп вождь. Все, что есть вези.

Когда последняя телега с выкупом въехала в ворота Перыма, вотяк вскочил на коня, ожег его плетью и, не прощаясь, исчез за воротами. Другие пермские вожди отнеслись ко всему произошедшему с пониманием: пойман как тать, на кого пенять…

Только Сарин, прорицатель перема смотрел косо и мрачно. Бурморт выбрал лучший лук из привезенных в выкупе, украшенный резной мамонтовой костью и поднес его в дар Сирину. Тот в молодости был знаменитым лучником, подарок ему должен был польстить.

Теперь, с утроившимся богатством Бурморт не боялся затяжной войны: ни многодневных переходов по Югре, ни долгих осенних осад.

Великий Вождь объявил поход за Пермью Великой!

Великий поход всей земли Пермской.

Саамы первыми вторглись в Сырь, как и было запланировано ранее, на военном совете. Состоялось и первое сражение, в котором все самоеды были перебиты, после чего наемники осадили их столицу.

Бурморт с вождями, с пермской армий вошел в Устюг, но тамошний вождь успел уйти со своими воинами. Пробравшись скрытными лесными тропами, они укрылись самой северной самоедской земле – в Угре.

Война с самоедамиНажмите здесь!

 

[Cкрыть]

В середине сентября саамское войско взяло Усть-Исолу и двинулось туда, на север.

Бурморт к тому времени вернулся уже к себе в Перым, там и ждал новостей. Вокруг него крутилась беременная Упруга.

Саамы перебили сыроедов в Угре(мужчин у тех почти не осталось, только остатки в гарнизонах крепостей) и встали там на долгую-долгую зимнюю осаду.

Новости из Устюа были хуже, крепостица никак не сдавалась, вожди пили и бранились между собой от безделья, да начинали роптать на пермского правителя.

Да еще Нилог сообщил из Ачита, что Паруш уже запретил произносить имя Бурморта в своих землях.

Казалось все стоит на какой-то грани, все натянулось до предела, как тетива лука. Выстрелит или порвется?

С наступлением зимы Верховный Вождь сыроедов Сарак присла предложение мира и… изъявление покорности!

Война была выиграна.

Изменено 29.12.2013, 21:39:58 пользователем Эрвин

[Эрвин 26]

Сарак сдаетсяНажмите здесь!

 

[Cкрыть]

Опасаясь непокорства сильных сыроедов, Бурморт разделил их на две части, в Сыри по-прежднему правил Сарак, а окраинную Угру возглавил какой-то его дальний-дальний родственник, сыроед по имени Самак.

Получив весть о славной победе, в Перым приехала Кунава с сыном-наследником – и опять зачала.

Бурморт с саамами отправился к южным границам, мечтая отбить у половцев Манси, племя, когда-то бывшее родственным с комяками, хантами и другими племенами Перми. Но получив от шпионов донесения о половецких армиях, простоял с месяц на границе, а напасть так и не решился… Возвратился в свою столицу, а саамских наемников отпустил, вернув им их клятвы и выплатив все причетавшееся. Саамы за время службы и так изрядно подчистили казну, содержать их без большой надобности было не под силу.

Но едва северяне уехали, и слухи о том разнеслись по весям, на окраине вспыхнул бунт.

Самак, вождь Угры, отказался подчиняться Великому Вождю и двинул на Пермь свою армию. Говорили, что это всего две-три сотни воинов, и Бурморт не придал этому особенного значения, его вожди справятся легко.

Но пока Самак двигался через земли Сарака, который хотя сам и не бунтовал, но при этом ничем и не мешал бунтовщикам, его армия росла как снежный ком. Младшие братья и старшие дети тех, кого убили саамы в недавних сражениях, вливались теперь в войско Угры, увлекаемые жаждой мщения, и хотя все они были из Сыри, Сарак опять формально был не при чем, воевали–то под стягом Угры.

Повстанцы выиграли все сражения. И хотя их войско в стычках и в кровопролитных боях от месяца к месяцу таяло, у Бурморта воинов не осталось вовсе. Несколько раз кидал он клич по всем племенам, но каждая вновь собранная армия терпела поражение.

Битва при Инта.Нажмите здесь!

 

[Cкрыть]

Бурморт метался в хоромах, как волк в клети. Кунава раздраженно выговаривала ему. Что за Великий вождь, который крошечную Угру победить не может. Взял по древнему праву, а удержать силы нет. А по нему ли такое право?..

Уходила на жертвенный круг, к идолам.

Парава его успокаивала, прижимала к себе, гладила смоляные волосы

Вы мужчины знаете, как воевать мечем, но не знаете, как воевать рыбъей костью. А ведь смерть от всего одна. Пробили в бою заговоренную кольчугу, или подавился за столом – один итог. Соглашайся на мир, вождь…

С Самаком встречались в чистом поле. Разбили шатры, в двух полетах стрелы друг от друга. Долго решали, кто к кому должен идти первым – упирались.

Через неделю Бурморт со свитой, конные и оружные, медленно двинулись к шатру Угры… Все понимали, что Великий вождь унял гордость и гнев, несколько дней не пускавшие его вперед. Но не все знали, что эти несколько дней нужны были ему, чтобы вести тайные переговоры с людьми Самака, щедро сыпать монетами в карманы его воеводы, прорицателя и других людей из свиты.

Вождь Самак уезжал победителем. Скалил зубы, нагло и нарочито громко хохотал. Но он не знал, что увез к себе не только независимость, он вез домой свою смерть.

Вождь Бурморт уехал побеженным. Встретившие его в Перыме вассалы были огорчены не меньше. По охотнику, по лошади, по мечу, перекованному заново из мечей погнутых и ломанных в недавних боях, они успели собрать новое войско. Совсем немного не успели.

Великий вождь оглядел их труды и велел выступать через день. Ушел спать.

Все ждали, что пусть новой армии будет лежать на северо-запад, в Угру, но Бурморт неожиданно приказал двигаться в противоположном направлении. В Хантию.

Причины тому были две. Первая: у Самака не было детей. А значит наследовать ему, и по-сыроедским и по-пермским обычаям должен был Сарак, вассал Перми. Зачем воевать снова? Нужно было просто дать «рыбной кости» сделать свое дело, а потом Угра сама, как спелое яблоко упадет на землю Перыма.

Вторая причина была на другой окраине, противоположной.

Торум из Хантии долго был ниже травы, тише воды, но чем дальше, тем сильнее были нити его заговора. Кроме Бурморта Пермякида и вотяка Паруша, он был третьим, кто имел право стать Великим Вождем всей Перми. И право это собирался применить. Бурморт решил опередить его, но больше не рассчитывал на шальную удачу, как под Ачитом, поэтому вел с собой целое войско.

Шли быстро, вождь торопил. Но едва вступили в пределы Хантии, их нагнал полуживой от усталости гонец, привезший в седельной сумке беду.

Вслед за Угрой поднялась и Сырь.

Изменено 29.12.2013, 21:15:07 пользователем Эрвин

[Dracula 533]

замечательно написано

только скринов бы побольше

[Falconette 5,479]

Пермь Великая

Мордва Великая!

[Эрвин 26]

замечательно написано

только скринов бы побольше

Делаю упор на текст, много скринов не обещаю. Но все описания построены точно на информации из игры.

[Эрвин 26]

Мордва Великая!

У меня Пермь вообще ассоциировались только с сериалом про "реальных пацанов", пока не прочитал книгу Алексея Иванова "Сердце Пармы"

[Эрвин 26]

Слуга помог Бурморту стянуть доспех: стегник, набитый конским волосом и обшитый по груди железными пластинами. Разуваться Великий Вождь не стал, не было времени, сразу сел за стол, уже заставленный дымящимися блюдами, велел привести детей.

Его голодное и усталое войско, спешно развернутое им от хантийских границ в обратный путь, вошло в Перым, едва волоча ноги от усталости. Но и то, лишь для того, чтобы переночевать, пополнить запасы и двинуться дальше, на восставшего Сарака.

Сначала ужинал зажаренным гусем с лапшой, потом слуга подал любимое: наваристый бульон с зажаренными кусками сала, с горячей ржаной лепешкой, только из печи и отменный кусок оленины. На коленях вождя сидел трехлетний Лунег, его младший сын от Паравы, перед столом деревянным мечом размахивал Нуянза, его наследник.

Желая показать себя воином, он в конце коцов так увлекся, что сшиб половину утвари со стола. Лунег боязливо прижался к отцу.

- С кем ты все воюешь, Нуянза?

- Со всеми! Сыроедов, половцев, мордву, всех зарублю! Всех убъю!

- Совсем никого не оставишь?

- Никто не будет стоять на пути у Великого вождя и Тайванула! Всех до одного уничтожу!

Бурморт нахмурился, это были слова не шестилетнего мальчика.

- Если всех зарубишь, кем править будешь, Великий Вождь?

Нуянза перестал махать палкой. Отвечал серьезно. Надменно.

- Люди это трава, коси ее начисто, она опять вырастет! А вожди это деревья, их надо вырывать с корнем!

Бурморт смотрел на него, удивляясь недетскому холодному цинизму отраженному на мальчишеском лице. Чье это было отражение?

- Мать многому тебя научила. А кто такой Тайванула? – и кивнул слуге: - Позови Нилога.

- Великий Тайванула идет по Пути Богов! Все смертные будут покорны ему на этом Пути!

- Разве человек может идти по Пути Богов?

- Так делали Ольоксан, который шел на восток и Отуйеле, который шел на запад. И по этому пути пойдет Великий Тайванула, сын бога и…

- Ты мой сын, Нуянза! Мой!

Мальчик вздрогнул, как будто очнулся.

Нилог, хитроумный советник, знающий обычаю и языки многих племен, больше не сидел в Ачите, а был теперь в Перыме, получив от Бурморта новое задание и готовился выехать в землю марийцев, в Хлынов. Бурморт знал, что пермяки никогда не владели Хлыновым, но отправил туда Нилога, чтобы тот сделал белое черным, чтобы нашел основания для захвата Хлынова и присодинения его к Перми.

Не жалей денег, жрецы, межевые камни, люди Хлынова, все должно быть на моей стороне. Пусть отрекутся от Мари и призовут Пермь, и я приду. Эта земля очень нужна мне, от нее мне идти на Мордву, на Мари, на Мещеру… Сделай это, и ты будешь вождем Хлынова, получишь эту землю во владение на веки!

Нилог должен был уже давно уехать, но вот задержался в столице - ждал вотяцкого проводника, который хорошо знал земли к югу от вотяков и зырян, земли Мари. И теперь Великий вождь был рад этой задержке.

- Возьми моего сына, Нилог. Пусть будет с тобой всегда, покажи ему наши племена, покажи ему чужие племена, покажи ему силу меча и силу слов, научи его всему, что знаешь сам. Самое дорогое вверяю тебе. Выдавай его всюду за своего сына. Но уезжай сейчас же, не медли больше. Наконь!

Кунава была в ярости. Словно тысячи отравленных стрел полетело в Бурморта, когда она подняла глаза на Бурморта, стоящего на высоком крыльце…

Нилог, посадивший перед собой наследника, не успел выехать со двора, когда она черной птицей метнулась к его коню. От ее прикосновения конь замер, словно уперся в невидимую стену и только пятился назад. Кунава велела Нуянзе наклониться, что-то зашептала ему, передала оберег со своей шеи.

- Ты вернешься, когда сможешь держать меч в руке, и ты станешь Великим Вождем. Я буду ждать тебя, Нуянза! - она провела рукой по глазам коня, встряхнула пальцы, и тот, словно сбросивший державшие его невидимые путы, рванул вперед, унося сына.

Кунава осталась одна в центре двора. Медленно подняла лицо, и вот тогда в Бурморта, наблюдавшего эту картину сверху в окружении копейных воинов, и готового отдать приказ схватить жену, если она вздумает удержать Нуянзу, полетели тысячи стрел из ее свекнувших яростью глаз.

Она говорила тихо, словно про себя, но Вождь услышал каждое из ее слов.

- Кто уходит с Пути, потеряет Судьбу. Ни побед, ни удачи, ни охоты, ни земли, ни неба…

Он развернулся и ушел к себе.

На следующий день они разъехались. Бурморт в поход, Кунава в свой храм в далекой рязанской земле. Встретятся ли еще?

Великий Вождь плохо спал, видимо от обилия жирной пищи, съеденной накануне, всю ночь сражался с болотными духами и под утро проснулся в холодном поту и без сил.

Но велел подать боевой доспех, все оружие, лучшего коня, шлем вместо шапки и так выехал из Перыма – воинов нужно было вдохновлять! Те и в самом деле приободрились - вместо долгих сборов и переходов, всем уже хотелось решающей битвы и скорой победы!..

Никто и не мог представить, что эта война продлится больше пяти лет. Как сильно она отличалась от первого победоносного похода. Теперь приходилось сражаться с подготовленным врагом и без помощи наемников. Людские ресурсы Бурморта были истощены еще во время войны с Угрой, а воинов, вышедших за ним из Перыма, хватило только чтобы отбросить самоедов к их границам. Ни одну крепость Сарака осадить не удалось. Потом начались поражения.

Словно злой рок висел над войском пермяков. В решающем сражении они уже почти победили, тесня врагов по всему полю, еще немного, и сыроеды обратились бы в бегство, еще чуть-чуть и… когда их левый фланг вдруг дрогнул и подался назад. Оттеснив его, самоеды ударили с фланга по главному отряду, который возглавлял сам Бурморт. Его воины были связаны боем, поэтому не успели перестроиться для отражения внезапной атаки, и в считанные минуты были опрокинуты и разбиты. Бурморт даже не успел понять как это произошло, израненный конь вынес его из гущи битвы, стеган был проткнут стрелами в трех местах, но чудом ни одна из них не попала в тело. А его стяг остался на поле сражения, от него осталась только одна из косиц отрубленная и вынесенная кем-то из пермяков.

Дальнейший ход войны показал, что ни у одной стороны не хватало сил, чтобы одержать решающюю победу.

Шел год за годом, самоеды жили в своей земле по своим законам, и эта странная война была им на руку. Нуянза жил с Нилогом в Хлынове, другие дети быстро подрастали. Иногда объявляясь в Перыме, Бурморт распорядился и их судьбой. Дочь Параву обручил с сыном вотяка Паруша, и отправил ее туда вместе с братом Лунегом, накрепко сродниться с вотяками и зырянами было самым важным во внутренних делах восьми племен. Дочку Серняву, рожденную другой наложницей Упругой, отдал на воспитание шаману Сарину, когда-нибудь она должна была стать главной жрицей Перми Великой.

Если его земле суждено стать Великой… Бурморт неделями метался по всем племенам, собирая воинов. Но найти даже десяток здоровых и вооруженных мужчин уже было большой удачей. Никто не хотел идти на войну, откуда никто не возвращается. Никто не верил в эту победу. Воины и совет Великого Вождя, Парава, вожди, жрецы… все советовали пойти на перемирие с Сараком.

Бурморт Пермякид и сам понимал, что его земле нужен мир. Но каждый раз, когда об этом заходила речь, в него словно вселялся злой дух, он переставал слушать даже самых близких советчиков, твердя одну и ту же фразу, которую никто не понимал, про то что он еще ухватит ее, ухватит свою судьбу.

Но время шло, и ничего не менялось.

Во все концы рассылал верных людей, искать наемников, но саамы куда-то ушли, уже служили кому-то, а другие отряды были не по карману, казна давно оскудела.

Через пять лет его вожди готовы были уже идти против него, лишь бы остановить, в племенах его ненавидели, его именем пугали непослушных детей, и в конце концов Бурморту пришлось уступить.

Верховному Вождю Сараку был отправлен «оксай» - возвращен его титул.

А Пермь вернулась в свои пределы. Бурморт упустил Судьбу.

В старых границахНажмите здесь!

 

Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое.

[Cкрыть]

[Эрвин 26]

Зима была суровой, вьюжной, мрачной. Затяжной.

Бурморт слонялся из угла в угол, нигде не находя места, бродил по Перыму в самые жесткие метели с непокрытой головой, как будто кого-то искал. Десять лет прошло с того момента, как он на большом совете раздавал земли вождям. Много крови пролилось с тех пор, много мечей изломалось, но не добыл он ни победы, ни славы, ни уважения. Вожди зарылись в своих землях, как медведи в берлогах, а он неприкаянным шатуном бродил по заснеженному городу и окрестностям. Может лучше было поймать ему горлом сыроедскую стрелу, чем жить оглушенным и пустым? И люди отвернулись от него, и боги.

Боги…

Однажды в ночное снежное лихо забрел в перымский храм. Точнее его завлекла туда странная мелодия, заунывная, как ветер, сливающаяся в вьюгой но в то же время притягательная…

Злым желеееезом,

ржавой кровью,

Изукрааааашен

древний стяг,

Кто егооо

теперь поднимет,

Заплетееееет

косцы опять…

Сарин встретил его – будто ждал. Разговорились.

Оказалось, жрецы сплетали новый стяг, взамен утраченного в битве, на древко были нанесены древние знаки, вырезаны по всему древку, потом верх древка был оплетен конским волосом и выкрашен красным и черным. На древко была уже приторочена косца Перыма, невесть как спасенная когда-то из кровавой сечи.

- На нем должно быть восемь кос, Великий Вождь, по одной от каждого племени.

- Ни одно племя не пойдет за мной после этой войны, Сарин-жрец.

- Этого мы не знаем, только боги…

- Разве они не отвернулись от меня?

- Об этом нужно спросить не меня, а их..

- Их? Ты спросишь их? Или я?

- Ни ты, ни я. Пермь. Вожди всех племен.

Бурморт молча смотрел на улицу, на стену бесноватой серой мглы.

Еще не раз говорил он с Сарином, еще не раз приходил в храм, чтобы слушать тягучие песни и смотреть на старых идолов, и жрец постепенно развеял его тоску, а в глазных провалах идолов вождю замерещилась надежда.

Как только сошел снег, во все концы Перми помчались его гонцы. Объявить вождям, что в Перыме готовится праздник Укон-Юлла, праздник в честь всех пермских богов. Бурморт настежь открыл казну.

Прибыли все, Паруш от вотяков, могучий Арво из Коми и хант Торум, а с ними множество мелких вождей, вожаков, жрецов… Праздник продлился больше месяца, застолья, жертвоприношения, прорицания Сарина, опять застолья.

Вожди приносили на Идолище щедрые дары, Сарин был доволен. Боги обещали много побед, много богатства и славы, боги велели идти за перелетными птицами, это сулило удачу…

Вожди тоже были довольны. И разговоры за пиршественными столами скоро стали превращаться в конкретные планы…

Бурморт больше не верил в силу своих воинов, в то, что этой силы хватит для покорения и удержания непокорных племен. Его воины были разбросаны по слишком большим территориям и были слишком малочисленны и, это показали обе предыдущие войны, с Угрой и с Сырью. Только наемные дружины могли принести победы быстрые и уверенные. А для этого нужны были деньги: золото, серебро, шкуры… Взять их можно были и мечем. Но не воевать – грабить. Грабить приграничные земли и уходить обратно в Пермь.

Чем больше отъедался Бурморт, чем громче шумели вожди, расписывая богатство чужих вождей и ханов, и распаляя алчность друг в друге, тем дальше и не правдоподобнее была от него затяжная и проигранная война. Отступала от него, как холодная зима отступает под весенним солнцем.

Он воспрянул духом, посветлел умом и с головой окунулся в обсуждение будущей экспедиции.

Но его мысли на этот раз были глубоким тайником, где под первым дном есть еще одно, а под ним еще, третье…

Первое дно – поход. Об этом знали все вожди, и тут все были заодно.

Второе дно – Торуг. Бурморт не забыл о заговоре, который сплел двуличный хант, мечтающий стать Великим Вождем. Торуг был хитрее Паруша и плел заговор гораздо тоньше…

Бурморт хотел арестовать Торуга в Перыме, об этом знали Парава и Сарин. Но жрец категорически воспротивился этому.

Ни одной капли крови не должно было пролиться во время Юкон-Улла, кроме жертвенной. Если в Перми начнется война, боги не пошлют удачи тому, кто во время Великого Праздника вынул меч из ножен! Бурморт отступился – гневить богов он боялся. Поэтому появись и другие планы, с Арво и Парушем, вполголоса, ночью.

Третье дно – Великий Вождь Бурморт хотел поднять стяг Перми Великой. Объявить о том, что собирается завоевать все земли этого стяга. И завоевав, стать королем!

И вот об этом, третьей, тайной его мысли, пока не знал никто.

С направлением похода определились быстро. Торуг рассказал о том, что в половецких землях идет большая смута. После смерти их хана его наследники и другие ханы растащили половецкую степь на сто осколков, как большой кувшин об камень с размаху колонули. В ту сторону осенью летели перелетные птицы. И путь туда лежал через Хантию, и это очень устраивало Бурморта.

На том и решили. Разъезжались друзьями.

Праздник завершенНажмите здесь!

 Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое. [Cкрыть]

[Эрвин 26]

Торуг, вернувшись в Ханты, велел воинам начать приготовления.

Он был как всегда энергичен и деловит, но вот его советники напротив хмуро переглядывались. Ночью собрались в крепостной башне, на стражу поставили самых верных воинов. Среди них впервые был юный Унху, с тяжелым коротким копьем в руках и с ножом на поясе, которого дядя (телохранитель Торуга), взял в стражу за умение дальше и точнее всех метнуть сулицу, хоть с земли, хоть с коня. Унху гордился этим своим умением, но еще больше гордился честью охранять вождя всех хантов.

Сквозь тяжелую шкуру до чуткого охотничего слуха Унху доносились приглушенные голоса…

- Поход пройдет через землю хантов, Вождь…

- Ну конечно, я же сам это и предложил.

- Какие-нибудь зыряне уйдут потом в свои леса, без следа. А мы половцам соседи. И их месть может упасть на нас, на наши головы и наше племя.

- Ваши головы?.. Вы смотрите на тень медведя и от этого не видите его самого. Пусть Бурморт идет на половцев. Пусть через землю хантов. Я дам ему только малую часть воинов, самых слабых. Отберу сам. Остальные останутся при мне. И сам в Поход не пойду – скажусь больным, лежачим. Половецкие стрелы острее самоедских, возможно там он и сложит голову. Его мальчишка где-то далеко, да и мал еще, и тогда-то и наступит мое время заявить о претензиях на престол Перми. А если Бурморт не погибнет в Походе… Вожди договорились грабить половцев до тех пор, пока те не выступят против них, а как выступят, отступать в Хантию. Так вот, когда они будут возвращаться, поредевшие, усталые, груженные добычей, я встречу их на границе и не пропущу. Половецкие кони быстры, задержим и дадим половцам нагнать пермяцкое войско, пусть затравят медведя. Сгинут вожди, а если найдутся такие, которые избегут половецкой стрелы или аркана, те не должны покинуть пределы хантов, здесь все должны остаться. И тогда у Перми будет новый Великий Вождь, настоящий… И половцы будут удовлетворены своей местью…

Бурморт с вождями привели шесть сотен воинов, все, что сумели собрать за лето. С Торугом накануне случилось несчастье, на охоте упал с коня и перебил ноги. И теперь лежал в крепостной башне, прикованный к постели, окруженный сильным отрядом стражи. Вожди посетили его, он с желтым лицом сетовал им на такую неудачу. Паруш-вотяк прислал своего знахаря, опытного костоправа, Торуг отказаться не посмел, но попросил его приступить к лечению чуть позже, и Паруш приказал знахарю остаться у хантов. А простые воины приуныли, дурное предзнаменование виделось в этом несчастии. Сарин, также отправившийся в Поход с Бурмортом, заколол барана перед идолом, и говорил с духами. Войско пермяков отдохнуло два дня и готовилось рано утром покинуть столицу хантов.

Глубокой ночью внешнюю стражу башни за один миг пригвоздили к стене копьями. «Знахарь» окинул засов изнутри, и в башню ворвалась сотня воинов Бурморта. Унху среди ночи поднялся в отхожее место, так его и застали, он не успел нашарить нож, как его опрокинули резким ударом в лицо и поволокли за волосы, голым задом по полу. Унху почувствовал холод железа у горла, в лицо полыхнул огонь факела. «Да брось его, смотри мальчишка». Ханты в башне были обезоружены или перебиты, Торуга вытащили из башни на идолище.

Там Бурморт при свете факелов и под защитой своих сотен воинов и справил суд.

Торуг не стоял на ногах, висел руками на двух слугах.

Вождь хантов по обряду, приготовленному Сарином, отрекся от претензий за престол, клялся духами и богами, да такими клятвами, что мало кто посмел бы идти за ним, боясь попасть под проклятье.

Оставшихся в живых воинов-хантов, десятка три, присоединили к войску, их по горсти раскидали по разным вождям.

Затем Бурморт велел отправить Торуга в Пермь, да держать там.

- Как только в Перым придет весть, что я погиб, тебе перережут горло. Так что связаны наши жизни. Молись за меня! А если вернусь живым, отпущу тебя. За выкуп, конечно. Семьдесят золотых монет. Вели хантам, пусть начинают сейчас собирать, а то не успеют насобирать столько.

Только тогда Торуг понял, что проиграл полностью, оттолкнул от себя слуг, стал сыпать проклятиями в адрес Паруша.

- А ты, вотяк, забыл, как он привез тебя на аркане! Не ждал я от тебя предательства… ты же просто чурка в его игре… так пусть… тебе…

Бурморт не стал слушать:

- Светает. Пора выступать! Заткните ему рот. И перебейте ноги. Пусть больше не врет. До Перыма доедет и так, на носилках.

Идея с походом на половцев оказалась очень удачной. Степная междуусобица затянулась, и пермяки сделали даже три больших, многомесячных рейда по пограничным землям ханов. Возвращались с богатой добычей домой, отдыхали, отъедались и опять собирали большой Поход. И каждый приносил Бурморту не менее ста золотых монет, брались крепости, грабили селения и стойбища, за ханских детей и жен получали большие выкупы. Армия Великого Вождя становилась все больше с каждым походом, иногда он разделял ее, оставлял часть воинов с одним из вождей осаждать крепость, а сам с основной частью двигался дальше.

Наконец, с юга на пермяков двинулась крупная рать половцев, когда-то любому везению бывает конец. Разделенная армия пермяков стала уходить в Хантию, но часть их, возглавляемую Парушем, половцы все-таки настигли. Пермяки были окружены несколькими тысячами всадников и полностью перебиты.

Паруш с несколькими воинами успел выскользнуть на быстроногом коне, но половцы повисли на нем, словно гончие. «Уходи, вождь!», крикнул один из его воинов, осаживая коня и доставая лук, остальные последовали его примеру, и Парушь помчался дальше. Лишь один воин, невысокий и легкий, низко пригнувшись к холке, неся вслед. Трус, мелькнула мысль у вождя Паруша, потом он казнит его, и это будет бесславная, позорная смерть! Дробь копыт стучала о мерзлую степь. Половцы были где-то рядом, но расстояние постепенно увеличивалось, их кони тоже устали. Трус поравнялся с вождем, и Паруш повернул голову, чтобы посмотреть на него. И в это время в передние ноги его коня полетела сулица. Вотяцкий вождь кувырком перелетел через голову коня, расластался на земле… Унху подъехал к нему, замахнулся вторым дротиком.

- Проклятый хант, - захрипел Паруш.

- Ты предал моего вождя, - ответил Унху, - отдал его пермякам! Пришло время расплатиться…

- Заткнись! Бей уже, щенок… Ммм, моя нога!..

Унху, посмотрел на его лицо, искаженное болью, на неестественно лежащую ногу. Половецкие всадники стремительно приближались.

- Следующим будет Бурморт! – Унху вскинул сулицу острием вверх и понесся вскачь.

Он не ушел слишком далеко. Половецкие стрелы стаей взметнулись в воздух, несколько воткнулись в щит, висящий на спине Унху, но одна вошла точно в затылок, между нижним краем щита и нижним шлема.

Паруш-вотяк был взят в плен и казнен половецким ханом, говорили, что его разорвали лошадьми. Вторая часть войска с Бурмором успела ускользнуть от мести, их погибшие товарищи задержали половцев на несколько спасительных дней.

Так закончил свою жизнь вождь вотяков и зыврян, Паруш из рода Пару, который, так уж случилось, своей смертью спас Бурморта. Его вассал, его опаснейший враг, его верный союзник, и немного не успевший при жизни породниться с ним, через брак их детей: Верлена Пару и Паравы Пермякид.

А в Перыме Великого Вождя с новостью ждал его управляющий Бурморт Бурмортид. Но прежде, чем он начал говорить, из комнаты ужиком выскользнула тонкая зеленоглазая девочка лет семи.

- Кто это?

- Моя дочь, Мазава. Мать ее умерла, сгорела в лихорадке. Так девочка со мной теперь всюду. Одна она у меня… Вести Великий Вождь, нежданные, из далеких краев.

- От Кунавы?

- Н-нет… От Нилога. Люди Хлынова из земли Мари зовут тебя править ими!

[Эрвин 26]

Терхо видел многих правителей. Вождей, князей, ярлов, конунгов.

Его финны нанимались к разным людям. Были свирепые, как датский ярл, который всегда бросался в атаку впереди своего войска. Были трусливые, как кольский вождь, который перерезал своих братьев, а когда вся Кола обратилась на него, спрятался за спинами наемников. Были умные, как ливонский предводитель, который в решающий момент тайно переправил к себе на подмогу его, Терхо, отряд, и победил в междуусобице латгальских племен. Были жадные, как князек, которому нужна была помощь при сборе дани с русских племен, и который потом не захотел рассчитаться с наемниками после выполненной работы.

Но этот пермский вождь был ни то, ни другое, ни что-то еще, а просто какой-то бесцветный, словно выгоревший на солнце. С таким много не навоюешь.

Терхо разглядывал человека по имени Бурморт из-под косматых бровей и никак не мог понять, что же он есть такое. И с какой стороны ему ждать подвоха. Ведь он, Терхо, отвечает за своих людей, его воины верят в него. Три сотни всадников, три сотни лучиков и трижды три сотен пеших воинов. Терхо дорожил доверием каждого из своих людей, знал, что потеряй его – они уйдут к другому командиру.

- Словно подземный дух пьет из него душу, - вполголоса сказал Уоти, командир лучников.

Он, то ли угадал мысли командира, то ли сам подумал о том же.

Пермяка интересовало, часто ли доводилось Терхо осаждать крепости, как будут приходить новые воины в его отряд и зачем его пехотинцам по два щита. Последний вопрос не задавал раньше никто из нанимателей, этот вождь был приметливым, наблюдательным. Потом говорили о цене. О ближайших планах. Об условиях завершения службы. Подошли к главному…

- Ну что Терхо, ты и твои люди готовы служить мне?

Этот вопрос Терхо понял без переводчика. Он наклонил вбок голову, и, подумав, ответил:

- Мы будем есть. Молиться богам. Спать. Потом есть. Потом будет ответ.

Нилог перевел.

- Нилог скажи ему, что нам дорог каждый день, что в Хлынове нас ждут…

Терхо скрестил руки на груди, и медленно помотал головой.

- Война этто всегда долгая работта. Мы не можем торопиться. И браться за нее, не помолившись и не подумав обо всем.

Пермяцкий вождь разочарованно махнул рукой:

- Ладно. Пусть спят-едят. Подождем…

Терхо и его отряд сопровождал Нилог со своим мальчишкой и несколько проводников, Великий Вождь остался у себя в столице. Нилог дорогой рассказывал о том, что долго жил в Хлынове и, покидая его, оставил там сильную про-пермяцкую партию, самые зажиточные люди польстились на золото и инсценировали призвание Перьми за правление в этой марийской вотчине. Отнюдь не все в Хлынове на стороне пермяков, да и Вождь Мари будет оборонять свои земли. Терхо расспрашивал о высоте стен, о башнях, о количестве ворот, количестве жителей.

Шли скрытно, в Мари узнали о войске, только когда наемники уже пересекли порубежье.

Воевода Хлынова, поставленный там марийским вождем, успел собрать всех, кто был под рукой, и заперся в городе.

Финны появились у городских стен днем. И сразу принялись за дело, как будто и не было длинного перехода. Всадники разбились на группы и объезжали городские стены. Немногочисленные пехотинцы ставили какую-то разметку, а в ближайшем лесу дробно и гулко застучали топоры. Потом наступил вечер, и кроме огня костров ничего видно не было.

Зато утром на стенах было уже масса народу, ратники и горожане, всем хотелось посмотреть. Со стен это выглядело чудно. Совсем не похоже на армию: ни боевых порядков, ни труб, ни ультиматумов. На крепость финны вообще не обращали никакого внимания. Как будто пришли строители, мастеровые по найму, и привычно, размеренно стали делать свою работу. Только несколько конных пикетов не вписывались в общую картину: лучники копали ров, пехотинцы рубили лес, лошадьми подтаскивали ко рву, обтесывали и заостряли стволы и выстраивали частокол. Частокол получался высокий и крепкий, внушительный. Хлыновцы горланили со стен и смеялись, но чужаки не реагировали, может, не знали языка. Продолжали работать, одна смена сменяла другую, стена и ров росли на глазах. К середине дня шутки и насмешки постепенно сменялись раздражением.

- Да они нас этой стеной окружат, да голодом-измором возьмут.

- Не возьмут… Сколько сами-то просидят тут?

- Просидяяят… Вон вишь еще то срубы стали делать… делянные вон за частоколом, не в шатрах жить будут. Эти надолго пришли.

- Как придут - так уйдут! Вождь соберет в Мари войско да погонит… Может идет уже к нам на выручку. Мокша, а ну шугани их стрелой, достанешь?

- А то!.. они ж совсем рядом!.. не таятся!.. Давай робята!..

Со стен одна за другой полетели стрелы, в тех, кто копал ров. Одного из финнов ранило. На стене это заметили и возбужденно и радостно загудели. Терхо кивнул Уоти.

Командир лучников быстро отвел копальщиков, вывел на их место две сотни лучников, двумя шеренгами. Приказал взять по две стрелы с утяжеленными наконечниками.

Те, кто были на стенах, увидев их построение, тут же спрятались за зубцами. Те, кто был с луками, выстрелили еще несколько раз и тоже скрылись - ни одна голова не виделась больше между зубцами.

Уоти, поднял свой шест (на конце несколько перьев на шнурке), опеределил ветер, потом им же показал угол стрельбы и коротко «такнул».

Сотня стрел взмыла в небо, потом вторая.

До финнов долетели крики боли – стрелы по высокой дуге взлели вверх, и сметроносным дождем ринулись вниз – для защитников это стало неожиданностью, у многих не было щитов, и стрелы хотя и потеряли часть убойной силы, многих все-таки серьезно ранили, в плечи и головы.

Воины Уоти выставили фашины – связки из свежесрубленных веток, чтобы прикрывали копающих от стрел со стен, и вернулись к работе.

На том все и успокоилось, финны работали, готовились к долгой осаде, в городе тоже с этим смирились и ждали войско из Мари.

- Ну что твои люди в городе? – спросил Терхо у Нилога на другой день.

- Пока нет вестей. Может решают что-то, или ждут…

Мальчишка-пермяк с кинжалом на боку и в коротком плаще вертелся тут же.

- Терхо-воин, что строят твои люди за частоколом? – спросил он.

- А ты так же приметлив, как твой отец, - ответил Терхо Нуянзе. Нилог промолчал.

Третью ночь финны долго не ложились, а потом спали в одежде и доспехах. Когда Нуянза спросил почему, Терхо молча показал на луну - та серебрила окресности ярким светом. Терхо, Уоти и Тууве на следующий день молились Укко, и бог услышал их…

На четвертую ночь луны не было. Едва наступила ночь, как зарядил тяжелый дождь, от которого сразу промокли накидки, доспехи, щиты. Финны в полной темноте и в полной тишине девятью колоннами стояли у стен города. Лучники оказались бесполезны, в темноте невозможно было стрелять, да и луки пришли в негодность от воды.

Терхо похлопал по плечам стоящих рядом воинов, они передали приказ дальше, и вот все девять колонн, по сотне наемников в каждой, сжимая очень длинные лестницы, заранее приготовленные, пошли к стенам. Лестницы были широкие, для трех человек в ряд, утяжеленные снизу противовесом. Ноги вязли в раскисшей земле, но зато дождь заглушал, гасил все звуки.

Мокша ходил по стене, отставив рогатину и кутаясь в старую облезлую шкуру. Сначала он сидел, но вскоре продрог, и теперь старался согреться, притоптывая, стуча зубами, и моля Кугу-Юмо не посылать на него молний и грома. Другому стражнику, караулившему соседний участок, повезло больше, рядом с ним был навес (его недавно поставили, чтобы в случае чего укрываться от падающих сверху стрел), куда он и забрался, и теперь, похоже, там задремал. Дождь нарастал. Кугу-Юмо мольбы не услышал… И когда сверкнула первая, посланная им в землю молния, в ее свете Мокша через зубцы увидел огромных великанов, выше стен, стоящих в свой исполинский рост и тянущихся к нему.

Хлыновский стражник взвыл, бросил шкуру и бросился бежать.

Тяжелые лестницы, поднятые вертикально, стали опускаться, верхним краем падая на стены. Две лестницы не зацепились за край, воины в этих колоннах в темноте взяли слишком большую дистанцию, еще одна, ударвшись с размаху, не выдержала и переломилась пополам. Еще одна пошла криво, зацепилась за стену только одним краем, потом поползла вниз, и так и застряла перекошенная, ребром вверх. Но остальные колонны выстроились точно по заранее вымеренным меткам-фашинам, и пять лестниц легли на стены точно и прочно. Еще не успели разбуженные криками Мокши защитники появиться на стене, как там уже были финны.

Хлыновская стража дважды налетала на них и дважды с воем откатывалась от стены щитов, ощерившейся короткими копьями, убитых не было, только раненные, которых свои же сзади пихали вперед, на вслепую выставленные финнами острия, прицельно бить в темноте было невозможно.

Терхо выстроил три колонны, по заранее намеченному плану. Одна должна была занять ближние Восточные ворота, вторая занять дом и подворье марийского воеводы в центре города(Нилог дал подробное описание центральных улиц), третья, ускоренно двигаться к Западным воротам, чтобы и их взять под контроль нападающих. Лучники Уоти тем временем заняли крепостные стены, а всадники Тууве стали в заслон в намеченном месте…

Когда Мокша добежал до дома воеводы, тот был уже в седле, наскоро одоспешенный, без оружия, но с плетью в руке. Рядом, торопясь, огружали коней его люди.

- Сотник отступил к Восточным воротам, - закричал Мокша издалека, - повелел передать, что не удержит их! Что делать, воевода?! Сила их! Сюда тоже идут!

Последнее было уже излишним, в конце изогнутой улицы показалась штурмовая колонна финнов, смолисто отплевываясь шипящими от дождя факелами, она неотвратимо напирала, будто всасывала в себя улицу, со всем, что на ней оказывалось.

- Назад, смерд! – воевода оттолкнул Мокшу богатым красным сапогом и взмахнул плетью! Хлыновец повалился наземь. – К Западным Воротам!

Мокша увидел, как кавалькада из нескольких всадников и нескольких груженых лошадей исчезли на другом конце улицы, и, не вставая, на четвереньках пополз в сторону, лишь бы не попасть под надвигающееся многоногое чудовище.

Воевод добрался до Западных ворот раньше третьей колонны – путь был свободен!

Спасена жизнь, увезена казна Хлынова! Как оправдаться перед вождем за потерю города он еще подумает, главное – сейчас… Воевода возликовал, выехав из ворот Хлынова и рванув вперед, когда из предрассветной серой мути навстречу выступили конные цепи финнов…

Утром воевода стоял перед Терхо и Нилогом. В большом зале, где он еще совсем недавно творил суд и власть, кроме них троих никого не было. Снаружи стояла надежная стража и самые главные и зажиточные люди Хлынова, на чьи дома указал Нилог, были приведены туда и собраны в одну кучу.

А в зале, в центре их треугольника – казна Хлынова, дань долго собираемая марийским воеводой – меха, монеты, золото.

- Твои воины храбро сражались и заслужили награду за эту ночь, доблестный Терхо, - велеречиво начал Нилог, будущий правитель захваченного города, - И хотя ты не дождался от меня, чтобы мои люди открыли ворота, - тут в его голосе скользнули ревнивые нотки, - а у меня все было почти готово, а поступил по своему… Думаю, будет достойной наградой, если ты возьмешь эти мешки себе…

- А что ты хочешь взамен? – Терхо был более прям.

- Не грабь Хлынов! Прикажи своим воинам не трогать никого из горожан и горожанок… Кого они уже напугали или прижали где – пусть уж. Так даже лучше. Но теперь, пообещай, что по моему сигналу остановишь своих воинов. А взамен - вот казна, посмотри!

- А что скажет твой пермяцкий Вождь?

- Зачем ему вообще знать? Кто скажет Бурморту? Нас здесь всего трое! Я, например, вообще никакой казны не видел. А он, - Нилог кивнул на воеводу, подумал и демонстративно отвернулся в сторон, - его я тоже не видел. Он ведь удрал из города ночью. Вместе с казной.

Терхо думал, поглаживая рукой седоватую бороду, гразглядывая мычащего в кляп и вращающего глазами пленника. Потом по-фински кликнул своих

- Пусть умрет, - и, увидев обнажающийся меч, добавил, - Не как воин.

Воеводу удавили тут же в зале, на мешках с россыпью монет и мехов. Завернули в ткань и вынесли. Но «отцы Хлынова», скученные у входа, успели заприметить красные сапоги подмышкой у одного из финнов.

С хлыновцами Нилог говорил скупо и делово: предложил остановить разорение, грабежи и насилия, в обмен на выкуп. Сумма выкупа показалась невообразимо огромной, практически невыполнимой, «отцы города» поняли, какого лиса они сами впустили в свой курятник. Но было уже поздно, и теперь у каждого из них перед глазами маячили красные сапоги…

[Pulse 69]

- Не грабь Хлынов! Прикажи своим воинам не трогать никого из горожан и горожанок… Кого они уже напугали или прижали где – пусть уж. Так даже лучше. Но теперь, пообещай, что по моему сигналу остановишь своих воинов. А взамен - вот казна, посмотри!

- А что скажет твой пермяцкий Вождь?

- Зачем ему вообще знать? Кто скажет Бурморту? Нас здесь всего трое! Я, например, вообще никакой казны не видел. А он, - Нилог кивнул на воеводу, подумал и демонстративно отвернулся в сторон, - его я тоже не видел. Он ведь удрал из города ночью. Вместе с казной.

Терхо думал, поглаживая рукой седоватую бороду, гразглядывая мычащего в кляп и вращающего глазами пленника. Потом по-фински кликнул своих

- Пусть умрет, - и, увидев обнажающийся меч, добавил, - Не как воин.

Я уже голову сломал, что же в реальности у вас произошло в игре, если смотреть на эту ситуацию.

[Эрвин 26]

Я уже голову сломал, что же в реальности у вас произошло в игре, если смотреть на эту ситуацию.

Все очень просто.

В игре: при взятии Хлынова был пленен местный вождь, выкуп платить отказался, я его тут же казнил(даже имя не запомнил).

А в аар-е мне показалось слишком нудно доставлять его в Перым к Бурморту и там казнить, поэтому "порешали" все на месте. А про казну чистое художество, нужна была зацепка на смену командира наемников.

[Tirrex 243]

Все очень просто.

В игре: при взятии Хлынова был пленен местный вождь, выкуп платить отказался, я его тут же казнил(даже имя не запомнил).

А в аар-е мне показалось слишком нудно доставлять его в Перым к Бурморту и там казнить, поэтому "порешали" все на месте. А про казну чистое художество, нужна была зацепка на смену командира наемников.

Скриншоты отсутствуют вот и непонятки. Добавили б хотя бы один - сразу было бы понятно.

[колбаса)) 1]

Классно написано. Необычный стиль. Жду продолжения

[Viktor555 12]

Йоу! Йоу! Пермь вперед!

[Адмирал 4,706]

Автору респект, хороший аар

[Tempest 3,312]

i

Перенесено в Заброшенные

Изменено 25.02.2015, 13:36:24 пользователем Lord Meowric